Однако то, что мог себе позволить Холиншед в 1577 г., было более чем рискованным в 1548 г. В ту пору тюдоровские апологеты, сознавая, что титул первых двух Тюдоров более чем сомнителен, всячески избегали самого понятия легитимности, утверждая снова и снова, что Англия обязана «миром и благополучием» Генриху VII, и именно в этом искали оправдание его узурпации. Святость правящего короля, а не святость его титула — вот что подчеркивали апологеты Тюдоров. Вместо Генриха IV в центре их внимания оказался расточительный и порочный Ричард II. Генрих VI для них не жертва родового греха, а святой мученик — жертва преступного честолюбия Ричарда III. Вместо того чтобы противопоставлять титулы двух соперничавших домов (как это делал Холиншед), они подчеркивали «счастливый союз Ланкастеров и Йорков» (брак Генриха Ричмонда и наследницы Эдуарда IV — Елизаветы). Тюдоровские апологеты проводили идею не возмездия, а «примирения», «целесообразности» всего совершенного. Для них англичане не грешники, которые нуждаются в искуплении, а «избранный народ», долго блуждавший в пустыне кровавых смут, прежде чем достичь «земли обетованной» — тюдоровского правления.
Итак, Шекспиру приходилось выбирать между двумя историческими мифами: йоркистским, представленным в хронике Холиншеда, и тюдоровским, воплощенным в хронике Холла, или, что то же, между провиденциализмом, объяснявшим историю Англии XV в. «конечной причиной» (т. е. последствиями «греха» - низложения Болингброком законного короля Ричарда II), и провиденциализмом более прагматического толка, ограничивавшимся при решении той же задачи так называемыми «вторичными причинами», т. е. мотивами человеческих поступков, когда освещались причины войны Роз, и прибегавшим к «руке божьей» — только при объяснении ее исхода. В хрониках Шекспира нетрудно найти элементы обеих концепций, но в его трактовке они оказываются значительно модифицированными. В самом деле, Холиншед очень хорошо знает, почему в Англии XV в. наступили смутные времена, и гораздо хуже осведомлен, почему именно Тюдоры оказались па троне, когда с неизмеримо большим основанием на него могли претендовать Йорки. Холл, наоборот, сосредоточен на объяснении «чудесного спасения» Англии Тюдорами, призванными провидением на престол. В хрониках Шекспира «рука всевышнего» тоже появляется во всех тех случаях, когда история идет не так, как ожидали участники. Однако связано это, как правило, с объяснением того или иного конкретного события, а вовсе не с предначертанием их общего хода.
Другими словами, под пером Шекспира история в значительной мере утратила свой мистический характер, стала более доступной человеческому разумению. К тому же у Шекспира небо непостоянно в своих привязанностях. Послушать Ричарда II — и провидение оказывается на его стороне, но вот побеждает Ланкастер — все снова объясняется волей божьей: и это потому, что у каждой из борющихся клик на время появляется своя «рука божья», точнее, она всегда поддерживает победителя. Таким образом, провиденциализм утрачивает «непостижимый» характер и толкает на поиски рациональных причин исторических перемен.
Если отвлечься от тех ссылок на провидение, когда оно оказывается лишь словесной данью «обиходу», то окажется, что Шекспир прибегает к нему в трех случаях: 1) когда речь идет о пророчестве, которое было вполне возможно на разумных основаниях; 2) когда события, происходящие на глазах у зрителей, столь загадочны (или объяснения их столь противоречивы), что единственным «примиряющим» всех выходом остается прибегнуть к провидению; 3) наконец, когда речь идет не о переменах, а о предназначении сущего, об основаниях его функционирования и т. д.
С первым случаем мы сталкиваемся в упоминавшейся уже речи епископа Карлейля, произнесенной в сцене низложения короля Ричарда II.
Лорд Херфод,— королем он назван вами,—
Изменник пред законным королем.
Коль коронуете его вы, знайте:
Кровь английская землю утучнит.
……………………………………………
Мир к туркам и неверным спать уйдет,
А здесь, где мир царил,— средь войн мятежных
На брата брат и род на род восстанут;
Страх, беспорядок, ужас и бунты
Здесь будут жить…
«Ричард II», IV, 1
Очевидно, что перед нами провиденциализм типа разумного предвидения. Здесь нет ссылки на небо и ого реакцию, на дела человеческие. Единственное, что еще связывает это предвидение с традиционным провиденциализмом, сводится к церковному сану пророчествующего. Однако «предвидение» оставляет без ответа вопрос: чем объясняется данное событие? Почему, например, жители Лондона полностью отвернулись от короля Ричарда II и с ликованием встретили Генриха Болингброка? Йорк объясняет эту перемену следующим образом:
С презрением… все косились
На Ричарда: никто «бог да хранит!» не крикнул
И не приветствовал его никто,
Но сором в венценосца все кидали.
………………………………………
Но божью руку видно в этом деле,
И покоряемся мы высшей цели.
Я Болингброку клятву дал свою,
И власть навек я признаю.
Там же, V, 2
Бросается в глаза абсолютная несовместимость точек зрения Йорка и Карлейля. Для Карлейля король Ричард — само воплощение «воли божьей», мятеж против него равносилен мятежу против всевышнего, иными словами, перед нами основная посылка «мифа» Йорков. В глазах Дяди Ричарда, Йорка, все обстоит наоборот. Если вопреки «божественности» власти Ричарда победа досталась Болингброку, значит провидение склонилось на его сторону, значит, его дело правое. Но подобное заключение есть подтверждение того, что в контексте хроник Шекспира провидение функционировало в двух смыслах: 1) в традиционном — как реакция на «возмущающие» его действия; в этом случае оно привлекалось для объяснения общего хода истории, мы сказали бы — общей закономерности; 2) в смысле простой констатации, что все происходящее случается «по воле божьей», и тогда человеку отводилась задача выяснить разумную причину происходящего.
И Шекспир не упускает возможности привести разумные объяснения происходящего. По мнению Солсбери, задержка короля Ричарда в Ирландии стоила ему престола. Он вернулся слишком поздно, чтобы повернуть ход событий вспять.
Боюсь, что день единый промедленья
Тебе затмил все дни земного счастья.
Верни вчерашний день — себе ты этим
Двенадцать тысяч воинов вернешь!
Сегодня — поздно…
Валийцы мертвым короля сочли,—
Сбежали, к Болингброку перешли.
Там же, III, 2
Другие причины того же события знает старый, умирающий герцог Гант: король вел себя, как тиран, страна для него вотчина, а подданные — бессловесные холопы.
Алмаз в оправе серебристой моря…
Благословенный край, отчизна, Англия…
В аренду сдан подобно жалкой ферме…
Теперь окружена кольцом позора —
Чернильных клякс, пергаментных оков;
Британия, привыкшая к победам,
Сама себя позорно победила.
Там же, II, 1
И, обращаясь к Ричарду:
О, если бы твой дед предвидеть мог,
Как сыновей его сын сына сгубит,—
Он не дал бы позориться тебе.
……………………………………….
Ты — Англии помещик, не король…
Там же
Иную причину видит герцог Йорк: «Он молод» (там же).
Известно, что после смерти Ганта Ричард II конфисковал все его владения и имущество и тем самым лишил изгнанного Болингброка наследства, а это было прямым правонарушением. И Йорк предупреждает:
Коль Херфорда вы прав его лишите,
Все грамоты…
………………………………………..
Отняв и подданство его отвергнув.
Вы навлечете тысячу несчастий
На голову свою, и вы лишитесь
Привязанных к вам тысячи сердец.
Там же
С другой стороны, у короля Ричарда есть свое объяснение событий: Болингброк благодаря ловкости стал кумиром простонародья:
…Как он учтив был с чернью,
Как будто проникая им в сердца
С униженной любезностью, как ровня,
Как он поклоны расточал рабам,
Мастеровым — улыбкой мастерскою,