Мой гранпа[1]. Повесть-сценарий[2] (журнальный вариант)

Тамако, ученица первого класса средней школы, никогда не видела своего дедушку. И хотя случайно ей стало известно, что дед находится в тюрьме, она ни с кем из родных это не обсуждает, тем более что у нее много других проблем. Во-первых, в школе есть группа девчонок, которые постоянно издеваются над теми, кто не может постоять за себя, в том числе и над Тамако. Заводилой у них Томоми Кидзаки, которая училась вместе с Тамако еще в начальной школе, а теперь непонятно почему то и дело цепляется к ней. Во-вторых, девочку тяготят постоянные ссоры между отцом и матерью, обострившиеся в последнее время из-за дополнительного нервного напряжения — поскольку на семью оказывают давление полукриминальные скупщики земельных участков.

Тамако вернулась из школы после занятий в кружке рисования. Около входной двери громоздились не до конца упакованные вещи: буфет, маленький телевизор, стол и тому подобное. Все из бабушкиной комнаты.

— Что происходит?

— Бабушка переезжает к дяде Масудзи, — небрежно сказала мать, вынося из бабушкиной комнаты книги и укладывая их в коробку.

— Бабушка переезжает? Почему?

— Завтра возвращается домой дедушка. Сегодня нам сообщили об этом.

— Гранма сбегает от дедушки в Нагою? Почему?

Бабушка не любила, когда ее называли «бабушкой», и Тамако всегда называла ее «гранма» — сокращенно от «грандмаза»[3].

— Потому что она его не любит.

— Что, настолько?!

На кухне бабушка, бормоча себе что-то под нос, собирала свою посуду.

— Гранма, ты уезжаешь?

— A-а, Тама-тян [4]. Уж как тяжело с тобой расставаться, но раз он возвращается… Я не собиралась уезжать, но теперь, когда он того и гляди заявится сюда, я никак не могу здесь оставаться.

— Но почему? Почему ты так не любишь дедушку? Вы же муж и жена. Неужели вы не можете жить вместе?

— Не могу я быть вместе с ним. Когда-нибудь ты меня поймешь, Тама-тян.

— Очень странно. А почему же вы тогда не развелись?

— Ну хватит, Тамако, — сказала мать, которая в этот момент вошла на кухню, — что ты понимаешь в супружестве? Бабушка уже решила, что едет в Нагою.

— Если гранма уедет, я буду скучать.

Бабушка посмотрела на Тамако, и у нее на глаза навернулись слезы.

— Тама-тян, всего тебе хорошего, — она принялась поспешно заворачивать посуду в газетную бумагу. — Если вам будет непонятно, как себя с ним вести, да мало ли там что, — звоните мне в любое время. Я-то его как облупленного знаю.

Тамако никак не могла взять в толк, почему бабушка называет своего мужа не иначе, как «он».

Но вот приехал грузовик из фирмы перевозок и увез бабушкины вещи. Во время последнего совместного ужина отец, вернувшийся по случаю отъезда бабушки домой пораньше, спросил:

— Что же это получается? Ты даже увидеться с ним не хочешь?

— Этот человек обладает странным обаянием. Мне встречаться с ним опасно.

— Да-да, понимаю, чары зла. Ты об этом?

— Не говори глупостей…

Тут Тамако не выдержала и спросила:

— Что же такого плохого сделал дедушка, что его посадили в тюрьму?

— Ты, выходит, знала, — взрослые переглянулись.

— Предупреждаю тебя, когда дедушка вернется, ни в коем случае его об этом не спрашивай.

— Не буду.

— Дело в том, что дедушка… — начал было отец, но запнулся и беспомощно посмотрел на жену и мать.

— Он сидел целых пятнадцать лет, так что Тама-тян, наверное, и сама уже догадалась, что его осудили за убийство.

— Но, мама, — Тиэко слегка занервничала от прямоты свекрови.

Бабушка спокойно сказала:

— Пора уже Тама-тян узнать правду.

— Вы правы, но…

— Я так и думала, — сказала Тамако, хотя на самом деле мысль об убийстве не приходила ей в голову, так что ей пришлось постараться, чтобы скрыть потрясение.

— Человек, которого дедушка убил, отчасти был сам виноват. Поэтому дедушку посадили на пятнадцать лет, — сказал отец. — На суде спорили, являлось ли это необходимой самообороной. Но у отца уже была судимость.

— Как, еще одна?! — громко воскликнула Тамако.

— Ну вот, постепенно тайное становится явным, — горько усмехнулся отец. — До этого была просто драка — нанесение телесных повреждений. Тиэко, я выпью виски, принеси мне льда. В первый раз ему дали условный срок. Ты же знаешь, что это значит?

— Знаю.

— Он человек неспокойный, много чем занимался, — вздохнув, сказала бабушка, немного нараспев. — У него даже с якудза бывали конфликты.

— Ну а всех подробностей мы тоже не знаем, — сказала мать, давая всем понять, что Тамако и так уже узнала достаточно, — так ведь?

— Ну да, не знаем, — на лице отца явно читалось облегчение. — Эй, а виски, что, больше нет?

— Больше нет. Может, пива?

— Давай пива. А завтра прикупи саке, вечером отец наверняка захочет выпить.

— Если бы еще и я осталась в этом доме, вам пришлось бы тяжело. Нужно было бы заботиться о нас двоих, — сказала бабушка будто оправдываясь, — на одного Кэйити — четверо иждивенцев. Кэйити бы совсем замучился.

— Мама, ну что вы говорите, — поспешно сказала Тиэко, как раз вернувшаяся с пивом.

— Нет-нет, все-таки вам бы тяжело пришлось, — продолжала говорить бабушка, не обращая внимания на слова невестки, — к тому же этот дом не рассчитан на два хозяйства. Поселились бы две семьи, и только бы и делали, что ссорились.

«Как все сложно», — подумала Тамако.

Комната, в которой они сейчас ужинали, была гостиной и одновременно служила верандой, откуда вечером, когда зажигались садовые фонари, открывался вид на садик величиной примерно в десять цубо[5]. Комната бабушки в шесть татами[6] с буддийским алтарем отделялась от гостиной только лишь перегородкой сёдзи[7]. Тамако подумала, что, наверно, теперь это будет дедушкина комната. В этой комнате, даже когда спишь, хорошо слышны и разговоры в гостиной, и передвижения членов семьи по дому.

На следующее утро бабушка встала пораньше и, приговаривая, что это в последний раз, приготовила для Тамако школьный обед. Однако когда во время обеденного перерыва девочка открыла коробку с едой, поверх риса был рассыпан заячий помет. Должно быть, его взяли из заячьей клетки в школьном живом уголке. Можно не сомневаться, это было дело рук Томоми и ее подруг. И когда только они успели? Получается, если бы они подсыпали ей туда яду, то она бы съела и не заметила. Тамако посмотрела в сторону, где сидели ее обидчицы. Они сгрудились вчетвером вокруг парты Томоми, глядели на Тамако и нагло смеялись.

— Что смотришь? Есть претензии? — перехватив взгляд Тамако, усмехнулась Томоми.

Издевательства над Тамако начались после того, как она стала провожать домой Матико Синохара, которая была самым первым объектом травли.

Матико обзывали «вонючкой», «микробом» и другими обидными словами. И помет в коробку с обедом ей тоже однажды подложили, только не заячий, а собачий. Матико тогда разрыдалась, а Тамако, заглянув в ее коробку, вскрикнула от отвращения и гневно посмотрела на Томоми и ее друзей. Должно быть, в отместку за это они теперь испортили и ее обед.

Расстроившись, Тамако не пошла на занятия по рисованию, а отправилась вместе с Матико домой. По дороге нужно было проходить через торговый квартал рядом со станцией. Перед комбини[8] на стоянке, выложенной разноцветной плиткой, как всегда тусовалась компания Томоми. У стены на корточках сидели несколько мальчишек. Все они синхронно повернули головы в сторону приближавшихся девочек.