LXIII.
БУДУЩЕЕ
Я заглушил в душе о прошлом сокрушенье
И настоящего бессильно не кляну:
Мне старость принесла заката тишину,
Неистового дня благое завершенье.
Былого с будущим я чувствую смешенье,
Две жизни разные учусь сливать в одну;
Как тень грядущего – встречаю новизну,
А юность новую – как наше утешенье.
Сейчас на улице, гурьбою мяч гоня,
Шумел подростков рой; веселый смех, возня,
Потом задорный спор… И схватка буйной драки.
О, сколько было в них упорства и огня…
И как не помечтать, что эти забияки
С судьбой поборятся удачнее меня.
LXIV.
ВНУЧКА
Молитву лепеча в мерцаньи робкой свечки,
Она доверчиво глядит на образа:
Совсем по-взрослому задумчивы глаза
И нимбом золотым дрожат кудрей колечки.
А днем раздолье ей в лесу, в лучах, у речки,
Всё веселит – цветок, и гриб, и стрекоза.
Да вдруг припустит вскачь, размашисто борза,
Как жеребеночек, не ведавший уздечки.
На зависть, право, прыть у этих непосед!
Но истинно сказал безвестный сердцевед,
Что чистая душа и радость – неразлучки.
Невмочь уж мне бежать за быстроногой вслед,
Но смех ее во мне, и ясным счастьем внучки,
Как светом солнечным, согрет усталый дед.
LXV.
ЗАБВЕНЬЕ
Не Ангел Смерти ли нисходит в те мгновенья!
Вдруг кто-то мне смежит легко глаза рукой,
По телу разольет неведомый покой
И сердце погрузит в затон отдохновенья.
Не мертвенный застой, а тишь без дуновенья,
Где время не журчит бессонною рекой:
Ни помыслов, ни чувств, ни тягости плотской
На крыльях ласковых живого всезабвенья.
Не так ли, в должный миг, придет и смерть моя…
Погаснет внешний мир. Сольюсь навеки я –
Свободный вновь – со всем, что было, есть и будет.
И, как вкусившая целебного питья,
В безгрезном вечном сне душа себя забудет,
Росинкой растворясь в пучине бытия.
LXVI.
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Топорщась, воробьи купаются в пыли,
Сквозь дымку солнце жжет, пылая рдяным шаром,
И духота гнетет недвижным банным паром,
И грузны облака, как с мельницы кули.
Попряталось зверье. Цветы изнемогли…
Грозу зачуял лес с тревогой в сердце старом…
Вот шумно вихрь прошел. Вот гром глухим ударом
Сорвался с высоты и катится вдали.
В смятении земля, измученная зноем.
И тучи черные с серебряным подбоем,
Дымясь и грохоча, грядой идут на нас.
Так конница гремит, смыкаясь тяжким строем,
Чтоб с грозным топотом, блестя стеной кирас,
Промчаться по полю, охваченному боем.
LXVII.
LAMBWOOL
Евгению Александровичу Этгес
Lambwool– напиток старой Англии.
Как славно отдохнуть в таверне придорожной
Под полночь всаднику, продрогшему в метель.
Служанка сонная ушла стелить постель,
Трактирщик угли вздул. Камин трещит тревожно.
«Озяб, хозяин, я. Согреть бы глотку!..» – «Можно!..»
В огромной кружке он запенил крепкий эль,
Нескупо рому влил и яблочный кисель,
Крутой, как шерсть овцы, вмешав, растер надежно.
А кочерга уже нагрета докрасна.
В сосуд ее конец! Скорей! – Шипит она, –
Напиток закипел, повеяв пряным паром.
И гость неспешно пьет заветный взвар до дна;
Горячие глотки в крови текут пожаром…
Глаза слипаются… Тепло… И тишина.
LXVIII.
ВСЁ К ЛУЧШЕМУ
«Всё к лучшему… в конце», – по мудрости китайской.
Мне память шепчет вновь минувшего рассказ,
И мертвые цветы давно безводных ваз
Я оживляю вновь с заботою хозяйской.
Всё знал когда-то я, моей порою майской, –
Любовь, любви тоску, и ласку милых глаз,
И ложный их обет… Как много-много раз
За счастьем гнался я, за мнимой птицей райской.
Ошибкам горестным, обманам нет числа…
И где ж печаль о них? Душа не помнит зла,
Как повести чужой в давно прочтенной книге.
Но, незабвенная, доныне так светла
И радостна мечта о том внезапном миге,
Когда ты в жизнь мою нежданная вошла.
LXIX.
В ЛЕСУ
Прогрета полднем тишь под зеленью сквозной,
Лишь треск кузнечиков дрожит, как звон протяжный;
Здесь – рдеют ягоды, там – папоротник важный,
Лоснясь, красуется листвою вырезной.
Вдруг дятел простучит; внизу под крутизной
Испуганный олень встревожит лист овражный –
И тишина опять. И снова дремлет влажный,
Дыханьем пряных трав отягощенный зной.
Природы творческой надежный заповедник,
Все тайны знает лес, как старец-собеседник,
С глазами светлыми и ласковым лицом.
Безмолвных скитников нечаянный наследник,
К их счастью близок я: меж мною и Творцом
Весь чудный мир Его – приветливый посредник.