— Слушайте,планетологи,— не выдержал Быков,— специалисты. Что будет там, внизу? Вы можете нам это сказать?

— Да, конечно,— сказал Дауге. — Это мы тебе скоро скажем.

— Когда?— Быков оживился.

— Когда будем там, внизу,— сказал Дауге. Он засмеялся.

— Планетологи,— сказал Быков. — Спе-ци-а-лис-ты.

— Н-надо рассчитать,— сказал Юрковский, глядя в потолок. Он говорил медленно и почти не заикался.— Пусть М-михаил рассчитает, на какой глубине к-корабль перестанет проваливаться и п-повиснет.

— Интересно,— сказал Михаил Антонович.

— П-по Кангрену давление в Юпитере р-растет быстро.П-подсчитай, Михаил, и выясни г-глубину погружения, д-давление на этой глубине и силу т-тяжести.

— Да,—сказал Дауге.—Какое будет давление? Может быть, нас просто раздавит.

— Ну, не так это просто, — проворчал Быков.— Двести тысяч атмосфер мы выдержим. А фотонный реактор и корпуса ракет и того больше.

Юрковский сел, согнув ноги.

— Т-теория Кангрена не хуже других,— сказал он.— Она даст порядок величин. — Он посмотрел на штурмана.— М-мы могли бы п-подсчитать сами, но у тебя в-вычислитель.

— Ну, конечно, — сказал Михаил Антонович. — Ну о чем говорить? Конечно, мальчики.

Быков попросил:

— Михаил, давай сюда программу, я прогляжу, и вводи ее в киберштурман.

— Я уже ввел, Лешенька, — виновато ответил штурман.

— Ага,—сказал Быков.—Ну что ж,хорошо.— Он поднялся.— Так.Теперь все ясно. Нас, конечно, не раздавит, но назад мы уже не вернемся — давайте говорить прямо.Ну,не мы первые.Честно жили,честно и умрем.Я с Жилиным попробую что-нибудь сделать с отражателем,но это…так…— он сморщился и покрутил распухшим носом. — Что намерены делать вы?

— Н-наблюдать, — жестко сказал Юрковский.

Дауге кивнул.

— Очень хорошо,— Быков поглядел на них исподлобья.— У меня к вам просьба. Присмотрите за Молларом.

— Да-да, — подтвердил Михаил Антонович.

— Он человек новый,и… бывают нехорошие вещи… вы знаете.

— Ладно, Леша,— сказал Дауге, бодро улыбаясь. — Будь спокоен.

— Вот так,— сказал Быков.— Ты,Миша, поди в рубку и сделай все расчеты, а я схожу в медчасть, помассирую бок. Что-то я здорово расшибся.

Выходя, он услышал, как Дауге говорил Юрковскому:

— В известном смысле нам повезло, Володька. Мы кое-что увидим, чего никто не видел. Пойдем чиниться.

— П-пойдем, — сказал Юрковский.

Ну, меня вы не обманете,подумал Быков. Вы все-таки еще не поняли. Вы все-таки еще верите. Вы думаете: Алексей вытащил нас из Черных Песков Голконды, Алексей вытащил нас из гнилых болот, он вытащит нас из водородной могилы. Дауге— тот наверняка так думает. А Алексей вытащит? А может быть, Алексей все-таки вытащит?

В медицинском отсеке Моллар, дыша носом от боли, мазался жирной танниновой мазью. У него было красное лоснящееся лицо и красные лоснящиеся руки. Увидев Быкова, он приветливо улыбнулся и громко запел про ласточек: он почти успокоился. Если бы он не запел про ласточек, Быков мог бы считать, что он успокоился по-настоящему. Но Моллар пел громко и старательно, время от времени шипя от боли.

3. Бортинженер предается воспоминаниям,

а штурман советует не вспоминать

Жилин ремонтировал комбайн контроля отражателя.В рубке было очень жарко и душно, по-видимому, система кондиционирования по кораблю была совершенно расстроена,но заниматься ею не было ни времени, ни, главное, желания. Сначала Жилин сбросил куртку, затем комбинезон и остался в трусах и сорочке. Варечка тут же устроилась в складках сброшенного комбинезона и вскоре исчезла — осталась только ее тень да иногда появлялись и сразу же исчезали большие выпуклые глаза.

Жилин одну за другой вытаскивал из исковерканного корпуса комбайна пластметалловые пластины печатных схем, прозванивал уцелевшие, откладывал в сторону расколотые и заменял их запасными.Работал он методически, неторопливо, как на зачетной сборке,потому что спешить было некуда и потому что все это было, по-видимому, ни к чему. Он старался ни о чем не думать и только радовался, что очень хорошо помнит общую схему, что ему почти не приходится заглядывать в руководство, что расшибся он не так уж сильно и ссадины на голове подсохли и совсем не болят.За кожухом фотореактора жужжал вычислитель. Михаил Антонович шуршал бумагой и мурлыкал себе под нос что-то немузыкальное. Михаил Антонович всегда мурлыкал себе под нос, когда работал.

Интересно, над чем он работает сейчас?— подумал Жилин.— Может быть,просто старается отвлечься. Это очень хорошо— уметь отвлечься в такие минуты. Планетологи, наверное, тоже работают,сбрасывают бомбозонды. Так мне и не удалось увидеть,как взрывается очередь бомбозондов. И еще многого мне не удалось увидеть. Например, говорят, что очень хорош Юпитер с Амальтеи.И мне очень хотелось участвовать в межзвездной экспедиции или в какой-нибудь экспедиции Следопытов— ученых, которые ищут на других планетах следы Пришельцев из других миров…Потом говорят,что на «Джей-станциях» есть славные девушки, и хорошо было бы с ними познакомиться, а потом рассказать об этом Пере Хунту, который получил распределение на лунные трассы и был этому рад, чудак. Забавно, Михаил Антонович фальшивит, словно нарочно. У него жена и двое детей,нет,трое,и старшей дочке уже шестнадцать лет,— он все обещал нас познакомить и каждый раз этак залихватски подмигивал,но познакомиться теперь уже не придется.Многое теперь уже не придется.Отец будет очень расстроен— ах,как нехорошо!Как это все нескладно получилось— в первом же самостоятельном рейсе! Хорошо,что я тогда поссорился с ней,— подумал вдруг Жилин.— Теперь все проще,а могло бы быть очень сложно.Вот Михаилу Антоновичу гораздо хуже, чем мне.И капитану хуже, чем мне. У капитана жена — очень красивая женщина, веселая и, кажется, умница. Она провожала его и ни о чем таком не думала,а может быть, и думала,но это было незаметно, но скорее всего не думала, потому что уже привыкла. Человек ко всему может привыкнуть. Я, например, привык к перегрузкам, хотя сначала было очень плохо, и я думал даже,что меня переведут на факультет дистанционного управления. В Школе это называлось «отправиться к девочкам»: на факультете было много девушек, обыкновенных хороших девушек,с ними всегда было весело и интересно, но все-таки «отправиться к девочкам» считалось зазорным.Совершенно непонятно почему. Девушки шли работать на разные Спу и на станции и базы на других планетах и работали не хуже ребят. Иногда даже лучше. Все равно, — подумал Жилин, — очень хорошо, что мы тогда поссорились. Каково бы ей сейчас было. Он вдруг бессмысленно уставился на треснувшую пластину печатной схемы, которую держал в руках.

…Мы целовались в Большом Парке и потом на набережной под белыми статуями, и я провожал ее домой, и мы долго еще целовались в парадном, и по лестнице все время почему-то ходили люди,хотя было уже поздно. И она очень боялась, что вдруг пройдет мимо ее мама и спросит: «А что ты здесь делаешь, Валя, и кто этот молодой человек?» Это было летом, в белые ночи. И потом я приехал на зимние каникулы, и мы снова встретились, и все было, как раньше, только в парке лежал снег и голые сучья шевелились на низком сером небе. Поднимался ветер, нас заносило порошей, мы совершенно закоченели и побежали греться в кафе на улице Межпланетников.

Мы очень обрадовались, что там совсем нет народу, сели у окна и смотрели, как по улице проносятся автомобили.Я поспорил, что знаю все марки автомобилей, и проспорил: подошла великолепная приземистая машина, и я не знал, что это такое.Я вышел узнать,и мне сказали, что это «Золотой Дракон», новый японский атомокар. Мы спорили на три желания.Тогда казалось, что это самое главное, что это будет всегда— и зимой, и летом, и на набережной под белыми статуями, и в Большом Парке, и в театре,где она была очень красивая в черном платье с белым воротником и все время толкала меня в бок, чтобы я не хохотал слишком громко.Но однажды она не пришла,как мы договорились, и я по видеофону условился снова,и она опять не пришла и перестала писать мне письма,когда я вернулся в Школу.Я все не верил и писал длинные письма,очень глупые, но тогда я еще не знал, что они глупые. А через год я увидел ее в нашем клубе. Она была с какой-то девчонкой и не узнала меня. Мне показалось тогда,что все пропало,но это прошло к концу пятого курса, и непонятно даже, почему это мне сейчас все вспомнилось. Наверное, потому, что теперь все равно. Я мог бы и не думать об этом, но раз уж все равно…Гулко хлопнул люк. Голос Быкова сказал: