Поиск
«Голый отрок в поле ржи…»*
Голый отрок в поле ржи
Мечет стрелы золотые.
Отрок, отрок, придержи
Эти стрелы золотые!
К небу взвившись, прямо в рожь
Упадут златые стрелы,
И потом не разберешь:
Где колосья, где тут стрелы.
Злато ржи сожнут в снопы,
Но от стрел осталось злато.
Тяжко зерна бьют цепы,
Но от стрел осталось злато.
Что случилось? ел я хлеб.
Не стрелой ли я отравлен?
Отчего я вдруг ослеп?
Или хлеб мой был отравлен?
Ничего не вижу… рожь,
Стрелы, злато… милый образ…
Все мне — призрак, все мне ложь,
Вижу только — милый образ.
«Рано горлица проворковала…»*
Рано горлица проворковала,
Утром под окном моим пропела:
«Что не бьешься, сердце, как бывало?
Или ты во сне окаменело?
Боже упаси, не стало ль старо,
Заморожено ль какой кручиной?
Тут из печки не достанешь жара,
Теплой не согреешься овчиной».
Пташка милая, я застываю,
Погибаю в пагубной дремоте,
Глаз своих давно не открываю,
Ни костей не чувствую, ни плоти.
Лишь глубоко уголечек тлеет,
В сердце тлеет уголечек малый.
Слышу я сквозь сон: уж ветер веет,
Синий пламень раздувает в алый.
Октябрь-ноябрь 1911
VI. Маяк любви*
С. В. Миллеру
«Светлый мой затвор!..»*
Светлый мой затвор!
Ждал Царя во двор,
А уж гость сидит
Там, где стол накрыт.
Поклонюсь ему,
Царю моему.
Сердца не позорь:
От утра до зорь
Не устало ждать,
Скоро ль благодать
Гость мой принесет,
Меня спасет.
Светлый мой затвор,
Ты — что царский двор!
Умным духом пьян,
Жгу святой тимьян:
Стукнуло кольцо
В высоко крыльцо.
«Сколько раз тебя я видел…»*
Сколько раз тебя я видел,
То ревнуя, то любя,
Жребий сердце не обидел:
Видел спящим я тебя.
Забывается досада,
Тупы ревности шипы,
Мне не надо, мне не надо
Мной изведанной тропы.
Так докучны повторенья:
Радость, ревность и тоска,
Но для нового строенья
Крепкой выбрана доска.
Что там было, что там будет,
Что гадает нам звезда?
Нежность в сердце не убудет
(Верю, верю) никогда.
Пусть разгул все бесшабашней,
Пусть каприз острей и злей,
Но твой образ, тот домашний,
Тем ясней и веселей.
Ты принес мне самовольно
Самый ценный, нежный дар,
И расплавился безбольно
В ясном свете мой пожар.
Павильоны строил — зодчий —
Я, тоскуя и шутя,
Но теперь не ты ли, Отче,
Мне вручил мое дитя?
«Не правда ли, на маяке мы…»*
Не правда ли, на маяке мы —
В приюте чаек и стрижей,
Откуда жизнь и море — схемы
Нам непонятных чертежей?
Окошко узкое так мало,
А горизонт — далек, широк,
Но сердце сердце прижимало,
Шептало: «Не настал ли срок?»
Нам вестники — стрижи да чайки,
А паруса вдали — не нам;
Любовь, какой другой хозяйке,
Как не тебе, ключи отдам?
Входи, хозяйствуй, полновластвуй:
Незримою ты здесь была,
Теперь пришла — живи и здравствуй
Над лоном хладного стекла;
Отсюда жизнь и море — схемы
Нам непонятных чертежей,
И вот втроем на маяке мы,
В приюте чаек и стрижей.
«Ты сидишь у стола и пишешь…»*
Ты сидишь у стола и пишешь.
Ты слышишь?
За стеной играют гаммы,
А в верхнем стекле от рамы
Зеленеет звезда…
Навсегда.
Так остро и сладостно мило
Томила
Теплота, а снаружи морозы…
Что значат ведь жалкие слезы?
Только вода.
Навсегда.
Смешно и подумать про холод,
Молод
Всякий, кто знал тебя близко.
Опустивши голову низко,
Прошепчешь мне «да».
Навсегда.
«Сегодня что: среда, суббота?…»*
Сегодня что: среда, суббота?
Скоромный нынче день иль пост?
Куда девалася забота,
Что всякий день и чист и прост.
Как стерлись, кроме Вас, все лица,
Как ровно дни бегут вперед!
А, понял я: «Сплошной седмицы»
В любви моей настал черед.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: