При малейшей бреши в чиуновской логике Римо тут же затеял бы с ним яростный спор, но сейчас он таковой не видел и потому ограничился лишь замечанием:

— Чиун, нам пора.

— То, что ты собираешься сделать сейчас, — ответил ему Чиун, — гораздо хуже того, чем ты можешь даже представить.

Здание компании “Митамейшн”, располагавшееся в милом сельском пригороде Уэстпорта, видом своим напоминало бракованную картонку из-под яиц. Это было одно из тех чудес современной архитектуры, которые отличаются способностью занимать как можно больше места при полном нежелании вписываться в окружающий пейзаж.

Римо остановил машину на обочине шоссе неподалеку от здания, увидев впереди перед самым входом большую толпу людей — они размахивали руками, тянули вверх лозунги и громко кричали что-то.

— Я останусь здесь, — заявил Чиун. — Эти бездельники своим шумом оскорбляют мой слух.

Неподалеку от них за толпой наблюдал пожилой человек в потертых джинсах и золотистой ветровке.

— Вы работаете здесь? — спросил его Римо.

Тот кивнул.

— А где кабинет О’Доннела?

— Кого?

— Питера Мэтью О’Доннела.

— А он зачем вам? — поинтересовался старик.

— Я его сестра. Мамочка заболела.

— А-а. Дело, видать, серьезное.

— Ну так.

— Сегодня трудновато будет туда попасть, — заметил дед, кивая своей седой головой на шумную толпу перед входом.

— Вы просто мне подскажите, где его кабинет. А как войти, я сам позабочусь.

— Да я и О’Доннела-то никакого не знаю. Никогда о нем не слыхал. Откуда ж мне знать, где его кабинет-то? Вы лучше сторожа порасспрашивайте.

— А ты иди проспись, — посоветовал Римо и зашагал к стеклянным дверям.

— Вы осторожнее лучше, — посоветовал старик. — Не дай Бог подумают они, что вы тут работаете.

Римо остановился.

— Почему это?

— Да вон они орут что-то насчет того, что, мол, не потерпят тут разных всяких…

— Вот если они попытаются остановить меня, — пообещал Римо, — разных и всяких здесь точно будет навалом.

Когда он подошел ближе к пикетчикам, благообразного вида пожилая женщина в шерстяных наколенниках, длинном теплом пальто, вязаном шарфе и митенках кинулась к Римо и завизжала: “Свинья, фашист, мясник, убийца”.

Мило улыбнувшись ей, Римо продолжал движение.

Следующим оказался мужчина в шерстяной вязаной шапке и матросском бушлате, который, выступив вперед, поднес к самому лицу Римо плакат на деревянном шесте. Двумя пальцами Римо выдернул два гвоздя, которыми плакат был прибит к шесту, и, пока фанерное полотнище плавно опускалось на мостовую, счастливо миновал молодую мамашу, понукавшую своего девятилетнего отпрыска, дабы тот вцепился Римо в лодыжку.

Наконец Римо добрался до входной двери. Пузатый чернокожий сторож, у которого совершенно явно не было при себе ни оружия, ни хотя бы дубинки, а возможно, даже и десяти центов, чтобы позвонить по телефону из вестибюля, беспомощно махал на него руками с той стороны стекла, призывая Римо убраться.

Сзади на шее Римо ощутил чье-то жаркое дыхание. Обернувшись, он увидел, что с полдюжины агрессивно настроенных пикетчиков окружили его, угрожающе размахивая плакатами.

Пока Римо обдумывал, не пришпилить ли их самих к этим плакатам, над толпой раздался голос: “Назад! Все назад!”

Окружившие Римо люди остановились всего в нескольких дюймах от него, а затем, гневно ворча, отступили к линии пикета, пропустив вперед молоденькую девушку с золотисто-каштановыми волосами, в расклешенных джинсах и цветастом вязаном свитере. Она резко остановилась прямо перед Римо, и, упершись кулачком в бедро, топнула ногой.

— Ну? — вскинула она голову.

— Неплохо, — признал Римо. — По десятибалльной шкале дал бы вам не меньше восьми с половиной.

Зеленые глаза рыжеволосой девушки вспыхнули.

— Подумайте о том, что творите! — воскликнула она.

— Призываю вас к тому же, — ответил Римо.

— Мы — мы помогаем тем, кому неоткуда ждать помощи! Мы защищаем бедных, униженных, и боремся за их попранные права!

— И все это вы делаете сейчас? Здесь? У этой вот мясной лавки? — Римо кивнул на здание.

— Мы маршируем за Третий мир! — слова девушки с трудом пробивались сквозь нестройное скандирование ее сотоварищей. — Третий мир — это нищета. Это голод. Это два миллиарда людей, которым каждый вечер приходится ложиться спать на пустой желудок, мистер!

Римо пожал плечами.

— Третий мир — это два миллиарда бездельников и две тысячи горластых либералов. То есть, если вам нравится, конечно, спасайте их. Но почему у здания мясной компании?

— Да посмотрите на себя, — не унималась рыжая. — Вы же сами никогда не знали голода… Ну, немножко, может быть, знали, — она присмотрелась к Римо внимательнее. — Но скорее всего — тот добровольный голод, которому подвергают себя пресытившиеся, чтобы соответствовать так называемому стандарту красоты, выработанному коррумпированным и разлагающимся обществом…

Римо заметил про себя, что сама девица изо всех сил старалась соответствовать этому самому коррумпированному стандарту. Каждая черточка лица, каждый изгиб ее тела были именно в нужной пропорции и именно в нужном месте.

— Слышите, что говорят люди, которые пришли со мной? — потребовала она.

— Нет, — признался Римо. — Не разберу ни одного слова.

Рыжая девушка вновь топнула ножкой.

— Они протестуют против попыток капитала распять нас всех на одном кресте — кресте из костей и мяса! Они кричат, что не будут больше его есть. И мы не позволим делать себе эти прививки от свиного гриппа.

Прервав разговор, девушка повернулась к толпе и с удовольствием проорала вместе с ними несколько раз слова лозунга; затем опять обернулась к Римо.

— Но… это же все в шутку, наверное? — недоуменно взглянул на нее Римо. — Вы ведь все из клуба “Розыгрыш месяца” — или я ошибаюсь?

— Наша цель, — вздернула подбородок девушка, — убедить погрязшее в коррупции правительство Соединенных Штатов, что Америка имеет и возможность, и моральное обязательство кормить весь остальной мир!

— Хорошо, что весь остальной мир не знает об этом, — заметил Римо. — Ну, а к прививкам это какое имеет отношение?

— Дело не в прививках, — ответила девушка. — А в том, что необходимо прекратить выращивать и есть свиней. Тратить тонны зерна на откармливание быков… Вы меня понимаете?

— Нет, — мотнул головой Римо.

— Ну да, где вам, — скривилась она. — Вы же сами — работник этой преступной компании. Ничего, скоро мы закроем ее. А после нее — другие. По всей стране, пока нация наконец не придет в себя. Как вас зовут, кстати?

— Римо Уильямс, — представился Римо, наблюдая за тем, как толстый сторож пытается всунуть в висящий на стене телефон десятицентовую монету.

— А я — Мэри Берибери-Плесень. И не советовала бы вам пытаться проникнуть внутрь — если вы все еще собираетесь сделать это.

— Мэри Берибери-Плесень?!

— Да. Мэри — уменьшительное от Марион. Хотите узнать, что значат остальные имена?

— Как-нибудь позже, — помялся Римо. — А то я собирался обедать, знаете…

— Берибери — это болезнь, вызываемая недоеданием и характеризующаяся дегенеративными изменениями в нервной, пищеварительной и кровеносной системе; это значит, что у больного ей обычно наблюдаются мигрень, обмороки, вздутие живота, понос и сердечные приступы.

— Звучит впечатляюще, — одобрил Римо. — Предлагаю в ближайшее время поговорить об этом подробнее. — Он увидел, что страж у двери наконец просунул монету в автомат и сейчас говорил что-то в трубку. Значит, скоро сюда прибудет полиция.

— А “Плесень” в данном случае означает тонкий слой микроскопических водорослей, который начинает расти на слизистой желудка в процессе длительного голодания.

— Какая гадость, — поморщился Римо. — Прошу извинить меня…

— Если вы попытаетесь проникнуть внутрь, — неожиданно заявила Мэри, — нам придется остановить вас.

— Вы бы лучше вот их остановили, — посоветовал Римо, направляясь к двери.