Реальное объединение кристаллизуется, однако, в более узком составе. В декабре 1926 г., еще до беседы с Малевичем, в записных книжках Хармса появляется название «будущего Фланга левых», среди предполагаемых членов которого, кроме обоих чинарей, названы Бахтерев и Заболоцкий, а также участники туфановской группы заумников (перечислены также Малевич, художник В. Дмитриев и С. Л. Цимбал). «Фланг левых» переоформляется в «Левый фланг» — в только что обсуждавшемся проекте сборника «Радикса» это последнее название синонимично «Левому флангу». Те же имена перечисляются в записях, сделанных Хармсом около 10 января 1927 г., но из заумников здесь упомянут уже один Вигилянский. Согласно устным воспоминаниям И. Бахтерева, Заболоцким и Введенским была разработана декларация, которая была прочитана на диспуте после вечера Маяковского в 1927 г. в Ленинградской капелле, когда на сцену вышли Введенский, Хармс, Бахтерев и Левин; там же присутствовавший, партийный со времен гражданской войны Олейников присоединиться отказался, поскольку в зале находились «его ребята из Райкома». Подошедший к выступавшим Виктор Шкловский сказал им как будто такую фразу — «Эх вы, даже скандала устроить не умеете»…[35] По словам Бахтерева, Маяковский, с который они сумели несколько минут поговорить после диспута в артистической, предложил им написать статью о «Левом фланге» для журнала «Новый ЛЕФ». Эта статья была с помощью Бахтерева и Заболоцкого написана журналистом В. Клюйковым, однако не была опубликована. Возможно, что стихи Введенского и Хармса, хранившиеся в так называемой «корзине ЛЕФа» (архиве произведений, не представлявших для редакции особого интереса), были приложены авторами именно к этой статье. Хранившиеся у Н. И. Харджиева стихи Введенского этого времени были, как уже говорилось, возвращены им последнему по его просьбе накануне войны и, разумеется, пропали.

Попытки найти название для союза, состав которого к этому времена можно считать более или менее уже установившимся[36], прослеживаются, как некая навязчивая идея, по записным книжкам Хармса и его черновикам. «„Академия левых классиков“ — так назвались мы с пятницы 25 марта 1927 года, — записывает Хармс. — Название пришло одновременно Гаге, Игорю[37] и мне. Пришло оно у Кацманов, мы были там, чтобы писать декларацию, и вот нас осенило название». Поиски «названия» составляют сюжет одного из позднейших отрывков Хармса (конца 1929 г.):

В последний раз проблема «названия» возникает осенью 1927 г., когда симпатизировавший левому искусству директор Дома печати Н. П. Баскаков предложил группе принять статус одной из творческих секций Дома печати я согласился на проведение в ее рамках большого вечера-выступления[39]. В 1927 г. слово «левый» звучало, однако, уже одиозно, и, принимая группу под свою опеку и предоставляя ей сцену, Баскаков поставил условие, чтобы слово это было исключено из ее наименования. Тогда и возникло новое название: Объединение Реального Искусства, первоначально — ОБЕРИО[40]. Чтобы затушевать, по объяснению Бахтерева, стоявшие за сокращением слова, а также, как нам кажется, для придания ему большей экзотичности, Хармс настоял на замене е на э, а о на у. Именно это название, от которого было образовано наименование участников группы — «обэриуты», и отождествилось с именами бывших чинарей — Введенского и Хармса. Такое отождествление кажется нам суживающим по двум причинам. Прежде всего, сама группа ОБЭРИУ, просуществовавшая всего около двух с половиной лет, была лишь заключительным звеном в серии трансформировавшихся одно в другое творческих объединений — «Левый фланг» (заумников) — «Радикс» — «Фланг левых» — «Левый фланг» (условно — Союза поэтов) — «Академия левых классиков» и, наконец, ОБЭРИУ. Во-вторых, при том, что во всех них Введенский и Хармс играли едва ли не ведущую роль, их активность в рамках этих объединений все же никак не исчерпывает полноты их творчества, не замкнутого эпохой последнего из них — ОБЭРИУ — даже хронологически. Творчество того и другого поэта, при всех их сходствах и расхождениях, перерастает поэтику и Туфанова, обобщенную в его «Декларации Ордена заумников», и Заболоцкого, как она сформулирована в «Манифесте» ОБЭРИУ (это название закрепилось за статьей «ОБЭРИУ», опубликованной в «Афишах Дома печати» — считается, что вводная и поэтическая ее части написаны Заболоцким и потому проливают наибольший свет на его собственную поэтику). Статья провозглашает обэриутов поэтами «нового мироощущения и нового искусства», творцами «нового поэтического языка и нового ощущения жизни и ее предметов». Как когда-то в футуристических декларациях, в Манифесте много говорится об очищении «конкретного предмета» от «литературной и обиходной шелухи», от «ветхой литературной позолоты», от «мусора стародавних истлевших культур». Тем не менее здесь проницательно обращено внимание на ориентацию поэтики Введенского на «столкновение словесных смыслов» и на бессмыслицу (хотя автор не вполне логично говорит лишь о «видимости» бессмыслицы). Как бы то ни было, едва ли стоит преувеличивать применительно к творчеству Введенского значение этого текста, за последние годы много раз перепечатывавшегося и переводившегося.

Деятельность членов ОБЭРИУ протекала в русле традиций «Радикса» и в большой мере заключалась в проведении театрализованных выступлений-концертов, не прекращавшихся, впрочем, ни в эпоху «Левого фланга», ни «Академии левых классиков». В зале развешивались плакаты со знаменитыми надписями «Искусство — это шкап», «Мы не пироги» и т. п., в концертах продолжали участвовать актеры «Радикса» — фокусник Алексей Пастухов, балерина Милица Попова и другие, а также режиссер «Радикса» Кох-Боот (Г. Кацман). Наиболее эпатирующими оказывались стихи всегда ждавшего скандала Введенского, который, однако, прекрасно умел вести диспуты. Подобные выступления группы, проходившие в самых разнообразных местах — в «Кружке друзей камерной музыки»[41], в воинской части, где служил Заболоцкий, в клубах и театрах, частично описаны в мемуарах[42].