Этими словами, обращенными к другу, Микола Бажан многое сказал и о самом себе, своей человечной и мудрой поэзии.

Леонид Новиченко

СТИХОТВОРЕНИЯ

1. КРАСНОАРМЕЙСКАЯ

Борозды дорог засевает ветер,
лес умирающий скрючен и сер.
«А у меня на фуражке заря да буквы вот эти:
УССР».
Мечется осень чайкой над буками,
расшумелось поле золотым потопом.
«Гей, за эти четыре буквы
молодость сложил под Перекопом.
Не жалел я юности недаром —
вон какая звезда на челе!
И не стонет уже, не сочится пожарами
Украина в горячечной мгле.
За холмами кривобокими, дикими,
где горе туманами легло,
разбудили клинками и кликами
мое бедное, горевое село.
Дома матушка молится —
и чего же с войны не вернется сын?
Гей,
а брат у меня комсомолец,
а таких, как он, — по селам не один!»
Борозды дорог засевает ветер,
лес умирающий скрючен и сер.
«И у всех на фуражках заря
и четыре буквы вот эти:
        Мы
               молодая гвардия УССР».
1923
Перевод В. Максимова

2. 21 ЯНВАРЯ

В трауре
Площадь,
Улиц набрякли вены,
И стягом, как пламенем,
                                     ветер полощет,
И слово на знамени — Ленин.
День
Упал —
В рамке черной.
Черный день.
Черный стяг.
Траурный марш, марш минорный
На улицах, на площадях.
Сердцем к сердцу, в строю непреклонном,
Плечом касаясь плеча,
Идет страна,
Коммуна,
Колонна,
Отчизна Ильича.
Нет! Он жив,
Не болел он, не умер!
Он в городе, он в селе!
В мильонах людей, в их порыве, их думе
Идет Ильич по земле.
Траурный стяг развертывай!
Холод печали лют.
Вождю страны,
Коммуны,
Когорты
Сегодня прощальный салют.
Брызнут лозунгами антенны,
Мир лозунгами зальют:
«Погасло
Сердце Ленина,
Ленину
Прощальный салют!»
Греми, мгновенье, скорбью горя,
Всем столетьям, народам всем:
21 января,
Без десяти семь.
Серое небо разодрано в клочья
Хмурых заводов сиренами!
Сегодня каждый рабочий
Салют отдает Ленину.
Вздымая свои знамена
И сердце скрепив свое,
Ленин встает миллионный,
Вождь и водитель встает!
1924
Перевод П. Железнова

3. ПРО ЖИТО И КРОВЬ

Тому, чьего имени не знаю.

Ветер в дуброве скитается,
Птица рыдает, черна.
Тень человека шатается,
Темная, в жите видна.
В небе месяц бьется, натужась,
Как сжатые болью уста.
Стон людской, еле слышный, недужный,
Призраком в поле встал.
Вот этот стон, как тревога,
Вырос, во мраке укрыт,
А под конями дорога
Стонет степная, дрожит.
Мчатся тяжелые кони,
Кто-то во мраке кричит.
Шляхами рыщет погоня,
Ищет кого-то в ночи.
А тот рану сжимал руками,
Житом бежал, сколько мог.
Когда ж сердце застыло, как камень,
Он, поникнув, упал под стог.
Лунный, слепящий и жидкий,
Выглянул луч с высоты,
И загорелся на сивой свитке
Пятиугольник красной звезды.
В небе месяц мечется кречетом,
Страшен слепой его лик.
Умирал синеющим вечером
В родной степи большевик.
Спелые, как земляника,
Звезды зажглись в вышине.
Кто напряженно и дико
Вслушался в ночь на коне?
Тлели глаза, дики и пьяны,
Хмелен человек был и дик.
Голубая лента у него на жупане,
А на шапке черный шлык.
Из-под стога травами, житами
Стон раскатился на шлях.
Сразу понял атаман:
Человек умирает в полях.
Он чутко слушает стоны,
Он топчет жито ногой.
И вдруг это в тень под стогом
Взгляд упирает свой.
В злобе лицо каменеет.
Раненый весь на виду.
Что там на свитке алеет?
Кровь разглядел и звезду.
Ветер приник к изголовью,
Жаль человека ему.
Жито, омытое кровью,
В лунном струится дыму.
Смерть к человеку явилась,
Вот она — в жупане.
Спешилась, остановилась,
С ним она наедине.
Степью и кровью пахнуло,
Время споткнулось в тоске.
Лезвие страшно блеснуло
В пыльной и потной руке.
Шла за минутой минута,
Падала в спелую рожь.
В тело горячее круто
Врезался блещущий нож.
Ночь расцарапать бы стоном,
Криком бы грудь разодрать,—
Встретит он смерть непреклонным
Честь у него не отнять.
Сжаться бы, дрожью объятым,
Пасть на колени без сил,
Но не молил он пощады
И милости не просил.
Кровью, казалось, был вышит
В жите узор на века.
Атаман — нет, не слышит
Жалобы большевика.
То не средь белого снега
Рдеет костер золотой,
То на груди человека
Рана зияет звездой.
Пятиконечная рана
Вдруг под ножом расцвела,
А на востоке тумана
Дрогнула синяя мгла.
Окоем проступал неясно,
Таяли звезд следы,—
Но там не было более красной,
Чем на груди человека, звезды.
Ветром качнуло, как знамя,
Кровью омытую рожь.
Вытер бандит колосками
Свой окровавленный нож.
И повернулся к востоку,
Истово перекрестясь.
Сел на коня — и в дорогу,
Пыль под копытом взвилась.
1924
Перевод А. Кушнера

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: