Случай шестой. «Летом 1942 года я встретился с родственницей в Хавско-Шаболовском переулке во время тревог)). Стали под бетонный козырек „Дома промышленности“, как его тогда называли. И вот в самый разгар, когда над облаками шумели самолеты, гремели взрывы зенитных снарядов, а на мостовую со свистом шлепались осколки, на меня вдруг нашло „наваждение“. Мне трудно описать это состояние, это какое-то внутреннее принуждение — ни секунды промедления, прочь с этого места! Я сорвался и побежал по переулку, за мной с криками возмущения — моя родственница (под козырьком-то безопаснее, многие пострадали от осколков). Успел пробежать 2–3 дома, как опять знакомый шум падающей бомбы. Бросился плашмя на мостовую (на тротуарах было опасно — осколки стекла, падающая стена и т. п.). Бомба упала в 2–3 метрах от подъезда. Шесть человек, которые находились там, разнесло в куски. Я же благодаря какому-то чутью „выскочил“».

Как видим, все приведенные случаи объединяет появление некоторой немотивированной директивной эмоции. Ее описание можно суммировать так: смутное беспокойство, переходящее в беспокойство явное; подсознательная неосознанная тревога; желание, перерастающее в жгучее, властный порыв, наваждение. Иногда отмечается нарастание интенсивности эмоции, порой она сопровождается судорогами, спазматическим дыханием, бледностью или покраснением кожных покровов, может возникнуть лихорадочное состояние, тело становится неуправляемым, ноги слабеют — тем сильнее, чем ближе человек находится к месту предстоящих событий.

Эта эмоция не мотивирована, потому что нет никаких внешних причин для ее появления, внутреннее состояние человека в этот момент также ей не соответствует, эмоция нередко вызывает недоумение, удивление своей неуместностью. Она директивна, потому что мощно побуждает человека к незапланированному действию (или удерживает от исполнения запланированного), и противиться ей, по описанию переживших это состояние, практически невозможно.

Ее сила и властность достигают такого предела, что человек совершает поступки вопреки рассудку, здравому смыслу.

Исполнение директивной немотивированной эмоции приводит к успокоению, улучшению состояния, исчезновению потребности (или запрета) к перемещению. Удивительно, что эмоциональная «переориентация» организма происходит без изменения окружающей обстановки. Не похоже ли это ощущение на такие всем знакомые, как чувство голода, жажды, боли, сигнализирующие о состояниях организма, чреватых неприятностями только в будущем? Нельзя ли предположить, что любая опасность для организма, требующая принятия срочных мер, отзывается в нем отрицательными эмоциями, которые замещаются положительными после устранения опасности либо изменения ситуации?

Эту группу ощущений и соответствующих ей поступков можно назвать неотчетливыми проявлениями предчувствия будущего. Существенно, что они имеют ярко выраженный защитный характер. Возможно, что через них проявляются защитные механизмы организма, поскольку предчувствие опасности в любой биологической системе повышает ее выживаемость.

Иными словами, приходится допустить возможность упреждающей во времени и пространстве способности организма знать о надвигающейся опасности, о зонах, потенциально опасных в будущем. Но как объяснить механизм такой упреждающей защиты, если подвигающаяся опасность случайна, безусловно непредсказуема, казалось бы, не имеет никаких заблаговременно фиксируемых признаков?

Допустив защитный характер описанной способности, можно выделить несколько важных моментов:

1. Появление директивной немотивированной эмоции порой весьма незначительно упреждает реализацию опасности. Чаще это упреждение исчисляется несколькими секундами, порой несколькими минутами, реже часами. Только в одном случае, проверка которого затруднительна (о нем несколько позже), — пятнадцатью годами.

2. Некоторые информаторы отмечают связь между интенсивностью директивной эмоции и приближением (во времени или пространстве) к еще не реализовавшейся опасности. Отмечается также зависимость между «властностью» эмоции и «градиентом опасности».

3. Иногда достаточно переместиться в точку, удаленную от вызывающей директивную эмоцию зоны на несколько метров, как эта эмоция исчезает или замещается удовлетворенностью, успокоением, безразличием, а опасность проходит стороной!

4. Директивная эмоция проявляется, как правило, в состоянии активного бодрствования, когда окружающие условия дают номинальную эмоциональную нагрузку организму, а директивная эмоция, развиваясь на ее «фоне», перекрывает ее по интенсивности, «пробивается» сквозь нее.

Следует, сказать, что, возможно, человек не является единственным носителем описываемой способности. Мы не говорим о животных лишь потому, что не располагаем зафиксированными фактами такого рода, хотя известно сходное поведение животных, упреждающее землетрясения, сели, наводнения, лавины и прочие катаклизмы.

Попробуем сформулировать предположения о смысле описываемых случаев. Основной их смысл, сущность в избежании локальной, точечной во времени и пространстве опасности посредством изменения положения организма в пространстве-времени.

По характеру опасности и видам ее носителей описываемые случаи можно разбить на три группы с такими условными названиями:

1) абиогенная — когда причиной и непосредственным носителем опасности являются объекты неживой природы;

2) биогенные — когда причиной и непосредственным носителем опасности являются объекты живой природы, включая человека;

3) смешанные — когда причиной опасности и ее носителем являются как организмы, так и объекты неживой природы.

Наиболее просто объяснить механизмы дистантного обнаружения локальных во времени и пространстве «неподвижных» опасностей, как, например, в случае с аббатом де Монмореном, избежавшим смерти от обрушившегося фрагмента потолка. Почему? Потому что не вызывает сомнения, что наличие в некоторой точке пространства любого материального тела сказывается на состоянии пространства в окрестности этого тела. При этом любое изменение состояния (положения, формы, скорости, температуры, структуры, состава, освещенности и т. п.) материальных тел, несомненно, сопровождается перераспределением энергии в окружающем пространстве и принципиально дистантно обнаружило.

Не исключено, что именно аномалии энергетических полей потенциально опасной локальной зоны фиксируются организмом и побуждают его к перемещению в зону минимального риска. И если мы еще не можем зафиксировать подобный случай технологическими системами, то это отнюдь не доказывает техническую неразрешимость задачи.

Учитывая подчеркиваемую рядом информаторов взаимосвязь между степенью ощущаемого дискомфорта с приближением во времени (или пространстве) к потенциально опасной зоне, можно предположить непрерывность восприятия энергетической аномалии по осям времени и пространства.

Скорее всего, на значительных дистанциях сигнал опасности ниже порога срабатывания системы. По мере приближения опасности он увеличивается по амплитуде и провоцирует все более четкую реакцию организма, хотя и не вызывает еще ощущения дискомфорта. Лишь в непосредственной близости от опасности интенсивность ощущения возрастает, достигая такого уровня, что побуждает организм занять безопасную позицию, обеспечивающую жизнь. При этом происходящее сохраняется в памяти, подвергается анализу, в результате которого последующее действие (или бездействие) связывается постфактум с имевшейся опасностью после ее реализации.

Пожалуй, не следует утверждать, что «дальнобойность» этого вида защиты во времени невелика. Верно лишь, что нет свидетельств, устанавливающих надежную взаимосвязь защитных ощущений и действий, упреждающих на несколько часов, суток, тем более лет, реальную опасность, которую удалось таким образом избежать. Если верить хроникам, есть лишь одно свидетельство, относящееся к роду Радзивиллов, когда локальная опасность вызывала у девочки из этого рода с детства ужас, сопровождавший ее на протяжении более полутора десятка лет, и незадолго до свадьбы привела к смерти. Всю жизнь она боялась подходить к старинной картине, тяжелую раму которой украшал массивный фамильный герб Радзивиллов.