Макробий был современником крупнейших деятелей и мыслителей христианской церкви Августина, Иеронима, Амвросия, Иоанна Златоуста. Он находился на службе у императора Феодосия, с именем которого связано окончательное запрещение язычества. И тем не менее, ни в его «Сатурналиях» (как мы уже писали об этом), ни в «Комментарии на «Сон Сципиона» нет и намека на испепеляющую борьбу между христианством и язычеством. Он нигде ни словом не обмолвился о торжество новой религии. Что это? Непонимание происходящего? Презрительное молчание римского аристократа, видевшего, подобно Тациту, в христианстве лишь «нелепое и недостойное внимания суеверие»? Или это трагическая, последняя оппозиция новой, не знающей пощады идейной и политической силе, которой невозможно противостоять, от которой нельзя уклониться, а можно лишь с достоинством настоящего римлянина, носителя древней доблести, молча отринуть, исключить, если не из реального бытия мира, то хотя бы из круга собственного духовного существования, оградить священное для римлянина прошлое и его богов от попытки их уничтожить? А в глазах такого убежденного язычника, как Макробий, христианство представало именно такой силой — враждебной, непонятной и неумолимой.
В подобных настроениях Макробий был не одинок. В своем сопротивлении христианству язычество подчас было не менее упорным, чем новая религия в стремлении к господству. Через полтора века после Макробия другой выдающийся римлянин, Боэций, который хотя и был автором нескольких теологических трактатов, однако в своем последнем предсмертном сочинении «Об утешении философией» не скажет ни слова о христианстве. В V в. Клавдиан, придворный поэт христианских императоров, вспомнит о христианстве лишь один раз и то в несколько легковесном тоне. Автор классического для средневековья учебника Марциан Капелла также обойдет христианство молчанием. Такие совпадения заставляют думать не о случайности, но об определенной оппозиции, внутреннем неприятии христианства определенным слоем римской интеллигенции, к которой принадлежал и Макробий. Сохранение античного наследия, пропаганда достижений древней культуры, их систематизация были у этой группы своеобразным средством противостояния христианству.
Антихристианская направленность систематизаторской и популяризаторской деятельности вскоре после Макробия ослабеет. В VI–VII в. эту просветительскую эстафету примут деятели христианской культуры, такие, как Кассиодор и Исидор Севильский. Однако язычески настроенный Макробий «задаст ей тон», столь последовательно осуществит задачу систематизации античных духовных ценностей и став первым в ряду энциклопедистов и эрудитов, осуществивших передачу античного наследия грядущей эпохе.
Сочинения Макробия, особенно «Комментарий на «Сон Сципиона», обладали особой притягательной силой для людей средневековья. Прежде всего темы, затронутые в них, были удивительно созвучны их сознанию, мировосприятию. В «Комментарии» они могли найти сведения, иногда общие, а подчас исчерпывающие, относительно классификации снов, аллегорического и мистического толкования чисел, добродетелей, иерархии мироздания, о небесном и земном мирах, о связи разума и чувственного восприятия, о движений небесных сфер и планет, о размерах Солнца и Земли и влиянии знаков Зодиака, о мировой гармонии и музыкальных созвучиях, об облике различных земель и виде Океана и т. п.
Макробий рассматривался не только и даже не столько как авторитет сам по себе, но как автор, изложивший учения величайших философских школ древности, прежде всего платоников, неоплатоников, аристотеликов, неопифагорейцев и орфиков, латиноязычных энциклопедистов. В средние века, например, Плотин был известен преимущественно по произведениям Макробия, считавшего основателя неоплатонизма «более мудрым, чем кто-либо». В сочинениях Макробия много реминисценций из «Эннеад» Плотина, которые через его комментарии стали известны средневековому читателю. Он же многое сделал для популяризации на Западе учения неоплатоника Порфирия. Для средневековья произведения Макробия стали своеобразным кладезем неоплатонизма.
Однако наследие этого «последнего римлянина» в средние века никогда не оценивалось как чисто философский источник. Оно особенно ценилось как энциклопедическое собрание античного знания, а несколько дидактический стиль макробиевых сочинений способствовал этому. Отдельные части произведений Макробия служили учебниками по астрономии, географии, арифметике, гармонии. Не случайно от средних веков дошло большое количество рукописей, содержащих законченные в смысловом отношении фрагменты «Сатурналий» и «Комментария».
Влияние Макробия обнаруживается уже в начале VI в. Известнейший философ и эрудит того времени Боэций говорит о Макробий как об «ученейшем муже». Основатель Вивария, первого центра средневековой образованности, Кассиодор и «первый энциклопедист средневековья» Исидор Севильский в своих сочинениях также обнаруживают заметные следы влияния Макробия. «Сатурналии» во многом вдохновили произведения англосаксонского писателя Беды Достопочтенного «О временах» и «О порядке времен». Сочинение Псевдо-Беды «Об устройстве мира» также написано не без влияния «Комментария» Макробия. На Макробия ссылался крупнейший мыслитель раннего средневековья Эриугена, его трудами пользовались члены Академии Карла Великого, в частности ирландец Дунгал.
Настоящий «взрыв» интереса к сочинениям Макробия произошел в XII–XIII вв. Блистательный Абеляр считал его «удивительным философом и интерпретатором великого Цицерона», первым среди последователей Платона. Макробий был в числе важнейших источников выдающегося логика Петра Ломбардского, крупнейшего средневекового педагога Гуго Сен-Викторского и многих других авторов того времени. Заметное влияние Макробий оказал на шартрскую школу философии, на писателей, вышедших из монастыря Сен-Виктор. Бернар Сильвестр и Гильом Коншский, известные своим свободомыслием, украшали свои сочинения пассажами из макробиевых сочинений.
«Поликратик» Иоанна Солсберийского, одного из наиболее своеобразных средневековых мыслителей, а также «Антиклавдиан» Аллана Лильского также в определенной мере опираются на Макробия. Надо отметить, что этот позднеримский полигистер вообще оказал заметное влияние на развитие европейской схоластической философии. «Сумма всеобщей теологии» Александра Гэльского, «Сумма философии» Роберта Гростота, «Сентенции» Петра Ломбардского находятся в определенной зависимости от сочинений Макробия. Винсент из Бове, выдающийся средневековый эрудит, обнаруживает несомненные следы знания этого мыслителя.
Альберт Великий опирался на сочинения Макробия как на один из главных источников сведений о платоновской философии. Крупнейший авторитет схоластики Фома Аквинский использовал их в своей «Сумме теологии». В XIV в. «Комментарий к «Сну Сципиона»» был переведен в Византии и имел хождение как учебник.
Макробий с его особым тяготением к аллегоризму, опоэтизированному истолкованию, с его системой ярких образов оказался близким по духу писателям и поэтам средневековья. Поэтическое видение мира Макробием не предполагало пристального внимания к деталям, высокой требовательности к точности эстетического воплощения. Образы Макробия пронизывает равномерный свет универсальной истины и универсальной красоты. Его творчество оказалось чрезвычайно созвучным эстетическому восприятию средних веков, произвело большое впечатление на автора известнейшего «Романа о Розе» французского поэта Жана де Мэна, великого Данте и родоначальника английского Возрождения Чосера. Макробия любили цитировать Петрарка, Пико делла Мирандола и другие авторы эпохи Возрождения.
Особое место занимает он в истории средневековой геометрии и математики. Не случайно Адальбольд, будущий епископ Утрехта, рекомендовал монаху Герберту, будущему папе Сильвестру и незаурядному математику, изучать его труды. Макробий вместе с Халкидием и Марциапом Капеллой был передатчиком античных космологических доктрин, поддерживавшим научную астрономическую традицию на Западе, подобно Симпликию на Востоке.