Или еще: заходит она в гости к своему другу — мальчику Пете, а тот сидит у окошка и мечтает. Вокруг тени на стенах, свечка горит, романтическая обстановочка, Петя представляет, как будто он отважный матрос, высадившийся ненастной ночью на заброшенном острове, а Елизавета как зайдет, так своим светом всю романтику и испортит. Тут Петя хватал веник из угла и начинал колотить Елизавету: «Не свети! Не свети!» Елизавета, когда он так кричал, обхватывала свою очень добрую и хорошую голову своими очень добрыми и хорошими руками и убегала.

Днем все это еще не так было заметно, но как только наступала ночь, да как загорались в холодном синем небе звезды, да как начинали грабители и злодеи вылезать из своих нор, так Елизавета сразу начинала выделяться. Идет по двору и светится. На всю округу. Те грабители и преступники, которые в этот момент рядом с ней оказывались, боялись и убегали. А один грабитель (Елизавета сама это слышала) даже сказал «Ой-ой-ой!». Так и сказал.

Но ничуть не радовало это бедную Елизавету, очень уж мешал ей этот ее свет. Ложилась она в свою постельку с розовыми простынями и ворочалась, все заснуть не могла. Иногда она обвязывала глаза шарфом и так засыпала. Бедная, бедная очень-преочень хорошая и добрая девочка Елизавета!

Но однажды, в темную дождливую ночь, когда деревья качались, филин ухал, а ведьмы вылетали в город на своих помелах, Елизавета сидела в своей постельке с розовыми простынями, и в комнате было светло, как днем. В окно что-то стукнуло, Елизавета посмотрела и увидела в окне ведьму. «Здравствуй, тетя ведьма!» — сказала Елизавета. «Здравствуй, добрая-добрая девочка! — сказала ведьма скрипучим голосом. — Я знаю, почему ты такая грустная: это из-за того, что твой свет мешает тебе и всем вокруг!» — «Это правда, тетя ведьма! — ответила Елизавета. — Но что же мне делать?» — «Завтра же начинай капризничать и плохо себя вести, как все нормальные дети!» — сказала ведьма и постучала мокрым пальцем в окно. «Я боюсь, что у меня не получится! Я же очень хорошая! И очень добрая», — заплакала Елизавета.

Но тут окно распахнулось, ветер и дождь влетели в комнату, грязная ведьма вцепилась в девочку костлявыми руками и зашептала страшным шепотом: «Теперь ты не добрая! Теперь ты не хорошая! Ха-ха-ха!» Прошептала и улетела. Только окно осталось открытым настежь, и холодный дождь заливал пол комнаты, и розовые простыни мокли на Елизаветиной постельке.

На следующий день пошла Елизавета к своему другу мальчику Пете. Взяла его веник из угла, подошла к нему и начала дубасить. Петя плакал и махал руками: «Не надо! Не надо! Ты злая!» — «Хорошо быть злой», — подумала Елизавета и пошла к себе домой. А там дядьки в карты играют. Подошла она к ним и порвала все их карты. Они от удивления даже слова ей не сказали. А потом Елизавета подошла к зеркалу и увидела, что больше не светится. Совсем. Обрадовалась она и пошла скакать на улицу.

Увидела она на улице двух маленьких девочек. У одной было зеленое платье с красным карманчиком, а у другой желтое платье и без карманчика. «Давай играть, будто бы я бабушка, а ты — моя кошка», — говорила одна девочка. «Нет, давай поиграем, будто я твой муж, а ты готовишь мне кашу, а я кушаю кашу и умираю», — отвечает ей вторая девочка. «Это мы играли в прошлый раз. А сегодня я хочу поиграть, будто у меня сломалась рука, а ты доктор, который на самом деле не доктор, а волшебник», — возразила первая девочка. «Я не хочу быть доктором! — топнула ногой вторая девочка. — Давай лучше я буду принцессой, а ты будешь солнышком, которое со мной разговаривает». — «Почему ты снова будешь играть принцессу, а я солнышко?» — удивилась первая девочка. Но тут они увидели Елизавету.

«Я знаю, я знаю, во что мы с вами будем играть! — захохотала Елизавета. — Мы будем играть в людоеда! Я буду людоедом и съем вас!» Тут Елизавета широко-широко открыла рот, расставила руки и разом слопала обеих девочек. Да-да-да. Сама не заметила, как слопала. Подивилась Елизавета сама себе и принялась танцевать на месте.

А на улице уже вечерело, зажигались звезды в холодном небе, и всякие злодеи и грабители вылезали из своих нор. Окружили они нехорошую девочку Елизавету и сняли с нее ее золотые сережечки, и голубую ленточку, и маленькое зелененькое колечко. Осталась Елизавета лежать в мокрой луже, а над ней сгущалась страшная темная ночь и начинали ухать филины. «Петя! Петя!» — закричала Елизавета, но никто к ней не подошел. «Плохо быть доброй, и плохо быть злой! — думала Елизавета. — Плохо быть доброй, и плохо быть злой…» Лежала она, лежала, думала, думала, простудилась и умерла.

Пришли утром ее дяденьки, пришел мальчик Петя, прибежали соседи и соседки — заплакали, заохали, руками завсплескивали. И тут же принялись ее хоронить. А как похоронили да лопаткой землю подровняли, начал из земли свет сочиться. И с тех пор стало вокруг могилки светло, как днем. Начала тут молодежь собираться, на гитаре играть, песни петь, в любви признаваться. Стали тут цветочки всякие-разные, красивые расти. Так что всем в радость. И даже грязные черные ведьмы, пролетая здесь по ночам, останавливались на огонек. А одна, особенно черная и особенно грязная ведьма даже провела там очень много времени, мечтая и грызя ногти. И все это продолжалось до тех пор, пока Елизавета не ожила.

А когда она ожила, то тут же выкарабкалась из могилки и побежала к мальчику Пете. Елизаветин свет остался в могилке, зато за ней к Пете побежали две съеденные ею девочки, тоже ожившие. Начали они вчетвером обниматься, мириться и водить хороводы. «Извините, дорогие девочки, — сказала добрая Елизавета, — что я вас тогда съела». — «Ничего страшного, — отвечали девочки, — нам было это вполне интересно». А Петя взял веник из угла и выкинул его в окно. «Больше никогда не буду бить тебя веником. И ты меня не бей», — сказал он Елизавете серьезным голосом. «Хорошо», — ответила Елизавета и поцеловала Петю. А девочки, видевшие это, тут же начали хихикать и прикрываться от смущения ладошками. Но тут в комнату зашла мама Пети и сказала, что если уж девочки ожили, то их нужно срочно искупать, потому что они все в земле и грязи. И повела их в ванну мыться. А пока они мылись, Петя сочинил стишок: «Я — хороший мальчик Петя,/ Я умею песни петь./ А еще я очень милый,/ Потому что моюсь мылом».

И когда чистенькие красивенькие девочки снова зашли к нему в комнатку, он прочитал им свой стишок наизусть, и они засмеялись и захлопали в ладоши. И пошли бегать на улицу. И бегали, пока не наступила темнота. Потому что ночью на улице становится опасно из-за ведьм и грабителей. Так что Елизавета тут же побежала домой, к своим дяденькам. Те очень обрадовались, напоили ее чаем и понесли укладывать в постельку с розовыми простынями. Вот вам и конец сказки.

Сказка про мальчика Мишу, волшебный язык и упорных родителей.

Однажды Миша разучился разговаривать. Раз встает он утром с постели и вместо «Доброе утро, мама и папа!» говорит: «Агагбочищап». Мама и папа в недоумении, а Миша как ни в чем не бывало прибавляет: «Бурлымурлыурлы». Естественно, мама плачет, папа плачет. В общем — кошмар.

Повели Мишу к врачу. Врач проверил у Миши глотку и сказал, что глотка у Миши хорошая, без покраснений и лечить тут нечего. Родители Миши говорят: «Как же, постойте, но ведь он был нормальный мальчик, и разговаривал, и даже пересказывал книжки, а тут нате вам, какое-то „Агагбочищап“!» А врач им отвечает, мол, мальчик абсолютно здоров, и все тут. «Между прочим, разговаривать, как люди, совсем необязательно. А Мишин новый язык — это очень здорово. Вы его водите почаще к нам, мы будем его изучать», — добавил врач.

Родители Миши подумали и решили: «А ведь действительно, у Миши какой-то новый язык. Может быть, Миша прославится и станет великим основателем народа». И оставили Мишу в покое.

С тех пор Миша так и разговаривал. Выйдет во двор и твердит: «Пучки-мучки». Играется с игрушками и смеется: «Аюби-баруби». Детям во дворе это не очень нравилось. Сначала они смеялись и думали, что Миша так шутит. Потом они решили, что Миша над ними насмехается, и перестали с ним играть. А Ваня даже стукнул Мишу пластмассовой лопаткой по голове. «Говори по-нашему!» — закричал Ваня и прогнал Мишу.