Музыканты снова вернулись к заунывной инструментальной импровизации, и Гарику взгрустнулось. Прозвучала его старая песня, которую он написал с посвящением юной Зинаиде. Когда же это было? Пожалуй, лет десять назад. Как быстро летит неутомимое время…

Жалостливая волна воспоминаний больно ударила Гарика в грудь, и ему тотчас стало душно и противно в этом обрыдлом зале ресторана. С трудом поднявшись со своего стула, он, покачиваясь и наталкиваясь на приятелей и их столики, подался к выходу. Только теперь Гарику стало ясно, что уже никто и никогда не будет его так любить, как страстная Зинаида! Никто и никогда! А уж, тем более, эта легкомысленная смазливица Люська! Эту ушлую маклершу интересуют только деньги и удовольствия, которые можно на них купить. А Зинуля совершенно не такая… Она чуткая, верная и нежная женщина. Конечно, ему порой доставалось от ревнивой возлюбленной, но виноватым-то всегда был он! Все эти его бесчисленные друзья-пьянчужки и пустоголовые подружки, алчущие любовных приключений и удовольствий, — кому, интересно, такое разношерстное отребье понравится?

Прохладный поток свежего ночного воздуха хлынул Гарику в лёгкие, будто эфирные испарения, и заставил откашляться. Перекрёсток трёх дорог был мрачным и пустынным. Лампы на фонарных столбах не горели, и, если бы не полная Луна, мерно сияющая над горизонтом, на кривом перекрёстке было бы темно и жутко.

Гарик засунул в рот сигарету и уселся на лавочку у входа в «Хрустальный звон». Сколько же раз его, пьяного и грязного лабуха, увозила отсюда добросердечная Зинаида? Сотню или тысячу? Не сосчитать! А он… Эх, Гарик, Гарик! Да для тебя слово «мразь» должно звучать незаслуженной похвалой!

По дороге лихо промчало жёлтое такси и, свернув на перекрёстке, исчезло из виду. Втянув ноздрями ароматный бензиновый выхлоп, Гарик подкурил сигарету и выпустил струйку дыма в сторону сияющей Луны. В голове тотчас затуманилось, и к горячему горлу подступил тошнотворный ком. Горько кривляясь, Гарик выплюнул сигарету себе на живот; с отвращением сняв её с рубашки, швырнул в кусты роз и горько задумался.

Светлый и настойчивый образ Зинаиды в последние дни не покидал его, даже когда он общался со сладкоголосой и темпераментной Люськой. Странное дело! Чем больше Гарик пил, тем ярче в его сознании полыхал, разгораясь, этот милый образ любящей его женщины.

Всё ясно — это любовь! Запоздалое психическое расстройство, некая навязчивая зависимость от другого человека, в данном случае от Зинаиды. Но почему эта болезненная, почти маниакальная, зависимость возникла после окончательного и бесповоротного разрыва с Зинаидой? Где же она была раньше, эта коварная любовь? Отчего так поздно посетила душу и сердце Гарика? Случись она раньше, многое можно было бы исправить в безрассудной и бесшабашной жизни холостого мужчины…

Легкий ночной ветерок ласково перебирал кудри Гарика, бережно выдувая из его задурманенной головы хмельные остатки. Луна, так похожая на лицо Зинаиды, поднявшись высоко в небо, уменьшилась и вскоре скрылась за густыми тучами. Гарику вдруг захотелось громко и жалобно завыть на Луну, будто одинокому волку, но вместо этого из его груди вырвался сухой хрип, а на устремлённые в небо глаза навернулись скупые и едкие слёзы.

Но, может ещё не всё потеряно? Зинаиде тоже, поди, не сладко! А что, если… Нужно немедленно явиться к ней, пасть в ноги и вымолить прощение! И совсем неважно, сколько на это уйдёт времени! Гарик готов провести на коленях перед любимой весь остаток своей непутёвой жизни! Зинаида непременно его услышит, рано или поздно! И тогда наступит оно, заветное, — счастье, счастье, счастье!!!

В конце улицы задрожали огоньки автомобильных фар, и Гарик умиротворённо улыбнулся. Сейчас он остановит машину, будь то такси или же сам дьявол на колёсах, и помчится к своей возлюбленной! Огоньки быстро приближались и Гарик, запустив руку в розовый куст, рванул на себя несколько белых цветков. Яркие лучи света призывно заплясали по дороге, сопровождаемые громкими ударами сердца Гарика, и он ринулся им наперерез, тихо шепча заветное слово.

Запоздало взвизгнули автомобильные тормоза, и крошечные красные капельки, падающие неровной дорожкой вслед за человеком и его скромным колючим букетом, вдруг остановились и замерли в недоумении перед быстро расплывающейся лужицей таких же капель, щедро истекающих изо рта, носа и ушей Гарика. Луна заглянула в остывающие глаза Гарика и, не найдя в них ничего интересного, скрылась за мрачными тучами.

Глава 47

— Ох… — ещё раз встрепенулась мнительная Зинаида Васильевна, окончательно разглядев стройную женщину в белом, и возбужденно зашептала:

— Да как же это… Не может быть.

Убедившись, что улица за воротами безлюдна, поникший Роман Романович, отрывисто пожав мужчине руку и по-приятельски похлопав его по плечу, поспешил к даме в белом. Перестав улыбаться, стройная дама остановилась перед беседкой и засмотрелась на Зинаиду. Облобызав удивлённой даме ручку, Роман Романович открыл, было, рот для представления прибывших гостей, но взволнованная Зинаида выпалила первой:

— Вы-ы?! Как… как вы сюда попали?! Что это всё значит?!

— Всё в порядке, девочка моя! А ты здесь как оказалась? — парировала дама.

— Я? В гостях, по приглашению… именинника!

— И мы, милая моя… Не так ли, Роман Романович? — обернулась к Вовкиному дяде дама, ожидая от него подтверждения своих слов.

— Абсолютно верно! — засуетился Роман Романович, плохо соображая, что на самом деле происходит. Вовка с Яной в свою очередь непонимающе переглянулись, зато Нид многозначительно заулыбался.

— Разрешите представить прибывших гостей! — обращаясь почему-то к куполу беседки, бодро продолжил взбудораженный Роман Романович. — Прошу любить и жаловать — мои старинные друзья! Софья Дмитриевна с супругом Василием Петровичем! Проходите, пожалуйста, и знакомьтесь поближе!

Гости чинно прошли в беседку, с приветливыми улыбками разглядывая присутствующих, в особенности — Зинаиду, а Роман Романович смущённо продолжил:

— Прошу любить и жаловать: наша общая приятельница Зинаида Васильевна, мой племянник Владимир и его друзья — Яна и Нид.

Дама подошла к раскрасневшейся и поникшей Зинаиде, молча обняла её за плечи и… поцеловала в лоб! Яна с Вовкой, не сговариваясь, вытаращились на Нида, который добродушно улыбался, будто ничего особенного не происходило.

— Ты чего усмехаешься? Кто это, выкладывай, ну… — зашипела Яна, толкая его в бок. Продолжая улыбаться, Нид склонился к детям и шепнул:

— Родственники…

— Да у него тут все родственники, Яна…- вмешался Вовка и тоже слегка пнул локтем Нида с другой стороны. — Колись, давай. Кто это, конкретно?

— Сейчас узнаете…

— Ага, сейчас ты у меня узнаешь, родственничек… На Зинаиде лица нет, а он тут выкаблучивается… — сузила глаза Яна, и Нид нехотя выдохнул:

— Родители это… Зинаиды Васильевны.

У Вовки с Яной на мгновение отняло речь и когда к ним подошли  знакомится родители Зинаиды, дети безоговорочно смахивали на удивлённую парочку юных придурков с перекошенными лицами и выпученными глазами. Не лучшим образом выглядел и Роман Романович, рассеянно вслушиваясь в тихие слова сконфуженной Зинаиды: «Мы уже давно знакомы, Роман Романович…»

Когда гости уселись за стол, над ним нависла гнетущая тишина. Отчего-то всем, за исключением разве что Нида, стало неловко. От озера потянуло предвечерней прохладой. Надсадно и с издёвкой взялись продирать свои глотки смелеющие лягушки, настраиваясь на предстоящий долгозвучный концерт. Ветер, прогнав над лужайкой стайку цветочных лепестков, беззаботно ворвался в беседку, и, казалось, юркнул вниз и затаился под огромным столом, будто выжидая раскрытия какой-то важной и запутанной тайны.

— Друзья мои! — нарушил тишину Роман Романович. — Прошу вас угощаться, общаться и веселиться!

— Позвольте мне, Роман Романович! — поднялся Василий Петрович с бокалом вина в руке, и Роман Романович дружелюбно кивнул ему в ответ. — Благодарю! Мне, признаться, весьма и весьма приятно встретить собственную дочь в компании таких замечательных людей…