В июле 1824 г. Григорович побывал в архивах Мстиславля. Он сообщил, что хранившиеся здесь по слухам древние документы едва ли не XII в. не разобраны и гниют в «кулях». Правда, по распоряжению генерал-губернатора князя Хованского предполагалось описание этих хранилищ; но когда Румянцев попытался узнать об условиях получения копий с их реестров, выяснилось, что к описанию еще не приступили. Тогда Румянцев предложил Хованскому на свои средства провести такую работу, предварительно перевезя мстиславские архивы в Могилев. В конце концов в феврале 1825 г. в Мстиславль на средства Румянцева были направлены переводчик могилевского главного суда Н. Горатынский с двумя писцами, снабженные всем необходимым для работы: квартирой, питанием, бумагой, калькой. В инструкции, составленной для них Румянцевым, предлагалось «кратко, но обстоятельно» описать документы, указав в реестрах их содержание, время, место, язык, материал, почерк.

Румянцев связывал большие надежды с Мстиславскими архивами. Однако уже первое донесение Горатынского должно было их поколебать. В нем сообщалось о печальном состоянии документов архивов, «погнивших и объеденных крысами… коих настоящего количества» никто не знал. К тому же из собранных Горатынским сведений стало известно, что наиболее древние материалы, хранившиеся в Мстиславском замке, перед 1662 г. были вывезены в Смоленскую крепость, где и погибли в 1812 г. За несколько месяцев работы Горатынским было описано всего лишь около 80 документов XVII–XVIII вв., с половины которых тогда же изготовили копии. В мае 1825 г. дальнейшее описание по распоряжению Румянцева прекратили, поскольку стало ясно, что «слух, в Белоруссии находящийся о нахождении в Мстиславском поветовом архиве древних грамот и актов… оказался несправедливым»[83].

Но и после этой неудачи кружок не терял надежд на новые открытия в районе Мстиславля, где Горатынский по распоряжению Румянцева приступил к осмотру библиотек и архивов иезуитских кляшторов и униатских церквей. Ему удалось установить, что часть их документов (около девяти тысяч) находилась в архиве Мстиславской Казенной палаты, а другая, наиболее древняя (Поезоитского, Пустынского, Онуфриевского, Белышческого кляшторов), пропала в 1662 г., а также «в недавнее время» раскуплена старообрядцами[84].

Разыскания документов в районе Полоцка возглавил смотритель уездных училищ Дорошкевич, бывший в 1820–1822 гг. членом комиссии по разбору местных иезуитских архивов. В 1823 г. он сообщил Румянцеву, что в полоцких городском и поветовом архивах «находится много от 400 лет разных грамот и любопытных бумаг». В марте 1824 г. Дорошкевич вместе с писарем Сыщанко и чиновником Голодковским приступили к осмотру архива полоцкой греко-униатской духовной консистории. Здесь работа по описанию и копированию материалов продолжалась до сентября 1824 г.

В октябре 1824 г. Дорошкевич получил распоряжение Румянцева «наведаться», «не хранятся ли какие древние документы или древние вещи в монастырях друйских и дисенских, равно в греко-российских, как и в католических и перешедших к унии». В январе 1825 г. туда из Полоцка был направлен Сыщанко. Проделав путь по маршруту Полоцк — Дриза — Друя — Форштадт — Полоцк, он осмотрел архивы друйской ратуши, монастыря ксендзов-бернардинцев, друйской Богоявленской церкви, а также несколько фамильных архивов (маршалка Мирского в Каменополье, Волосовского в Белиоцах и др.), в которых скопировал несколько документов. После возвращения в Полоцк Сыщанко отправился к почетному смотрителю училищ Полоцкого повета Щиту, чтобы «пересмотреть запечатанный у него архив и притом, ежели подлинно правда, что в нем находится старинный план того пути, которым Витовт шел в Россию», снять с него копию. Наконец, в апреле 1825 г. Сыщанко предпринял третью двухнедельную поездку для осмотра архивов Лепельского повета[85].

Еще в июне 1824 г. членам кружка стало известно от Дорошкевича о «древних времен документах» местных магдебургских городских и земских судов, перевезенных во время последней русско-польской войны в Смоленск, Витебск и Великие Луки. Тогда Румянцев не решился организовать разыскания (всего за месяц до этого закончились неудачей поиски в мстиславских архивах), ибо, по его признанию, «уже не раз обманут был подобными разглашениями, которые при посылке от меня на место, оказывались несправедливыми». Однако результаты обследований Дорошкевича и Сыщанко поколебали его скептицизм. Получив разрешение на осмотр архивов Витебской губернии, Дорошкевич и Сыщанко в августе 1825 г. побывали в витебских магистратском и поветовом архивах, где обнаружили и скопировали дело об убийстве епископа Иосафата Кунцевича 1623 г… жестокими мерами насаждавшего церковную унию в Белоруссии, и другие столь же интересные документы.

От приора местного доминиканского монастыря ксендза Бугена Дорошкевич узнал о хранящемся в местечке Доречино Гродненской губернии огромном архиве князей Сапег с документами «от 900-го года по рождении Христа на латинском, греческом, немецком, славянском и польском языках». Из-за последовавшей вскоре смерти Румянцева дело дальше сбора более подробных сведений об этом архиве не пошло. Однако не исключено, что в августе 1825 г. члены кружка смогли получить от библиотекаря владельцев архива четыре грамоты великого князя Свидригайло, копии документов псковского посольства 1450 г. к польскому королю и копии мирных договоров Пскова, Новгорода и других городов с Польшей[86].

Около 1824 г. Румянцев получил согласие волынского епископа Стефана организовать обследование хранилищ его епархии. Впоследствии от него были получены и несколько копий исторических документов. Вместе с тем Стефан сообщал, что, «хотя в архивах здешних, большей частью от православия отобранных монастырей, и имеются самые важные древние памятники, но как в числе оных многие служат в пользу благочестивого духовенства, то и стараются… всячески скрывать их пред православными»[87].

Одновременно со Стефаном в районе Полтавы «разведывал в здешних во всех монастырях, нет ли русских на пергамене писанных рукописей, какого времени, содержания и прочего», чиновник В. М. Москаленко. Первоначально его разыскания не были обнадеживающими, но затем он узнал о существовании в местечке Решетиловке у наследников помещика В. С. Попова огромной библиотеки. Осмотрев ее, Москаленко сообщил Румянцеву, что здесь «есть древние книги и рукописи на пергамене в числе 20 тысяч разных книг, из коих некоторые достались ему от светлейшего князя Потемкина»[88].

Нанятые Румянцевым служащий канцелярии полтавского губернатора Д. В. Блаватский и несколько писцов в апреле 1825 г. по договоренности с владельцами библиотеки приступили к ее разбору и описанию. К концу 1825 г. они описали 93 рукописи.

Параллельно с описанием библиотеки Попова Блаватский от имени Румянцева вел переговоры с местным духовным начальством о приобретении рукописей из полтавских церковных хранилищ[89].

По самым приблизительным подсчетам, члены кружка осмотрели свыше 130 государственных, церковных (включая монастырские), частных архивов, библиотек, коллекций. Впервые в истории русской исторической науки было проведено столь широкое обследование хранилищ страны, имевшее четко выраженные научные задачи и изобиловавшее рядом замечательных открытий письменных памятников. Несколько тысяч копий документов поступили в собрание Румянцева, в Московский архив Коллегии иностранных дел, были включены в исследования и публикации членов кружка.

В собрании Румянцева, хранящемся ныне в Отделе рукописей библиотеки имени В. И. Ленина в Москве, еще большее место по сравнению с копиями документов занимают оригинальные рукописи. В основном это рукописные книги XII–XVIII вв. Они оказались здесь в результате иного вида археографической деятельности кружка — изъятия памятников из непосредственной «среды» их бытования.

вернуться

83

Арсеньев В. Предшественники Витебской ученой архивной комиссии: Из деятельности графа Н. П. Румянцева по исследованию Витебской старины. Из дел архива Витебского губернского правления. Витебск, 1910; ЦГАДА, ф. 17, д. 21; ГБЛ, ф. 255, карт. 18, д. 34.

вернуться

84

ЦГАДА, ф. 17, д. 44 доп., л. 1–2, 5, 86.

вернуться

85

Там же, д. 48 доп., л. 3–3 об., 6, 14, 50–55, 73, 80–81, 114; ГБЛ, ф. 255, карт. 18, д. 34, л. 31–31 об.

вернуться

86

ЦГАДА, ф 17, д. 48 доп., л. 8–8 об., 9, 26–26 об., 27, 33; д. 61 доп., л. 70–70 об.

вернуться

87

Там же, ф. 18, д. 17 доп., л. 5–5 об.

вернуться

88

Там же, ф. 11, д. 33. л. 23–23 об.

вернуться

89

Там же, д. 114 л. 148; ф. 17, д. 33 доп., л. 31–31 об.; ГБЛ, ф. 255, карт. 15, д. 6.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: