Щедрою властной рукой бросил я образы миру;
К жизни от сна пробудил фавнов, сатиров и нимф.
Боги минувших времен мне откликались на лиру;
Вечная Матерь с чела звездный подъяла заимф.
Нет, не умру я совсем! Дети раздумий поэта,
Дети печали моей, жадно вкусив бытия,
Будут блуждать, как отец, среди равнодушного света
И о веселье шептать, грусть неземную тая…
Унеси меня, светлый и радостный сон,
На приволье фракийских полей,
В те века, когда в небе блистал Аполлон,
По земле же скитался Лиэй.
Сын сожженной Семелы, толпою менад
Окруженный, ты шел по лугам
И безумье дарил. Тем безумьем объят,
Человек улыбался богам.
Твой ликующий зов смертных властно отторг
От лишений, стыда и тоски.
Где ты, благостный бог, нам даривший восторг
Мановеньем всесильной руки?!..
Виноградной зеленой лозою обвит,
Сквозь ряды белоснежных колонн
С тихой лаской зовет, беззаботно манит
Этот сон отдаленных времен.
Мы – безвестная нежить болот,
Изумрудной трясины сыны;
У окраин немой глубины
Наше племя живет.
В полусне, при сиянии дня,
Мы таимся средь бледного мха
Там, где чахлая дремлет ольха,
Подле черного пня.
Но когда над болотом туман
Заколышется млечной стеной,
Мы выходим, пленясь тишиной,
На приволье полян.
Несказанной истомы полны,
Мы садимся на мшистых камнях
И купаемся в светлых волнах
Бледно-желтой луны.
Голубыми огнями горя,
Мы недавно средь влажной травы,
Под унылые крики совы,
Выбирали царя.
Сам был сер он, а хвост его бел
И короткие рожки красны;
Но, увенчанный веткой сосны,
Быть царем не хотел.
Он капризничал, плакал, просил,
Чтобы лучше был избран другой;
Он брыкался мохнатой ногой
И меня укусил…
Окруженные облаком брызг,
Мы его щекотали, смеясь,
Кувыркались и падали в грязь
Под немолкнущий визг…
Шелестела трава в эту ночь
И взлетали, ее шевеля,
Из-под мокрых кустов дупеля
С тихим цыканьем прочь.
И когда, багровея сквозь лес,
Закатилась луна, о, с какой
Безысходною плакал тоской
Каждый маленький бес!
На закатную красную медь
Со слезами мы лаяли все.
Загулявший в далеком овсе
Встрепенулся медведь…
Он звенел, наш немолкнущий плач.
Были стоны далеко слышны.
На темнеющих сучьях сосны
Завозился пугач…
В этот ранний предутренний час
Там, где ржавеет сонно вода,
Невозвратно ушел навсегда
Наш избранник от нас.
Изумрудной трясины сыны,
Мы тоскуем, заклятье творя;
Мы вчера на закате луны
Утопили царя.
Мы – беззвучное струек движенье
Усыпленной воды;
Мы — в тумане лесном отраженье
Полуночной звезды.
Нам так нравятся томные ласки
Серебристой луны.
Изумрудною зеленью ряски
Наши косы полны.
Мы — неясного шепота звуки,
Тихий плеск в тростнике,
Мы — чьи бледные тянутся руки
К звездам ночи в тоске.
Мы грустим, шелестя и вдыхая
Запах водных цветов.
Мы — воздушная, легкая стая
Чьих-то сладостных снов…
Пусть Михаилом горд в веках Иегова.
Я равнодушен к вам, враждебные владыки.
Пусть розой Астарот венчался медноликий;
Пусть без конца звучат хвалебные слова
Астарте женственной; пусть славит танец дикий
Молоха мрачного, похожего на льва.
Моя перунами увита голова. Я — Вельзевул. Я — неба князь великий…
О, только ты один, мой властный, гордый брат,
С челом пленительным, увенчанным звездою,
Своей улыбкою мне не даешь покою!
Я знаю, для кого приветливо горят
Глаза Обманчивой. Клянусь моей судьбою,
Лазурноокая, я притяну Твой взгляд!