Тут мне мигом припомнились разные побасенки, которым я, конечно, никогда не верил — как человек разумный… но тут чую, надо рыпаться. Бултыхаться, пока не засосало и битум не застыл.

— Гм–гм! Простите, а с кем имею честь?

Майор медленно так ко мне оборачивается. Удивлен так, будто с ним мышь заговорила. Вдруг улыбается, кивает поощрительно:

— Любопытство — залог развития интеллекта.

И сует мне удостоверение. Не просто показывает — а прямо в руки дает.

Беру. Странное какое–то удостоверение. Ни черта не понять. Куча сокращений, печатей, а ничего путного не выудить… И тут я понимаю, что забирать свое удостоверение майор не спешит. Вообще как забыл про него. На меня даже не смотрит. Будто перевозит не человека, а обезьяну. Ну вот и сунул ей игрушку, чтобы занять. Чтобы не суетилась, пока в машине, не приставала с глупостями…

Машина тормозит. Приехали.

Да, их «распределительный пункт» мне сразу не понравился. Мраморная облицовка, тонированные стеклопакеты, кондики под каждым окном, колонны перед входом — и ряды, ряды, рады черных меринов с черными номерами и синими мигалками на стоянке.

Майорчик мой четырехглазый улыбается мне ласково и на крыльцо подталкивает, а у меня ноги ватные и коленки дрожат. Страшно! Черная тоска с головой накрыла. Я, вообще–то, в это время должен был уже отсылать сборку шефу, а через час меня ждал маленький праздник, с пивом и креветками. Для того и конвертик в кармане. Только в конвертике том — какая–то жалкая штука гринов, потому что целился я на расценки нашего обшарпанного призывного пункта. А тут — мерины, кондики, мрамор…

Тут у меня перед глазами запрыгало, так бы я в обморок и грохнулся, но майорчик меня под руку подхватил. Дальше тянет. Как в тумане бреду за ним. Второй этаж, по широким коридорам, стены в дубовых панелях, под ногами ковровая дорожка по навощенному паркету… Мамочка моя родная, и чего я выпендривался и в нормальный институт с кафедрой не устроился? Кодерство и матаны всякие с теорверами я и так знаю, а все остальное можно было бы с таким же успехом конвертиками досдать. В сумме дороже, чем если сразу военному комиссару конвертик, да. Но зато насколько надежнее! Доумничался, умник…

… да не помогла бы нашему Лису кафедра.

У меня кафедра была. И что? В один прекрасный день в аудиторию входит не наш привычный капитан, а молодой подполковник. Объявляет нам, что капитан снят за ненадлежащее исполнение своих обязанностей, понимай: за поборы со студентов, и результаты последних зачетов недействительны. Перепроверять будет он.

Правда, началась перепроверка со странных тестов. Проглядел подполковник наши листочки, выбрал мой. Уточнил, а как у меня с компьютерными играми? Кивнул довольно, остальных отпустил с миром, мне же зачесть старый зачет отказался. Повез на дополнительную проверку, если я не хочу отправиться в обычный военкомат и далее с последствиями… Лис продолжал:

… входим в зал. Актовый. Кафедра — огромный стол красного дерева, за ним экран из шести панелей. В зале ряды кресел зеленой кожи, перед каждым отдельная парточка, крошечная и резная, будто только из антикварного…

— Садись, — майорчик меня подтолкнул, и тут же вышел.

В зале сидят ребята, человек за полсотни.

Огляделся я еще раз… На весь это гламурный псевдоантиквариат в зале… дорогущие панели вместо доски и простыни киноэкрана… за окнами ряды меринов под синими мигалками… Конвертик еще раз в кармане пощупал — тоненький, чахленький. Ох! Здесь и десяти таких конвертиков не хватит!

Вздохнул я, снова на ребят гляжу. На этот раз внимательнее. Призывники, как я? Служить вместе будем?

Выбрал самого крупного, да и подсаживаюсь к нему. Улыбаюсь радостно. Типа, он мне сразу понравился.

А куда деваться? Пора окапываться, если отцы родные за спиной мост сожгли и отступать некуда, велика Россия, да впереди одна казарма маячит, и скоро меня дедушки на героя родины дрессировать будут…

Я боялся, как бы этот здоровяк не фыркнул — может, он уже сам приглядел, с кем сбиваться в стайку? Самых крупных и наглых… Нет, ни фига. Улыбается мне. Открыто так, с душой. Деревенский, что ли? Это они обычно на улыбки отзывчивые. Думают, в городе сладкими улыбочками и батистовыми платочками улицы мостят, а на углах бесплатный сыр раздают, ага. Мне его даже жалко стало. Вот ведь соль земли, блин! Добрый и доверчивый. И здоровяк. И морда симпатичная, хотя явно не из рязанских. И даже не татарин. Из бурят каких–нибудь.

— Леха, — я ему руку протягиваю. — Алексей Рыжов, для друзей просто Лис. Из области. А тебя как–откуда?

— Руслан, — отвечает. И по выговору ясно, что и правда откуда–то из–под Внутренней Монголии, где и по–русски–то почти не говорят. — Из Парижа.

Я чуть не поперхнулся.

— Откуда?..

— Из Парижа, — Руслан говорит и краснеет. — Остров Медный. Это Командорские острова. У нас так зовется поселок на западной оконечности. Я же не виноват?

Говорит он еще смешнее, чем мне вначале показалось. Будто английский актер, который русского не знает, но выучил в транскрипции несколько фраз и старательно проговаривает каждый звук. Парижанин из–за Камчатки…

И вовремя я подсуетился. К моему парижанину с другого бочка еще один тип пристроиться норовит. Доходягя–доходягой, но морда острая и хитренькая такая, — ну прямо вылитый хорек.

Или я в зеркале.

И этот хорек обворожительно улыбается:

— Привет. Я Михаил, но лучше просто Миша. Все друзья так зовут.

Друзья… Тамбовский волк тебе друг! Я уже собрался отшить его, да погрубее. Пока я моего Русланчика к рукам не прибрал и закадычного дружка из него не выковал, мне конкуренты не нужны. Тем более с такими хитрыми рожами. Оглянуться не успеешь, как в сторону ототрут! Но только я рот открыл — в зале включился дополнительный свет.

Это мой майорчик вернулся. Да не один. За ним идут офицеры, сначала старшие, а потом и высшие. И главное, все очкарики. И чем крупнее звезды, тем толще линзы. Выстроились за кафедрой, нас обозревают.

— Так, — говорит очкарик с генеральскими звездами на погонах. — Все в сборе? Отлично. Приступим! — И за кобуру хватается.

Зал охнул, половина тут же растопырили руки перед собой, ладони горсточками вниз, — не то сурков на посту изображают, не то нащупывают что–то перед собой, от нетерпения оскалившись.

А у генерала не кобура, чехол палма. Пощелкал пером, снова в зал смотрит:

— Где наши шахматисты от клавиатуры?

— Да вон… — мой майорчик ему подсказывает.

— Ага… Орканоид, Даркхантер. Не вставайте, вижу. А там биатлонисты? Магнумспешл Шарк, Магнумспешл Фокс, Магнумспешл Вулф…

Что шахматисты, что биатлонисты — изнуренные жерди. В гроб краше кладут. Генерал вздохнул.

— Что ж… В общем–то, такими я вас и представлял… Так, а эти кто? — указывает на нас с парижанином.

— Контрольная группа.

— А они нам вообще нужны?

— Обязательно.

— Ладно. Ну–с, господа рилнеймовые… — Генерал на нашу троицу смотрит, и вдруг в другой конец зала. Там сидит выдающаяся парочка. Поздоровее прочих, но морды, морды… — Я так понимаю, нижний предел ка–и — это вот те?

— Так точно.

— А эти, значит, — генерал на нас кивает, — верхний предел?

— Так точно. Сто тридцать, сто тридцать пять и сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят? — Генерал изумился. — Где это вы такого откопали?

И переводит взгляд с меня на Миху, и обратно. Сам пытается угадать.

Только я–то знаю, что у меня в лучшем случае сто тридцать пять могли насчитать, но никак не полторы сотни… Ох, надо, надо этого хорька отшить, пока он меня от Русланчика не оттер! Хотя Русланчик–то тоже, похоже, не так прост. Не столичный, но не тупой. Сто тридцать — это прилично.

Миха тоже на меня косится неласково. Видно, сообразил, что я не просто так возле парижанина оказался?

— И который из них?

— А вон тот, крупный. Руслан Белкин. С Командорских островов, поселок алеутов. Его в пограничники отправляли, в Калининград, но он по–русски совершенно не понимает, так что с удовольствием нам отдали.