— Пятьдесят лет по восемь часов в день.

— Но вам еще нет пятидесяти!

— Это верно. Зато я учился у Чиуна, и мне понадобилось на сорок лет меньше.

Главная палуба возвышалась над поверхностью Атлантического океана на сто с лишним футов. Римо поискал глазами трап, по которому можно было бы спуститься на катер Тебоса, пришвартованный к борту огромного корабля.

Тем временем Тебос втолкнул дочь в лифт, и кабина тотчас пошла вниз, к едва возвышающейся над водой платформе.

— Доброй ночи, Римо! — крикнула Елена, перед тем как ее лицо скрылось из виду. Она показалась ему грустной и разочарованной.

Римо перегнулся через перила, глядя, как быстро кабина скользит вдоль борта корабля вниз, к катеру.

Тебос и Елена ступили на платформу, а оттуда — на катер. Римо был раздосадован: он надеялся поговорить с девушкой. Она или ее отец могли что-то знать о тайнах корабля и о планах Скуратиса. Какого дьявола он понастроил все эти скрытые помещения и проходы?

Команда отдала швартовы, и катер с мощным мотором помчался к яхте Тебоса, лениво дрейфующей в пятистах ярдах от «Корабля Наций».

Стоя на главной палубе, Римо ощутил на губах соль. Его лицо стало влажным от мелких водяных брызг, которые на этой высоте превращались в водяную пыль.

В ста футах под ним лежал океан, темный и холодный. Сверкающий белоснежной краской катер исчез в ночной темноте.

«Проклятье!» — выругался про себя Римо.

Сбросив с ног мокасины, он перемахнул через борт. На лету Римо замедлил дыхание и усилием воли изменил ток крови в своем теле; кровь отлила от кожи ко внутренним органам. К тому моменту, когда он оказался в воде, температура на поверхности его тела снизилась — это предохранит от переохлаждения и сбережет необходимое для жизни тепло.

Падая вертикально, ногами вниз, он вспорол поверхность океана будто кинжалом. Погрузившись на двадцать футов, Римо изогнулся, проделал плавное подводное сальто, вынырнул и поплыл на огни «Одиссея». Впереди он слышал шум работающего двигателя Елена Тебос покойно расположилась в кресле, на корме катера. Сидящий рядом отец, будто отвечая на ее невысказанные мысли, говорил:

— Я готов допустить, что он очень привлекателен. Но и очень опасен.

— То же самое говорят про тебя, — возразила Елена.

— Ну, в отношении меня люди не правы, — сказал Тебос с легким смешком.

— Я — не то что иные чистильщики обуви, так и не научившиеся не оскорблять конкурентов своим чванством. Впрочем, этот парень — совсем другое дело: на его счету уже много убийств, которые произошли на корабле.

— Откуда тебе это известно, папа? Ведь до сегодняшнего вечера ты ни разу там не был.

— Я кое-что слышал, — неопределенно сказал Тебос. — И не забудь, что восемь наших лучших телохранителей остались сегодня там. Семеро из них пытаются изувечить друг друга, а восьмой не может двинуть пальцем. Поверь мне, этот Римо — страшный человек.

Елена промолчала. Кисть ее руки покоилась на хромированных перилах катера. Вдруг она почувствовала, как что-то влажное и холодное, как выпрыгнувшая из воды рыбешка, коснулось ее запястья. Елена отдернула руку.

— Ты говоришь о Скуратисе, папа, — сказала она. — Я не могу понять, чего ты от него хочешь.

— Ровно ничего, дорогая, — сказал Тебос.

Он смотрел прямо перед собой. Елене был знаком этот взгляд: через толщу дней, месяцев и лет отец смотрел вперед, в неведомое будущее, которое открывалось только ему. Легкая улыбка играла на его губах. Елена опять положила руку на перила и почти сразу же отдернула, ощутив то же прикосновение. Она посмотрела на пальцы, наклонилась над перилами, ожидая увидеть свесившийся за борт конец веревки. Вместо этого она увидела белозубую улыбку Римо, который приложил палец к губам, подавая ей знак молчать.

Она оглянулась на отца — не заметил ли он чего-нибудь? Но тот все еще созерцал будущее, в котором его мечты становились явью, его власть неоспоримой, а его верховенство — несомненным.

Елена перевела взор на воду за кормой: Римо не было. И ничего не было.

Может, ей это почудилось? Потом оглядела воду вдоль бортов катера — никакого следа.

Она улыбнулась своим фантазиям. Воображение и желание — сильно действующие наркотики. Теперь дочь лучше понимала своего отца с его тайными устремлениями.

Когда катер пристал к яхте, команда высыпала на палубу, чтобы помочь хозяину и его дочери перебраться на борт «Одиссея».

Елена задержалась на палубе, напряженно вглядываясь в воду. Померещилось, подумала она со вздохом. Однако в ее пальцах еще жило ощущение холода от влажного прикосновения.

Тебос разговаривал со штурманом катера.

— Отправляйся обратно, — сказал он, — отыщи этих кретинов на борту корабля и доставь их сюда.

— Где они могут быть, сэр?

— Скорее всего, сражаются с призраком на нижней палубе, — ответил Тебос.

Елена ушла к себе, не дослушав их разговора.

— Доброй ночи, папа, — бросила она на ходу.

— Доброй ночи, дорогая.

Тебос проводил ее взглядом. Высокая и статная, с легкой походкой, она была похожа на свою мать. Однако та была независимой женщиной, с деловой хваткой, обладала недюжинными способностями и судила обо всем безошибочно. Ее потрясающая красота приводила в такое смущение деловых партнеров, что они совсем теряли голову и предпочитали вести дела с Тебосом, а не с его женой, хотя голова у него работала отнюдь не хуже, чем у нее.

Елена унаследовала от матери ее ум и отчасти — красоту. Но ни от одного из родителей она не восприняла деловых качеств. Тебос мечтал о сыне, но тщетно; новорожденный умер вместе с матерью. Ни одна из последующих жен не подарила ему сына, который мог бы продолжать борьбу против Скуратиса. У него была только Елена. Тебос злорадно усмехнулся: у него есть дочь, а у Скуратиса нет никого! Его единственная дочь покончила с собой вскоре после того, как стала женой Тебоса. Это было одно из самых приятных воспоминаний.

Моторист катера снова завел двигатель и помчался через ночной океан обратно к «Кораблю Наций».

Тебос пошел спать. Завтра прибудет Скуратис, и все станет на свои места. Решительно все.

И он будет Первым. Никаких сомнений.

Горничная Елены приготовила постель в передней каюте и теперь спала в маленькой смежной комнатке. Перед сном она надевала наушники, соединенные с кнопкой вызова над кроватью хозяйки. Так повелось с того момента, как она начала прислуживать Елене, а было это много лет назад.

Каюта была освещена неярким ночником. Ни на что не надеясь, Елена оглядела спальню — пусто.

Римо явился ей в галлюцинации. Это был мираж, следствие лишнего бокальчика анисовой водки «Узо».

Елена села к туалетному столику, чтобы снять украшения. Взглянув в зеркало, она вздрогнула: дверь ванной комнаты отворилась, и из нее вышел Римо. На нем был один из ее бархатных купальных халатов.

Глаза их встретились в зеркале.

— Хорошо, что я нашел у тебя халат, — сказал он. — Моя одежда намокла, а я терпеть не могу заниматься этим в мокрой одежде.

— Чем «этим»? — спросила она.

— Любовью.

— Вот как? Мы собираемся заняться любовью?

Елена встала и повернулась к Римо лицом.

Тот завязывал пояс на купальном халате. Управившись с этим делом, он посмотрел на нее своими бездонными глазами.

— Естественно. А разве нет?

Елена ответила не сразу — Да, — негромко произнесла она. Но только не «естественно»

— Да уж, знаю я вас, греков, — сказал Римо.

Она засмеялась тихим счастливым смехом, в котором будто звенели колокольчики.

— Ты меня не так понял. «Естественно» предполагает один раз, а мы этим не ограничимся.

Она вынула из ушей золотые сережки.

— Ты думаешь, я справлюсь? — спросил Римо.

— Еще как, американец. Я в тебе не сомневаюсь.

— Ладно. Только сначала давай поговорим.

— Нет. Сначала займемся любовью, а разговоры отложим на потом.

С помощью деревянного крючка на длинной ручке она расстегнула «молнию» на спине.