Второе переживание связано с ощущением движения. «Я слышал, как врачи сказали, что я умер, и тогда я почувствовал, как я начал падать или как бы плыть через какую-то черноту, некое замкнутое пространство. Словами это невозможно описать». «После вибрации и движения через длинное, темное пространство…» «Я находилась в узком туннеле… Я стала входить в этот туннель головой вперед, там было очень темно. Я двигалась через эту темноту вниз…» (Из воспоминаний реанимированных.)

Подобных свидетельств существует довольно много. И снова воспоминаниям этим, оказывается, есть аналогии в сообщениях прошлого, где содержатся описания пребывания по ту сторону жизни. Так, нгансанам, живущим в Туруханском крае, хорошо знакома практика шамаистских путешествий в потусторонний мир. Там тоже упоминается путь через совершенно темный, узкий проход. (По нему движется душа, когда ее увозит упряжка в мир предков.).

Ощущения, образы посмертного состояния неизбежно проходят сквозь призму предшествующего опыта, через реалии той или иной культуры. Соответственно переживания эти выражаются на языке этого опыта, этой культуры. Отсюда и то, что утуруханских нгансанов душу везут олени, и такая, кстати, деталь, как то, что стены темного, узкого туннеля состоят из снега.

Логично поэтому, что в древневавилонском тексте долгий посмертный путь души лежит через пустыни, а в русских народных причитаниях это путь «по лесам, да по дремучим, по болотам, по седучим, по ручьям, по прегрубым…».

Как подчеркивает один из исследователей, сам опыт что смертного состояния не зависит от веры или системы культуры, к которой принадлежит человек. Но система культуры, ее символы накладывают отпечаток на образы этого опыта.

Ощущение движения, прохождения через темный туннель называет каждый третий-четвертый реанимированный, сохранивший память о посмертном своем состоянии.

Во многих случаях реанимированные упоминают о каком-то свете, как бы ждущем их в конце туннеля. Каннингэм, о котором я упоминал вначале, тоже говорит о долгом пути через мрак к свету. Нередко свет этот персонифицирован, наделен чертами личности. Иногда он может быть связан с образом двери: «Из-под двери шел очень яркий свет». Интересно, что символ этот — света и двери — присутствует и в воспоминании блаженной Федоры ох посмертном ее состоянии: «Небесные врата были как будто из светлого кристалла и дивно сияли».

Я не говорю об этом подробнее, главным образом чтобы перейти к последней, третьей группе посмертных переживаний. Здесь совпадения опыта реанимированных и символов древнейших культур оказываются еще более полными.

Клинописные знаки на глиняных табличках Древнего Вавилона сохранили повесть о Гильгамеше, «все видавшем» (III тысячелетие до н. э.). Труден и долог был Путь Гильгамеша в царстве умерших:

Воды эти — мрачная река Хубур более поздней вавилонской традиции

Не эту ли реку на пути душ, идущих в загробный мир, упоминают и древнеегипетские тексты пирамид?

В античном сознании ей соответствуют — Лета, Стикс и Ахерон. Это она предстает Энею, когда он сходит в подземное царство (Вергилий, «Энеида»):

О том же, о какой-то водной преграде, которую надлежит перейти душам на своем пути, повествует и более ранний источник — изображения на саркофагах этрусков.

Как и другие переживания посмертного ряда, образ этот не ограничен каким-то одним ареалом, одной культурой. Души китайских праведников, только преодолев воды, могут достичь островов Блаженных. Загробную реку Сандзу упоминают буддисты Японии. Через воды загробной реки пролегает путь в страну мертвых у даяков (Индонезия). Аборигены Австралии считают, что души умерших ждут «Бесконечные воды (река)» — так называется у них Млечный Путь. Река окружает мир ушедших и у ацтеков. Чтобы достичь его, нужно перейти ее воды.

Эту же реку находим мы и в шамаизме. Шаману, когда он отправляется в мир предков, тоже приходится переходить ее, причем дважды — на пути туда и возвращаясь. Присутствует этот образ и в славянских погребальных обычаях, и в русских народных причитаниях — река, которую переходит душа в посмертном своем пути. В. Я. Пропп, говоря о русском фольклоре, замечает: «Все виды переправы указывают на единую область происхождения: они идут от представлений о пути умершего в иной мир, а некоторые довольно точно отражают — и погребальные обряды».

Иными словами, знак реки и переправы через нее — устойчивый элемент посмертных переживаний. И элемент этот присутствует в представлениях самых разных, далеких друг от друга культур.

Но вот что важно — этот же символ и в том же значении находим мы, оказывается, и в воспоминаниях реанимированных. Или вернувшихся к жизни спонтанно, как аборигенка Новой Зеландии, о которой упоминал Э. Тейлор. Повествуя о посмертном своем опыте, она также упоминала о реке, оказавшейся на ее пути. Иногда знак реки выражается через другой символ — черту, которую предстоит пересечь, изгородь или стену, вставшую вдруг на пути и уходящую бесконечно в обе стороны. Последний образ — из воспоминаний Каннингэма.

Судя по всему, символ этот несет представление (идею, мысль, чувство), по которому переступить черту знаменует собой некую бесповоротность. Кто переходит мрачную реку Хубур, гласят вавилонские тексты, попадает в страну, «откуда нет возврата». Этот же смысл заключают в себе античные реки подземного мира — Стикс и Лети. Воды их — воды забвения, стирающие память личности, память прошлого. Присутствует этот знак безвозвратности и в шамаистской традиции — считается, что только когда душа перешла «воды смерти», человек «совершенно умирает».

По данным «Американского журнала психиатрии», об этом восприятии — близости «черты, после которой нет возврата», упоминают более половины (57%) тех, кто прошел «опыт смерти» и помнит о нем.

Говоря о возвращении к жизни, о пребывании вне тела, я обходил — намеренно или нет — вопрос, который читающие, наверное, уже задают себе. О чьем пребывании «вне», о чьем возвращении, речь?

Еще более полное подтверждение дало открытие доктора Р. X. С. Бурра (Йельский университет, США). Был сконструирован прибор, позволяющий регистрировать слабые электрические напряжения вблизи живого объекта. После такого экспериментального подтверждения наличия некоего энергетического поля доктор Бурр высказал гипотезу, по которой поле это представляет собой как бы матрицу, Исходный чертеж, формирующий структуру тела. «Молекулы и клетки человеческого тема, — пишет он, постоянно перестраиваются, разрушаются и пополняются свежим материалом, поступающим из пищи. Но благодаря контролю поди новые молекулы п клетки воспроизводится по тем же схемам, что и старые… Когда мы встречаем друга, которого не видели в течение шести месяцев, на его типе не остается ни одной молекулы, бывшей в то время, когда вы видели его последний раз. Однако благодаря контролю поля новые молекулы располагаются по старым, привычным схемам, и мы узнаем его лицо».

Некоторые исследователи пришли к выводу, что, возможно, именно полевые структуры ответственны также за процессы мышления и сознания. По концепции, профессора Н. И. Кобозева, мыслящий мозг невозможен не только на биохимическом, но даже на атомно-молекулярном уровне. Носителей психических функций и сознания «нужно искать в области элементарных частиц и связанных с ними полей»? Продолжая эту мысль, В. М. Инюшин высказал идею, что биоплазма, идеальная среда для колебаний, является вместилищем волновых структур-голограмм. «Биополе можно рассматривать как многокомпонентную голограмму».