за такое отправляют в колонии или даже казнят.
— Мне нужно подумать, светлейший,— голос мой звучал удивленно. Я не верила владетелю, и смотрела на него во все
глаза.
— Думать - это не твоя сильная сторона.
— А вам лучше не пить! — огрызнулась я.
— Вот и будешь приглядывать за мной. Будить по утрам, приносить завтрак и ужин, следить за порядком в покоях,
присматривать за Мелком. И, естественно, выполнять мелкие поручения.
Центаврианин - даже про себя я не могла называть его по имени - поднялся, сел на диван, откинулся на спинке. Откуда-то
снизу по обшивке вскарабкался Мелок и устроился на животе своего хозяина, что-то заговорил по-центавриански.
Я все еще не верила словам владетеля. В горле стало слишком сухо, и мне пришлось прокашляться, чтобы сказать
осторожно:
— Судя по требованиям, вам нужен камердинер, а не горничная. Рекомендую Томаса - он сегодня вам за столом
прислуживал.
— Я уже сделал выбор, — владетель обвел взглядом мою фигуру, и я испытала удушливое, неприятное чувство.
— Я не буду спать с вами!
— И я не хочу спать с тобой, — проговорил мужчина, и я заметила, что в глазах у него нет вожделения. — У тебя нездоровая
женская энергия.
«А раньше ты этого не заметил, цент?»
— Я не стану тебя наказывать, — продолжил владетель, поглаживая Мелка по спинке, — очевидно, что мои люди ошиблись.
Как, говоришь, тебя зовут? Полина? Марина?
— Регина.
— Какие вы все одинаковые… Останешься просто горничной.
— Не останусь.
— Почему?
— Да потому что… — я привыкла говорить людям то, что думаю, и этот раз не стал исключением, — не хочу. Я не хочу быть
вашей горничной.
— Это твое окончательное решение?
-Да.
Владетель развел руками и вздохнул, якобы сожалея.
— Ну, раз так, иди.
Я подошла к двери и взялась за ручку.
—…Завтра в девять утра ты должна быть здесь. Охрана тебя пропустит.
— Но я же не согласилась!
— Ты отказалась стать горничной и получать за это хорошие деньги и хорошее отношение. Так что я приказываю тебе стать
моей горничной. С сохранением низкой зарплаты.
Я обернулась.
— Приказываете? Да вы кто та. .
Черт. он мой владетель.
— Девять утра, горничная. Не опаздывай.
Глава 4
Сначала я направилась в женскую спальню, но уже у самой двери до моего уставшего мозга дошло - я в таком состоянии не
засну. Буду думать, переживать, в мою голову придет какая-нибудь дурацкая мысль, и я все испорчу.
Так что я свернула и дошла до кухни. Гу заваривает для Гримми травки для успокоения нервной системы, и оставляет чайник
с ними всегда на одном и том же месте. Надеюсь, отвар еще остался. А если нет - просто выпью чаю.
Хорошо, что полетела автоматика - всегда можно открыть дверь. Повозившись недолго с замком, я проникла внутрь. В
дальнем углу кухни, у стола, слабо мерцала одна-единственная лампа. Откуда-то из тени ко мне аышла огромная фигура.
Я было испугалась, но быстро взяла себя в руке. Это же просто Гу, наш медведь Гу.
— Регинка? — донеслось до меня сонное. — Чего не спишь?
— Не могу. Лезут всякие мысли в голову.
— И я не могу, — вздохнул устало повар, и включил основной свет. В руках мужчины была темная бутылочка, а на бороде -
крошки. Какие бы деликатесы Гу не готовил, любимой его закуской оставался кусок хлеба с салом.
— Я тоже не могу.
— На? — он протянул бутылочку.
«Да, это, пожалуй, лучше успокаивающего отвара».
Я приняла бутылочку и глотнула прямо из горла. Жидкость огнем опалила рот, пищевод, и теплом разошлась по телу. Я
прошла к столу, где обычно выпивала наспех утреннюю чашку кофе, уселась на табурет и начала массировать виски.
— Сальца будешь? — деловито спросил Гу.
— Нет. Лучше просто хлеба дай.
Повар тоже сел за стол и протянул мне кусок душистого хлеба. Мы немного посидели молча, пожевали, а потом еще
пригубили настойки по рецепту предшественника Гу. Я таки попробовала сала, и сделала еще глоток.
Кухня закачалась перед глазами. Я начала уплывать в тепло, даруемое алкоголем, тонуть в нем. А вот у Гу алкоголь
развязал язык:
— Я тридцать лет на этой кухне вкалываю. За эти годы ни разу упрека не слышал, всем все нравилось. И Элайзе, и муженьку
ее почившему, и остальным. А как прилетел этот чужак бледный, так сразу началось: и жира-то много, и масла, и приправ бы
поменьше. Гримми покоя не дает, все жужжит и жужжит над ухом. Неправильно мы, оказывается, питаемся. Жареное -
нельзя, соленое - запрещено, копченое - вредно. Все подавай отварное да безвкусное. Тьфу, — Гу тяпнул из тарелочки еще
один кусочек сала, сунул в рот и принялся ожесточенно жевать.
— Меня она вообще приказала выставить.
— Ну, тебя за дело, — сказал беззлобно повар. — Своенравная ты девка, бестолковая. Уж не обижайся, как есть говорю.
— Спасибо за понимание.
Гу даже и не услышал меня, его мучили вопросы правильного питания. Он жевал сало и искал, на кого бы еще пожаловаться.
— Это все барышни веронийские! — воскликнул он. — Даже не попробовали моих жареных курочек. Весь вечер фруктами
давились и шипучкой накачивались.
— Фигуры берегут.
— Да где фигуры-то? Досок парад! Одна другой худее, лицом синюшнее. Женщина должна быть круглая, крепенькая! А эти,
как издыхающие лебеди, еле плетутся, говорят слабо. Такую тронуть страшно - сломается!
— Бледность и изящность в моде.
— Вот и ты с виду чисто покойница, — брякнул Гу, переведя на меня затуманенный взгляд.
—Тощая и бледная. А ведь хорошо ешь. Только выстави тарелку - все разом сметаешь, как свинья.
— Свинья?!
— Свинка, — тут же исправился Гу.
— А ты медведь!
Повар наш и впрямь напоминал косолапого. Мощный, крупный, свирепый с виду - но, по сути, славное создание. Когда я
только устроилась горничной в особняк, он глядел на меня хмуро и порыкивал, когда я лишний раз на кухню заходила. А
потом даже стал заботиться в своей грубоватой манере, подкармливать. Оценил, что я не боюсь отвечать ему и голову в
плечи не вжимаю, когда он ко мне обращается. Все остальные-то женщины из прислуги при нем на цыпочках ходят. Кроме,
пожалуй, Маришки. Маришку он тоже по-своему опекает.
— Хороший зверь, — не стал спорить мужчина, и огладил с достоинством бороду. — А вот наш новый владетель - змея,
холоднокровный.
— Он приказал мне прислуживать ему.
Повар удивленно крякнул:
— В постели ублажать?
— Нет! — меня аж передернуло. Все центавриане мне кажутся андроидами, но этот… В нем сильнее чувствуется что-то
нечеловеческое. Недаром он сегодня меня вверг в панику. — Просто - прислуживать. Поиздеваться надо мной вздумал,
погонять.
— Так это… проси освободить от клятвы. По обычаю владетель должен отпустить подданного, который не желает ему
служить. Служба, она только по доброй воле допустима, иначе не по-нашенски.
— Это прекрасная мысль, Гу, — задумчиво проговорила я.
— А то ж! У нас, в Дарне, люди толковые. Вот, раньше, бывало… — Гу снова протянул мне бутылочку, и я машинально
сделала глоток из горлышка. Один глоток всего, но как хорошо отгоняет дурные мысли.
Я покосилась на повара и возблагодарила Звезды, что в этот час он тоже оказался на кухне. Иногда так хочется, чтобы кто-то
просто посидел рядом… Гу понес сущий вздор про исключительность энгорцев, дарнскую гордость, зону, но я слушала его,
не перебивая. Так и задремала…
Утром меня грубо растолкали и вытолкали с кухни. Я даже кофе не успела выпить, не говоря уже о том, чтобы чем-то
перекусить. А вот Гу, огромного и бородатого, никто не посмел сдвинуть с места - он так и дрых прямо за столом. Его храп
разносился по всей кухне.
Помятая, я поплелась в женскую спальню. Тогда-то память и вернулась, в компании с головной болью.