— И каждое задание, которое ты исполняешь в совершенстве, кормит детей Синанджу, — завершил рассказ Чиун.

— Твоя деревня — орава неблагодарных бездельников, и ты сам знаешь это, — сказал Римо.

— Да, Римо, но это наши неблагодарные, — возразил Чиун и во мраке ночи поднял вверх длинный палец, подчеркивая значимость сказанного.

Вокруг было темно потому, что обитатели квартала уничтожили все уличные фонари, как только сообразили, что алюминиевые детали можно продать в утиль. По телевидению была показана специальная программа, посвященная темноте в бедных кварталах. Темнота называлась формой проявления геноцида — репрессивная система лишала негров источников света. Некий социолог провел тщательное исследование и обвинил городские власти в сговоре со скупщиками металлолома. В результате, утверждал он, специально устанавливаются такие фонари, которые легко сломать. «И снова негры приносятся в жертву ради сверхприбылей белых». Он не стал распространяться о том, кто именно ломает фонарные столбы и кто платит налоги, на средства от которых эти столбы устанавливаются.

Римо огляделся по сторонам. Чиун медленно покачал головой.

— Я собираюсь выяснить, кто убил миссис Мюллер, — сказал Римо.

— И что потом?

— Потом я прослежу за тем, чтобы справедливость восторжествовала, — заявил Римо.

— Ай-ай-ай! — запричитал Чиун. — Что за бездарное применение сил для ассасина! Моя ювелирная работа, мое драгоценное время — и все это тратится в порыве эмоций.

Обычно, столкнувшись со столь ярким проявлением глупости Запада, Чиун отгораживался от Римо завесой молчания. Но на этот раз он не стал молчать. Он спросил, какую справедливость ищет Римо. Если старушку убили молодые люди, то они отняли у нее всего несколько лет жизни. И стоит ли за это отнимать многие годы их молодых жизней? Это будет несправедливо.

Тело человека, которого убил Римо, лежало на тротуаре. Полиция прибудет утром, подумал Римо. Кое-кто из окрестных жителей видел, как я его убил, значит, кто-то мог видеть и то, как убийцы или убийца выходил из дома миссис Мюллер. А если это была целая банда, то кто-то из них наверняка разболтал об этом.

Смит сообщил некоторые подробности о приборе, который они ищут, и о работе Герда Мюллера в Германии. О смерти старушки он сказал лишь одно: ее явно убили случайные люди.

— Эй, вы! — окликнул Римо какую-то толстуху, высунувшуюся из окна. Ее огромные шаровидные груди покоились на толстых черных скрещенных руках. — Вы здесь живете?

— Не. Я просто прихожу смотреть, как живут цветные.

— Я хочу заплатить за информацию.

— Брат, — сказала женщина глубоким гортанным голосом. — Такой человек всегда найдет друзей.

Римо протянул пятерку, деньги были приняты, и женщина спросила, где остальное. Римо поднес две стодолларовые бумажки к самому ее лицу. Она попыталась схватить деньги, но Римо опустил их и снова поднял, и ей показалось, будто деньги уже были у нее в руках, а потом на мгновение растаяли в воздухе. Это ее так удивило, что она попыталась еще раз. А потом еще.

— Как ты это делаешь? — спросила женщина.

— У меня есть чувство ритма, — ответил Римо.

— А что хочешь знать?

— Здесь жила одна старая женщина, белая женщина.

— Ага. Миссис Мюллер.

— Точно.

— Убили. Я знаю, это она, ты ее ищешь. Все спрашивают.

— Знаю, знаю. Но вы не видели никого, кто в тот день входил к ней в дом? Что говорят соседи?

— Ну, об этом меня уже спрашивали. Вот. Но я не дура. Ничего не сказала. Смешно — спрашивают, спрашивают, а это — простое убийство.

— Вы ее знали?

— Не. Белые редко выходят из дому. Только в безбожные часы.

— Безбожные часы? Это когда? — удивился Римо.

— Девять утра, — пояснила женщина.

— А вы не знаете, чей это район? Какой банды? Может, они знают больше. Я хорошо плачу.

— Хочешь знать, кто убил, белый мальчик?

— Именно этого я и хочу.

— "Лорды".

— Вы точно знаете?

— Все знают. «Лорды», это их улица. Они хозяева. Их участок. И тебя убьют, белый мальчик. Лучше зайди в дом. И твой смешной желтый приятель тоже.

Римо снова поднял деньги и на этот раз позволил женщине схватить их.

Но свой конец бумажек он не отпускал.

— А почему вы можете высовываться из окна, не боясь держать его открытым, и все такое? — спросил он.

— Я черная.

— Нет, — возразил Римо. — Шпану это не остановит. Они убивают любого, кто слабее их, и цвет кожи вас не спасет.

— Я черная, и я разнесу башку любому, — заявила женщина и достала из-под подоконника обрез охотничьего ружья. — Вот мой спаситель. Четыре года назад я одному отстрелила яйца. Валялся вон там на тротуаре и выл. А потом я еще плеснула ему в глаза щелока.

— Чего? — Римо не верил своим ушам.

— Кипящего. Лучшее средство. У меня все время горшок на плите. А белые — только посмотри на них! Не ведут себя так, как уважаемые люди. Я черная. Я говорю, как говорят на улице. Отстрелила яйца и — щелок в рожу, и с тех пор живу спокойно. А ты и твой смешной дружок — лучше зайдите на ночь. А то будешь сам, как тот белый, которого ты убил. Тут больше белых не осталось, как раньше. Нет, сэр.

— Спасибо, бабуля, но я рискну. Итак, «Лорды», вы говорите?

— "Саксонские Лорды".

— Еще раз спасибо.

— Полиция знает. Они знают, кто убил. Те, что забрали тело. Очень рано, я еще не встала. Они приехали и совершили варварство. Там, в переулке. Там раньше был переулок, а теперь нет. Дом снесли. Но тогда был переулок. А мальчишки — они еще не легли спать. И они ничего плохого не хотели. Они не знали, что полиция, думали — просто белые. А эти совершили жестокость и попали парню в руку. Вот варварство!

Римо не интересовали подробности акта варварства полиции по отношению к черному парню, пытавшемуся отнять у полицейского пистолет.

— А вы знаете, кто из полицейских знает того, кто убил старушку? — спросил он.

— Я не знаю легавых по имени. Не вожусь с ними. У меня нет наркотиков, нет притона.

— Спасибо, мэм, и приятного вам вечера.

— Ты симпатичный парень. Побереги шкуру, слышь?

Этот полицейский участок в Бронксе носил прозвище Форт Могикан. Окна его были забаррикадированы мешками с песком. Когда Римо подошел к зданию, из бокового переулка выехала патрульная машина с торчащими из окон «Калашниковыми» и с ручными гранатами на приборной доске.

Римо постучал в запертую дверь участка.

— Приходите утром, — раздался голос из-за двери.

— ФБР, — произнес Римо и перебрал пальцами пачку удостоверений, которую всегда носил с собой.

Он нашел удостоверение агента ФБР со своей фотографией и поднес его к глазку двери.

— Ну, ФБР, и чего ты хочешь?

— Хочу зайти и поговорить, — сказал Римо.

Чиун огляделся по сторонам с видимым презрением.

— Признаком цивилизованности, — сказал Чиун, — является то, как мало надо людям знать о средствах самозащиты.

— Тс-с-с, — зашипел Римо.

— С тобой кто-то есть?

— Да, — ответил Римо.

— Отойдите на пятьдесят ярдов, или мы откроем огонь.

— Я хочу поговорить с вами.

— Это полицейский участок города Нью-Йорка. Мы открываемся для посетителей только в девять утра.

— Я из ФБР.

— Тогда подключись к нашим телефонам из города.

— Я хочу поговорить с вами лично.

— Патруль вернулся благополучно?

— Патрульная машина, что ли?

— Да.

— Тогда да.

— Как вам удалось добраться сюда среди ночи?

— Нормально, — сказал Римо.

— У вас что, конвой?

— Никакого конвоя. Мы одни.

— Оглядитесь по сторонам. Никого вокруг нет? За вами никто не следит?

Римо огляделся по сторонам.

— Нет. Никого, — сообщил он.

— О'кей. Заходите. Только быстро.

Дверь приоткрылась, и Римо протиснулся в щель. Чиун — за ним.

— Что это за старик? Фокусник? Тогда ясно. Это он вас сюда доставил, — сказал полицейский.

Волосы у него были темные, а лицо избороздили морщины, наложенные возрастом и постоянным напряжением. Рука его лежала на рукоятке пистолета.