Улиц грязных долбили снег
Розовой пяткой вешних нег
Лица как змеи
Кружились аллеи
Но пали лазури блистая мечи
…замолчи!..
Наддомной волною мы снова полны
Насыщены потом ПОДМЫШЕК весны.
Где синих гор сомкнулся полукруг,
Стариннных дней Италии, — далекой
Жестоких севера заиндевевших вьюг,
Широкий профиль бросил храм высоко.
Волчицей Ромул вскормленный, что Рим
Впервые очертил (веках) могучим плугом,
И Татиус-король Сабинянами чтим
Его воздвигли Янусу почтении сугубом.
И годы светлые, свирелью пастухов
Звучащие, несущих колос, нивах,
Прочнейший на дверях его висит засов —
Хранитель очагов счастливых.
Когда же воинов на поле бранный клич
Зовет мечей и копий строем,
Войны, войны подъят разящий бич:
«Мы двери Януса кровавые откроем!»
Январской стужи близится чело.
О Янус званный голубыми днями!
Офортные штрихи, о сумрачный Калло!
Нежданно вставшие пред нами…
И эти дни возгромоздился храм,
Громах батальной колесницы…
Но нынче храм сердцах (как гнезда тяжких ран)…
Отверзты входа черные зеницы…
Зима взрастила хлад морозный,
Цветок глубин и тьмы,
Пророк дерзающе нервозный
Благоуханной кутерьмы.
Зима роняет лепестки
На долы-льды, суровость, лавы
Свевают стружки верстаки:
Алмазы-плагины отравы.
Зима стучит своей клюкой,
Она хрипит (каркас железный)
И голос дыбит вековой
И шлейф роняет густо-звездный.
На стекла легких мотыльков
Бросает стаею ночною
И женский холодит альков
Своей морозною струною.
На пол лощеный розы пять
презрев, не ступят, осторожность
и бури вьюжные хранят
свиданий прежних невозможность.
Утренние дымы деревень твоих,
Утром порожденный, мгле пропетый стих.
Голубые розы просветленных глаз
И широкий женский плодоносный таз.
А оврагах клочья
Без надежды снега,
Точно многоточья
α и ω.