А тем временем догорел последний свет дня. Некоторые старики все еще сидели на пороге своих домов, задремав либо просто глядя в пространство, а кое-кто вернулся в дом. Улица опустела. От виноградников на холмах, окружавших деревню, доносился плач шакалов, из усадеб отвечали им гневным лаем собаки. Глухой одиночный выстрел потряс темноту. А дальше — только широкая река стрекота сверчков. Пролетят несколько минут, и Ада выйдет, запрет на замок почтовое отделение, направится в библиотеку. А ты появишься из тени, спросишь, как и в предыдущие два раза, можно ли проводить ее.

Правда, он не успел дочитать до конца ту книгу, которую она дала ему в прошлый раз, «Миссис Дэллоуэй», но хочет попросить еще одну, ибо конец недели собирается посвятить только чтению. Разве у него нет товарищей? Подруг? Планов повеселиться? Ну, по правде говоря, нет. Ни друзей, ни подруг. Он предпочитает одиночество, ему нравится читать и слушать музыку в своей комнате. Его одноклассники любят шуметь, любят с головой окунуться в громкую музыку, но лично он выбирает тишину. Так он скажет ей на сей раз, и она убедится, что он особенный, он другой. «Почему же, черт возьми, ты всегда должен отличаться от всех? — не раз спрашивал его отец. — Погуляй, займись спортом!» А мама каждый вечер, бывало, приходила в его комнату, чтобы проверить, сменил ли он носки. И однажды вечером он запер свою дверь. Но на следующее утро отец просто-напросто отобрал у него ключ.

Он прошелся палочкой по беленому стволу эвкалипта, а затем ладонью ощупал свой подбородок, проверяя, по-прежнему ли тот гладок, выбритый всего лишь два часа тому назад. С подбородка он перевел пальцы на щеку, на лоб и в воображении своем превратил свои пальцы в ее…

Незадолго до семи прибыл автобус из Тель-Авива и остановился перед зданием поселкового совета. Из своего укрытия за стволом эвкалипта Коби видел мужчин и женщин, выходивших из автобуса с сумками и свертками. Среди пассажиров он узнал доктора Штайнер, свою учительницу Рахель Франко. Женщины говорили о престарелом отце Рахели, вышедшем из дому за вечерней газетой и забывшем дорогу назад. Голоса их донеслись до него, но продолжения разговора расслышать он не смог, да и, пожалуй, не хотел. Потом все пассажиры автобуса разошлись, и голоса их рассеялись в пространстве. Слышалось только урчание мотора удаляющейся машины. И вновь заверещали сверчки.

Ровно в семь Ада Дваш вышла из здания почты, заперла дверь на ключ, навесила еще тяжелый замок, проверила, хорошо ли все закрыто, пересекла пустынную улицу. Одета она была в летнюю блузку и широкую юбку из легкой ткани. Коби Эзра вышел из своего укрытия и произнес мягко, словно опасаясь напугать ее:

— Это снова я. Коби. Можно мне проводить вас немного?

Ада Дваш сказала:

— Добрый вечер. Как давно ты стоишь здесь?

Коби собирался солгать, но почему-то с губ его сорвалась правда:

— Я ждал вас полчаса. Даже немного больше.

— Зачем ты ждал меня?

— Так. Просто.

— Ты мог пойти прямо в библиотеку.

— Конечно. Но мне хотелось ждать здесь.

— Ты принес книгу, чтобы вернуть ее мне?

— Я еще не закончил. Я пришел попросить еще одну на конец недели. Я закончу обе.

Так он начал беседу и рассказал ей, пока поднимались они вверх по улице Первооснователей, что он, можно сказать, почти единственный в классе, кто читает книги. Другие пристрастились к компьютеру, занимаются спортом. Девочки, да, есть несколько девочек, которые читают. Ада Дваш все это знала, но помалкивала, дабы не поставить его в неловкое положение. Он шел с нею рядом и говорил, говорил безостановочно, словно боялся замолчать хоть на краткий миг: уж тогда она точно догадается о его тайне. Но она-то уже догадалась и спрашивала себя, как не обидеть этого мальчика, но и не пробудить в нем иллюзий. Ей с трудом удавалось удержаться от того, чтобы протянуть руку и погладить его по волосам, подстриженным коротко, кроме маленького чубчика, торчащего петушиным гребешком, что придавало ему детский облик.

— Нет у тебя друзей? Подруг?

— Ребята инфантильны, а девочки не очень-то расположены к дружбе с таким, как я. — А затем вдруг он добавил: — И вы тоже не совсем такая, как все.

Она улыбнулась в темноте, поправила вырез блузки, который чуть сдвинулся на сторону. Ее большие деревянные серьги раскачивались во время ходьбы так, словно жили собственной жизнью. Коби продолжал говорить безостановочно, на сей раз — о том, что любой выдающийся человек всегда вызывает в обществе подозрение и даже презрение. В потоке его речи клокотало желание прикоснуться — хотя бы раз, невесомо, мимолетно — к женщине, идущей рядом. И он в самом деле протянул руку и почти коснулся кончиками пальцев ее плеча, но в самую последнюю минуту стушевался, сжал руку в кулак и резко опустил вниз.

Ада Дваш сказала:

— В этом дворе есть собака, которая однажды выбежала на улицу, помчалась за мной и даже слегка укусила за ногу. Давай пойдем побыстрей.

Когда Ада сказала о своей ноге, юноша залился краской, радуясь, что уже стемнело и она не сможет этого заметить. Но она все-таки кое-что заметила. Нет, не краску на его лице, а внезапное молчание. И сердце ее преисполнилось жалостью. Она легонько прикоснулась к его спине и спросила, как ему книга, которую он читает, «Миссис Дэллоуэй». Коби заговорил лихорадочно о книге, и голос его был взволнован и напряжен, словно он признавался в своих чувствах. Долго говорил он о «Миссис Дэллоуэй», о других книгах, а еще о том, что жизнь лишь тогда имеет смысл, когда посвящена она некоей идее или чувству, все должно вращаться именно вокруг них. Без идеи или чувства жизнь пуста и пресна, и у него нет никакого желания жить так. Аде Дваш нравилось, что говорит он на прекрасном, высоком иврите, но тут же она подумала, что, возможно, именно изысканный язык — одна из причин его одиночества, того, что, по-видимому, у него еще не появилась подружка.

И так, под его разговоры, дошли они до библиотеки, располагавшейся на нижнем этаже в заднем крыле Дома культуры, и через боковой вход со двора прошли в здание. Было двадцать минут восьмого, оставалось десять минут до открытия библиотеки. Поэтому Ада предложила приготовить им по чашке кофе. Коби поначалу пробормотал: мол, спасибо, нет, не стоит, спасибо… Однако спустя мгновение передумал: «А вообще-то, не откажусь. Почему бы и нет? Спасибо вам». И добавил: «Быть может, я могу помочь?»

Сильный белый неоновый свет затопил библиотеку. Ада включила кондиционер, заработавший с негромким урчаньем. Вдоль стен не очень просторного библиотечного зала тянулись выкрашенные белой краской металлические стеллажи для книг, и еще три параллельных ряда книжных полок делили внутреннее пространство, залитое неоновым светом, хотя меж рядами полок свет был не столь ярок. У входа помещалась стойка, на ней — компьютер, телефон, груда брошюр и журналов, две стопки книг и небольшой радиоприемник.

Ада исчезла в проходе между полками, в самом конце которого скрывались раковина и вход в туалет. Там она набрала воды и вскипятила чайник. Пока вода закипала, она включила компьютер, усадив Коби рядом с собой за стойкой. Он опустил глаза и увидел ее легкую лимонного цвета юбку, подол которой оканчивался выше коленей. При виде их его лицо вновь залилось краской, и он обхватил себя ладонями за плечи. Затем, чувствуя неловкость, скрестил руки на груди, но тут же, не в силах успокоиться, положил ладони на стойку. Она взглянула на него, и ее левый, слегка косящий глаз словно бы подмигнул, говоря: «Ничего страшного, Коби».

И кровь опять бросилась ему в лицо.

Вода закипела. Ада Дваш насыпала в чашки по ложечке кофе, залила кипятком, добавила сахар, не спрашивая Коби, и подвинула одну чашку ему, а другую — себе. Взглянув на его рубаху с надписью «Праздник трех гигантов», она лениво подумала: «Что за праздник и что за гиганты?»

Тем временем уже было без двадцати восемь, но никто в библиотеку не пришел. На краю стойки лежала стопка из пяти-шести новинок, приобретенных в последнюю неделю. Ада показала Коби, как вносят в компьютерный каталог новые поступления, как ставят на каждую книгу библиотечную печать, как обертывают в прочный нейлон и наклеивают на корешок номерную бирку.