И задушил. Я убежден,
Что ей не больно было, нет.
И нежно, как пчела бутон,
Я веки ей раскрыл. В ответ
Глаз синих засмеялся свет.
Ослабил косу я слегка, –
Под поцелуем вновь зажглась
Румянцем нежная щека.
Я посадил ее. Склонясь
Ко мне на грудь на этот раз,
Головка нежная легла,
Навек счастливая своей
Мечты свершением. Ушла
Она от суетных цепей,
И я, любовь ее, при ней.
Любовь Порфирии. Мечты
Твои вот так исполнил рок.
И мы сидели, я и ты,
Всю ночь не двигаясь, и Бог
Ни слова нам сказать не мог.

Перевод В.Давиденковой

Пестрый Дудочник из Гамельна[26]

(детская сказка)
I
Есть в Брауншвейге славный град
Ганновер; и, как младший брат
Встал Гамельн рядом. Везер, быстрая река,
Пред ним крутые моет берега.
Клянусь, там жизнь всегда приятна и легка!
Но сотню лет тому назад,
Когда мой начинается рассказ,
Там было не до шуток и проказ –
Страдали все – и стар и млад.
II
Скопленье крыс!
Всех съели кошек, лишь собаки сбереглись;
Детей кусали серые в постельках,
Там злыдень выпил молоко, тут сыр изгрыз
Иль суп лакает в кухне из тарелки.
Селедку утащили, нам оставив слизь,
Где в шляпах гнезда, где разбит сервиз,
И даже дамам досаждать взялись –
Те соберутся поболтать,
А крысы ну-ка стрекотать –
Несутся визги вверх и вниз!
III
Собрались толпы горожан
И Городской заполнили Совет:
Наш Мэр – кричат они – болван,
А Магистрат? Дурнее дурней нет!
Дари им горностай и исполняй приказы,
А сами не хотят или не могут разом
Решить все дело и избавить от заразы!
Ну, господа! Мышленья свет
Зажгите и придумайте ответ,
Или пойдете грузчикам вослед!
Дрожат Совета члены; Мэр
Как крыса, стал от страха сер.
IV
Уж час молчат, не подымая глаз,
Но Мэр молчание прервал:
– За милю бы отсюда быть сейчас!
Я б мантию за грош отдал!
Легко сказать: зажги свой ум –
Уж голова болит от дум,
А только скрежет в ней и шум!
Заклятый круг, и круг, и круг!
Но лишь сказал – раздался вдруг
Чей-то негромкий в двери стук.
– Кто там еще? Помилуй Бог!
Мэр подскочил, насколько смог
(Он толст, как праздничный пирог) –
Там по ковру стук чьих – то ног?
Едва помстится серый мне зверек,
Как сердце сразу скачет – прыг да скок!
V
Войдите, – крикнул Мэр, скрывая злость;
И в двери входит очень странный гость:
Плащ длинный от главы до пят
Из алых, желтых состоял заплат;
Высок он, тощ его живот,
Глаза горят – ну словно кот,
Сам темен, будто дикий мед,
Светловолос и безбород,
Ухмылкою кривится рот –
Не угадать никак ни чин, ни род!
Никак все надивиться не могли,
Откуда гостя ветры принесли,
Сказал один: – Ну будто прадед из земли,
Услышав трубы Страшного Суда,
Сквозь склеп свой расписной пришел сюда!
VI
Сказал он громко, не таясь:
– Почтенные, способен я
Изгнать, посредством тайных чар,
Любую тварь, что на земле живет,
Крадется, плавает, летает и ползет,
И разом ваш окончится кошмар.
Люблю направить ремесло
На гадов, всем несущих зло:
Будь жаба это, моль, змея иль крот;
Я Пестрый Дудочник – так всяк меня зовет.
Намотан был – тут все заметили – на шею
Шарф длинный: красно – желтые цвета,
Такие же, что и в одежде всей,
А на конце подвешена дуда.
По ней он пальцами перебирал,
Как будто мысленно играл;
Казалось, что служил шарф скрепой
Одежде старомодной и нелепой.
– Хоть беден я – недавно сам
Меня Тартарский Чингиз-Хам
Отряды комаров призвал изгнать,
И с помощью моей царь Азии Низам
Мышей-вампиров злых сумел унять.
Тех грызунов, что держат вас в плену,
Немедля истреблю я рать,
Коль тыщу гульденов отсыплете одну.
– Одну? Хоть пятьдесят! – Так, не страшась затрат,
Кричат согласно Мэр и Магистрат.
VII
На улицу пошел дударь
С улыбкою широкой –
Он знает силу мрачных чар,
Что в дудке спят глубоко.
Легко, как музыкантов царь,
Чтоб дунуть, губы он свернул,
И синью взгляд его сверкнул,
Как соли кто в огонь метнул.
Едва три такта прозвучало –
Все слышат, будто войско заворчало.
Ворчанье переходит в ропот,
А ропот – в страшный, громкий топот,
И чьих-то ног ужасный грохот.
И крыс из всех домов идут полки –
Там крысы, крысы, крысы – и малы и велики –
Кто в рыжей шерсти, в сером кто наряде,
И юркие юнцы, и старики, толсты,
Отцы и сыновья, племянники и дяди,
Идут гуртами, длинные таща хвосты;
Сестра и брат, мужья и жены
Бегут за дударем, заворожёны.
Идет вниз Дудочник, и дудка плачет,
А крысы всей толпой проворно скачут.
Так шли, пока всех быстрый Везер
Не проглотил – один лишь убежал –
Крысеныш, толстый, будто Юлий Цезарь;
На берег выбрался, в уме готовя весть,
(Ведь книги он жевать предпочитал)
Которую в Крысляндию решил донесть,
Так рассказав: – Едва дуда запела,
Вдруг вижу холодец, от жира белый,
Еще – как яблок урожай, отменно спелых,
В давильню, чтобы делать сидр, бросают смело;
Как будто где – то маринад сварили,
Или с вареньем банок гору вскрыли,
Иль из бутылок с маслом вытащили пробки,
Иль вкусный кекс достали из коробки.
Как будто слышу сладкий глас
(Милей, чем звуки лиры и псалмов
Запел): – О крысы, здесь для вас
В коптильне целый мир готов!
Вам можно – даже нужно – двинуть дружно,
Чтоб завтрак обрести, обед и ужин!
Как будто с печки отскочила крышка,
И светится внутри огромнейшая пышка,
В вершке лежит, меня маня,
И слышу, шепчет: – Съешь меня!…
Вдруг Везера вода вокруг меня!
вернуться

26

Это наиболее известное сегодня в англоязычных странах (примерно как "Конек-Горбунок" у нас) стихотворение Браунинга. Это детское стихотворение сделало популярным в европейской литературе образ "Крысолова". Написано оно для сына актера Вильяма Маккриди в 1842 г.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: