Поиск
4. Сопернику
Из-за танцовщицы мы выйдем в бой,
А прежде ссорились из-за Ронсара.
Я жду — старинной кровью голубой
Залить мундир гвардейского гусара.
Мы двое с ней гуляли подле верб,
Но не двоим разжать ее колени.
Ни мой, как и ни твой кровавый герб
Не радует вместить рогов оленя.
Но не враги. И тот, кто вышел лечь
На утренней, еще росистой хвое,
Другому скажет: «Боле милых плеч
Не целовать мне — зацелуй их вдвое!»
5. Ramoli
Я приехал лечиться в Гагры.
О, волны, вы мне руки гладите,
Но старую песню о прадеде
В пальцах выстукивает подагра.
А губы — жадное наследье —
Губы от ханов (но не пахарей!)
У меня, в какао да в сахаре,
Не искусят никакой миледи.
О, прадеды милые, деды,
Столько женщин вам сердце отдало.
Что же не завещали отгулу
Вы вашему ни одной победы?
Разлука
Она в дверях не спросит: «Можно?»
Не надо ждать ее в бреду.
(«Ламентации мои»)
1. Отъезд
Отъезд твой больше не угрозы —
Исполнился он и связал
Мне Николаевский вокзал
И загнивающие розы.
Высаживалися солдаты;
Я был от грусти нездоров,
Но радовавших вечеров
Все с осени запомнил даты.
Разлука тяжелей развода! —
Я снега с платья не отрес,
Не высушил прощальных роз, —
К ним вечером меняю воду.
2. День Ангела
Все помню губы огневые,
Еще искавшие моих.
День расставания впервые
И на вагоне тень двоих. —
И дома мне не оставаться,
Я до ночи нейду домой.
И не уверят больше святцы,
Сегодня, будто, Ангел мой.
3. Ко мне стучались
Вся жизнь, быть может, за стеною,
Куда не слышно молотка,
И лишь над полем — стороною —
Перебегают облака.
Я вспоминаю — и не верю,
Что, будто бы, давно-давно
Ко мне еще стучались в двери,
А голуби — в мое окно.
Глава из поэмы Аделэада
Аделаиде Р.
Вдвоем с тобою, но не с Кэтти,
Когда мои уста — твои,
Приятно мне на этикете
Узнать двузвездие Аи,
Но ненавистны буквы эти
В Аделаиде (слог «лай»)
И потому ты — Аделэдой
За мною по октавам следуй.
Начну рассказ. Настал четверг,
И ты справляла новоселье.
Я разговора не отверг
О пользе мыла из Марселя;
Но сердцу нужен фейерверк:
Чтоб мы с тобою рядом сели,
Чтоб я прочел в глазах твоих,
Что это кресло — на двоих.
Терпенье не в моей породе
И добродетель — не в крови:
Мне трудно даже при народе
Тебе быть только визави.
Конверт «Ее Высокородью»
Не пичкать клятвами любви…
Кошачий мех не станет лисьим! —
Ты не поверишь клятвам писем.
Мы говорили, и умно
Вопросов избегали спорных.
Затлело красное вино
В ланитах и жемчужных зернах,
Но было жутко и темно
Мне от ресниц иссиня-черных.
И так хотелось мне спросить:
«Тебе не трудно их носить?»
Без черных стеклышек на солнце
Глядишь ты, не смежая век,
Но в узкое — во двор — оконце
Не различить тебе вовек,
Кто там гуляет — патагонцы
Иль европейский человек?
Тебе не страшно там — за ними,
Там — за ресницами твоими?
Есть сходство меж цветов и глаз,
В тебе и в польских королевнах:
Цветут, — когда звезда зажглась,
И вянут от лучей полдневных.
О, станет пылким, как Фоблаз,
Поверишь ли мне, даже евнух,
Когда с тобой он у окна,
В окно ж Медведица видна.
Но я не страж султанских гурий,
Вообще — не сдан еще «в запас»,
В стихах — презрителен к цезуре,
А в картах — избегаю «пас».
У ног твоих, на мягкой шкуре
Я пьян, как древний козопас.
Не надо звезд! Сомкни ресницы,
Длинней которых только — снится.
Сомкни ресницы! — Верный паж
Несет твой шлейф по плитам храма,
И паж нежнее всех папаш
И всех Альфредов мелодрамы.
Не может даже метранпаж
Обоих разлучить упрямо. —
По строчкам, будто по траве,
Придем мы ко второй главе.
ПРОШЛОГОДНЯЯ СИНЕВА (Пг., 1915)
И только в имени Марии
Латинское мне слышно море.
(«Зимою зори»)
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: