и сейчас, когда рождается мальчик, одним им известным приметам определяют его предрасположенность к тому, чтобы стать ведуном. Как только такой мальчик начинает ходить, родители передают его на воспитание местному колдуну. Чтобы определить, действительно ли тот наделен способностью «видеть», колдун кладет перед ребенком, девять одинаковых рисовых хлебцев Он должен выбрать один из них и съесть. Но это нечто большее, чем хлебцы, это жребий, судьба: восемь хлебцев из девяти отравлены.
Существует мало свидетельств, как приходит к человеку этот дар. Известно только, что совершается это так же внезапно и независимо от желания или добродетелей человека, как благодать Господня, которая снизошла некогда на евангельского Савла, сделав его Павлом. Путь, каким может нисходить этот дар на человека, наверное, так же неповторим, как сам человек и его судьба.
Мало у кого из носителей этого дара мы сможем узнать, как пришла к ним эта способность, что чувствовали они при этом. Известен лишь эпизод из жизни Василия Блаженного, когда дар этот впервые у него проявился. В детстве родители отдали его подмастерьем к сапожнику. Однажды в мастерскую пришел купец заказать себе новые сапоги и очень беспокоился, чтобы вышли они и красивы и прочны. Когда же купец ушел, Василий сначала рассмеялся, а потом прослезился. Хозяин стал допытываться, чему смеялся он и о чем плакал. Василий долго не хотел говорить, потом сказал, что не надо было бы купцу так печься о сапогах, которых и не носить — они ему не понадобятся. И правда, купец так и не пришел за заказом. Через несколько дней он неожиданно умер.
Нам не дано ни знать, ни судить, как подобный дар прямого знания, сопутствующий другим дарам, приходил к юродивым. Единственное, о чем мы можем судить — это неповторимые и непохожие друг на друга пути, которыми дар этот является разным людям.
Говоря об этом, я исхожу из своего опыта встреч и бесед с носителями этого дара.
Одним из них был полковник, военный летчик.
— Что я делаю, чтобы «видеть»? Отключаю сознание. Перевожу его «на ноль». Научился я этому очень просто. Сиделя, сидел на всяких занятиях, собраниях, инструктажах разных и понял — сил моих больше нет! Информации никакой. Пустые слова бьют в одну точку: тук-тук, тук-тук. А ты сиди и слушай. Дураком стать можно. Сначала я научился не слушать, о своем думать. Прошло время, оказалось, я обо всем уже передумал. Тогда-то я и начал просто отключать сознание, ставить его «на ноль». Со стороны ты вроде бы там сидишь. Глаза открыты, на лице внимание. А тебя там нет. Тебя вообще нет. Нигде!
Медик, научный сотрудник Ленинградского военного госпиталя, проверявший его на всевозможных приборах, говорил мне:
— Когда я увидел у полковника это первый раз, я не поверил своим глазам. Все девятнадцать каналов энцефалографа молчат. Никаких кривых, затуханий или всплесков. Ничего. Все самописцы рисуют одно — плато. Для нас, врачей, такая картина означает одно: мозг не функционирует, мозг мертв. Когда я вижу такое при реанимации, я говорю сестре, чтобы она выключала аппаратуру. С тех пор как полковник обнаружил в себе дар «видеть», он стал проделывать: по перед каждым полетом, как бы прокручивая мысленно отснятую пленку чтобы знать, что может ожидать его в воздухе.
— Для меня и это не любопытство, не поиск каких-то научных истин. Мой единственный стимул — выживание. Я хочу летать и хочу жить. Недавно перед вылетом я «отключился» как обычно, и увидел, как мой напарник, не набрав высоту, резко выходит снизу мне под брюхо. Между нами какие-то метры! А вы можете представить себе, что такое метры в воздухе, да еще при скорости? Вылетая, я уже знал, что делать, когда это произойдет: штурвал на себя и влево. Это действие я заложил в сознание на уровне автоматического, мышечного усилия, оно было со мной с первой секунды полета. Все шло нормально, пока за спиной я не услышал страшный крик: «Командир!» Если бы я стал оглядываться назад, выяснять, что случилось, в чем дело, мы бы не говорили с вами сейчас. Буквально на первой же ноте этого крика я рванул штурвал на себя. Ушел вверх. Второй пилот, это он кричал, говорил потом, что, когда самолет напарника внезапно вынырнул под нами, он увидел в иллюминатор его так близко, что успел рассмотреть даже заклепки на обшивке.
В этом состоянии, когда сознание находится «на нуле», ощущение времени, говорит он, совершенно другое, отличное от обычного. Однажды в реке, протекающей там, где он служит, затонула какая-то важная аппаратура, и командование попросило его мысленно «поискать». Он «нашел» искомое. Однако то ли площадь поисков оказалась велика, то ли течение слишком быстрое, но это заняло у него намного больше времени, чем он ожидал. Ему казалось, он находился в состоянии «на нуле» несколько минут. Оказалось, около двух часов.
Когда полковник выключает сознание, не исключено, что в эти минуты его восприятие как бы выпадает из потока времени. Другой пример такого «выпадения» — случай с сэром Виктором Годдардом, впоследствии маршалом Британских Королевских воздушных сил. В 1934 году, летя на биплане над Шотландией в бурю, он потерял ориентацию. Приборов, которые могли бы помочь ему, в то время еще не было. Обычно в таких случаях летчик старался увидеть какой-то ориентир на земле, чтобы знать, куда лететь. Сэр Годдард решил разыскать хорошо видимый с воздуха заброшенный аэродром Дрем, который, как полагал он, находился где-то в том районе. Спустившись ниже уровня облаков, вскоре он увидел то, что искал. Это действительно был хорошо известный ему аэродром Дрем, но то, что открылось, поразило его. Вместо заброшенной взлетной полосы с парой полуразвалившихся ангаров он увидел расчищенную бетонную полосу, фигуры механиков в голубых комбинезонах, которые возились вокруг несколько новеньких самолетов, выкрашенных в желтый цвет.
Только через несколько минут, когда, взяв нужный курс, он оставил позади то место, еще одна странная деталь дошла до него.
Аэродром, над которым он только что пролетел, был залит ярким солнечным светом. В тот ненастный день со сплошной, многослойной облачностью это было так же невероятно, как и сама сцена, открывшаяся ему внизу. Сэр Годдард рассказал этот странный случай нескольким своим друзьями, возможно, забыл бы о нем.
Прошло четыре года, и в 1938 году в связи с угрозой войны заброшенный аэродром был возвращен к жизни. Там была открыта школа для тренировки пилотов. Тогда же, в 1938 году, принято было решение все учебные самолеты, чтобы они отличались от обычных, перекрасить в желтый цвет. До этого такой практики в Королевских воздушных силах не существовало никогда. Именно эти желтые учебные самолеты видел сэр Годдард, пролетая здесь четыре года назад. Была еще одна странная деталь, поразившая его, когда, вынырнув из облаков, он пролетал над аэродромом. Самолет его летел очень низко, на высоте 20 метров, буквально над головами людей. Но никто из них даже не поднял головы, они не реагировали на это. Сэр Годдард отчетливо видел их сверху. Они же, судя по всему, не видели самолета и не слышали его.
Но это пример довольно редкого, спонтанного видения будущего. Опыт, единожды доставшийся на долю человеку, вообще-то не наделенному даром предвидения. В отличие от него другие, кто наделен этим даром, бывают способны, как видели мы, включать восприятие той или иной картины желанием, усилием своей воли.
Озарение, прямое знание, инсайт — это состояния, пребывая в которых экстрасенс получает нужную информацию, как мы видели, мгновенно. При этом он оказывается способен включить сознание в это состояние. усилием воли, не прибегая к каким-то внешним искусственным средствам.
Мир «измененных состояний сознания». С целью достичь состояния, открывающего путь к прямому знанию, издавна прибегали к психологическим снадобьям и средствам. Такая практика известна среди ведунов Азии, Африки, Европы. Русские ведьмы хранят секрет такого состава, тайна которого восходит, возможно, к языческим, дохристианским временам. На Американском континенте задолго до прихода европейцев умели изготовлять настой из различных растений или особого вида грибов.