— Все это хорошо, но хотелось бы его отгородить.

Зазывала двинулся вперед и взялся рукой за перила каменной лестницы, ведущей на мостик.

— Осторожно. — Я высвободился из рук женщины и, ухватив зазывалу за рубаху, оттащил назад. — Хóдите где вам вздумается, я же предупреждал — здесь везде установлены специальные устройства.

Не успел я договорить, как над лестницей вспыхнул фейерверк. Упав на пол, ракета взорвалась, и повалил оранжевый дым.

— Что это значит? — пронзительно вскрикнул зазывала, а у женщины вырвался визг, похожий на свист кипящего чайника.

— Превышение необходимой обороны, — сказал продавец насекомых спокойно и решительно, — перестарался, мания преследования обуяла, ничего не поделаешь.

Говоря это, он незаметно подмигнул мне. Я не понял его замысла, но, кажется, он хочет, чтобы я дал ему свободу действий.

— Не надо волноваться. Тем, кого официально возьмут в судовую команду, будут указаны места, где установлены специальные устройства, а если понадобится, я отключу электричество, чтобы обеспечить вашу безопасность.

Когда я обернулся, чтобы подставить плечо женщине, продавец насекомых, не теряя времени даром, шагнул вперед и обнял ее за талию. Она не сделала даже попытки воспротивиться, наоборот — ей это понравилось. Зазывала криво усмехнулся и опустил глаза. Вот грязный тип, этот продавец. Я один имел право приложить мокрую тряпку к ее ноге!

Крутая лестница — двадцать три ступени, ширина два метра. Криптомериевые перила. Справа лестница держится на каменной опоре, возвышающейся над верхней площадкой на семьдесят сантиметров, а по краю идет парапет высотой пятьдесят сантиметров. Иными словами — в стене трюма вырублено нечто наподобие балкона. Когда я жил здесь один, а команда существовала еще лишь в моем воображении, это помещение, обладающее прекрасным обзором и как бы свободно парящее над залом (и к тому же снабженное совершенными устройствами, которые полностью исключали неожиданное вторжение извне), мне очень нравилось. Однако при коллективном существовании, которое сейчас начиналось, видимо, лучше завесить балкон шторой. Мостик (каюта капитана) представлял собой вытянутый в ширину ромб площадью примерно двадцать дзё[4].

Я стал подниматься первым, следом — женщина, поддерживаемая продавцом насекомых, шествие замыкал зазывала.

— Какой ужас! — с деланным удивлением воскликнул продавец. — На свалке и то больше порядка.

Мог бы и не говорить — беспорядок в самом деле был ужасающий. Прежде всего, я не предполагал, что открою двери своего жилья для посторонних, и поэтому здесь царил такой же хаос, как в переплетении нервных волокон моего мозга, ну а потом, я мало чувствителен к чужим взглядам. И все же, если бы знать, что все так получится, то прибрал бы свое жилище заранее, подумал я и пожалел, что не сделал этого. И телевизор, и стереосистема были самого высокого качества, и, наведи я порядок, моя каюта, наверное, не произвела бы такого отталкивающего впечатления.

— Действительно, кавардак, но зато почти нет пыли. Видели ящик на верхней площадке лестницы? Это изобретенный мной пылесос, работает потрясающе.

— Изобретенный вами?

Зазывала насмешливо перевел взгляд с меня на пылесос. Плоский пластмассовый ящик глубиной двадцать сантиметров, сверху отверстие пятьдесят на пятьдесят. Он был покрыт таким толстым слоем пыли, будто его обмотали старым войлоком.

— Я отказался от фильтра и попытался использовать всасывающую способность статического электричества.

— Вот здорово. — Зазывала говорил теперь совсем другим тоном. Пожалуй, он проще, чем я думал. — Убирать пыль с помощью статического электричества — в первый раз слышу.

— Именно так.

— Причем, это вполне логично.

Зазывала присел на корточки у пылесоса. А я подбежал к дивану у стены и стал лихорадочно сбрасывать с него куда попало газеты и старые журналы, чтобы освободить место для женщины.

— Ничего себе помещеньице, — процедил сквозь зубы продавец насекомых и пнул под стол валявшиеся на полу три банана и кулек с арахисом. — Будто в лавке старьевщика побывали воры.

Женщина вытянула вперед ногу и, поддерживаемая продавцом, села на диван. Продолжая обнимать ее за талию, он плюхнулся рядом. Пружины подбросили его вверх, и он, ударившись, выругался.

— Ну что ты прилип к этой штуковине? — рявкнул продавец на зазывалу.

Тот, не обращая на него никакого внимания, продолжал сидеть на корточках перед пылесосом.

— И все это пыль? Надо же такое выдумать. Светлая голова — по виду не скажешь.

— Значит, мозги еще не заплыли жиром, — ответил я, польщенный.

— Слышите, шумит. В нем что-то вертится.

— Для того, чтобы воздух поступал в пылесос равномерно, его корпус делает пять оборотов в минуту, а находящиеся внутри волосяные и нейлоновые щетки вращаются в десять раз быстрее в противоположном направлении. От их трения возникает статическое электричество, а пылесос следует ставить там, где есть естественная циркуляция воздуха... Вроде бы работает ритмично, всё в порядке.

— Вы его уже запатентовали?

— Вот еще.

— Надо же, вы совсем не корыстолюбивы. — Зазывала нервно провел по губам тыльной стороной ладони. — Берегите свою гениальность. Вот бы сегодня там, в универмаге, выставить этот пылесос! Вы согласны со мной, Комоя-сан?

— Конечно. Наш капитан великий человек.

Двусмысленный ответ. Стекла очков продавца насекомых запотели, и выражения глаз не разобрать, но, по-моему, пылесос его нисколько не заинтересовал. Может быть, это ложный ход, чтобы усыпить бдительность зазывалы? Говорят, нелюбопытный человек бессердечен. Не исключено, что впечатление о продавце как о человеке интроспективном сложилось у меня потому, что он специально надел овечью шкуру, желая пробраться на корабль. Значит, я ошибся в нем, считая, что он послужит мне опорой, — как бы еще не хлебнуть с ним горя. А вот мнение, которое сложилось у меня о зазывале, нуждалось в корректировке. Люди корыстные, для которых главное — деньги и вещи, обычно равнодушны к таким нематериальным ценностям, как изобретения, фантазии. Например, когда я проявил такой интерес к юпкетчеру, продавец насекомых отнесся ко мне как к ненормальному, вот и всё.

Кстати, все юпкетчеры, кроме моего, остались в джипе. Нужно не забыть принести их потом.

Женщине, наверное, было неудобно держать ногу на весу, и поэтому она все время покачивала ею. Продавец насекомых подался вперед. Решил, видимо, поддержать ее ногу. Неужели я дам увести добычу из-под самого моего носа? Я решительно преградил ему путь. Мы оказались лицом к лицу, кто-то один должен был отступить.

— Ну что вы дергаетесь, ничего плохого я не делаю.

Он беззлобно хлопнул меня по плечу и отодвинулся. Потом направился в глубь помещения, прошел мимо пяти выстроившихся рядом с диваном металлических шкафов, щелкнув по каждому пальцем, и обернулся у стеллажей, составленных под углом сто двадцать градусов. Избегая его взгляда, я коснулся колена женщины.

— Все еще болит?

— Конечно.

Она подложила руки под колени и приподняла ноги. Юбка из искусственной кожи, лишенной эластичности, задралась до самых ляжек. Они оказались полнее, чем я предполагал, и были покрыты поблескивающими волосками. Я вытащил из-под дивана аптечку. Хотя на первый взгляд и казалось, будто у меня все свалено как попало, определенный порядок соблюдался. Вещи были набросаны вокруг дивана, так сказать, концентрически, по степени необходимости — самые нужные ближе, остальные дальше.

— Вытяните ногу и напрягите...

Я подсунул ладонь под икру, но она тут же притворно завопила:

— Перестаньте, щекотно!

— Не бойтесь, я только осмотрю.

Зазывала повернулся в нашу сторону.

— Может, хватит осматривать? — Он неохотно оторвался от пылесоса и встал. Поиграв кадыком, проглотил слюну. Оперся о край стола, служившего мне одновременно верстаком и занимавшего половину мостика, и чуть подался вперед, приняв угрожающую позу. — Если вы собираетесь оказывать первую помощь, лучше всего холод. Нужно обмотать ногу мокрым полотенцем.