Четвертая графа — «Проявления эмоций»: «Непредсказуем, самонадеян, неоправданно резкая реакция на малейшее внешнее воздействие».

— Резкая реакция? — удивился Римо. — Я тебе покажу «малейшее воздействие», мерзкий ублюдок! — С этими словами он засунул руку в дыру, образовавшуюся после первого удара, и вытянул целую кучу проводов и транзисторов. Машина издала явственный вздох и остановилась. Римо порвал листок со своей фамилией, взял следующий, посвященный Чиуну, и начал читать его вслух.

В нем было написано все то же самое, слово в слово: «Непредсказуем, самонадеян, неоправданно резко реагирует на малейшее внешнее воздействие», — читал Римо.

— Точно, правильно, все так и есть!

Он аккуратно сложил листок с характеристикой Чиуна и положил в карман, чтобы показать его позже наставнику.

Потом Римо наспех посмотрел остальные листки, ища листок с фамилией Смита. Однако, к его разочарованию, такового в стопке не оказалось. Там были только данные о дипломатах, которых Римо не знал и знать не хотел.

Он сбросил эти листки на пол.

Когда он направлялся к выходу, на его лице играла довольная улыбка.

Все верно: Чиун — самонадеянный, злой, недоброжелательный, ограниченный, мелочный, заносчивый, лишенный чуткости человек. Пусть почитает, ему будет полезно!

Пройдя еще немного по коридору, Римо ударом ноги открыл дверь, ведущую к телемониторам, показывавшим жизнь всего корабля, до самого последнего уголка. Римо включил их все. Он увидел четыре оргии, девять пьяных пирушек, более двадцати упившихся дипломатов, храпящих в своих постелях. Римо разбил все экраны и пошел прочь в облаках едкого дыма.

Он осмотрел все помещения, но ничего не нашел. Лишь кое-где брошенный спальный мешок, открытая консервная банка — и все. Ни оружия, ни снаряжения — ничего, что могло бы навести на догадку о назначении всех этих комнат и проходов.

Там были только телеэкраны да этот недоумок-компьютер, совершенно исказивший его характер. Наверное, это постарался Смит, подумал Римо.

Кто-кто, а Смит разбирается в компьютерах.

Главный коридор, имевший форму кольца, привел Римо назад, к небольшой каморке, где стояло ведро и швабра. Он прошел через пролом в стене и оказался в хозяйственном помещении, из которого вышел в холл. Уходя, он заклинил дверной замок, чтобы никто не мог пройти.

Коридоры и здесь были пустынны. Дежурным охранникам тоже, видно, перепало от щедрот устроителей праздника, и теперь Римо, проходя по коридорам, повсюду слышал могучий храп.

На другой палубе, ближе к носу корабля, Римо нашел того, кого искал.

Смит медленно шагал по проходу и через каждые два-три шага останавливался, чтобы заглянуть в большой лист бумаги, который он держал в обеих руках. Он сверял конструкцию корабля с планом.

Римо узнал его еще издали и быстро подкрался к нему.

— Смитти!

Тот обернулся.

— Доброе утро, Римо. Идете купаться?

Оставив вопрос без ответа, Римо спросил:

— Вы что-то ищете?

— Тайну этого корабля, — сказал Смит.

Римо улыбнулся.

— Существует целая цепочка проходов по всей длине лодки, от задней части к передней.

— Не лодки, а корабля. И кроме того, принято говорить: от носа до кормы.

— Какая разница? И кроме того, существует несколько покинутых помещений. Оружия нет, есть большой компьютер.

На флегматичном лице Смита появилось что-то вроде интереса.

— Компьютер? Где?

В кои-то веки он его заинтересовал-таки!

— Я не могу вам сказать.

— Но почему?

— Государственная тайна. Тайна иранского государства. Всего хорошего, Смитти!

Римо повернулся и пружинящим шагом пошел прочь, насвистывая веселый мотивчик. Однако к тому времени, когда он добрался до своей каюты, его веселость улетучилась. Он улегся в постель, но долго лежал без сна.

Ровно в полдень по бортам «Корабля Наций» появились две сверкающие белизной яхты.

Получив сообщение о прибытии Демосфена Скуратиса на яхте «Тина», Аристотель Тебос собрал на борту своего «Одиссея» весь персонал потайных помещений «Корабля Наций». Встреча проходила на нижней палубе, в конференц-зале.

Он подробно объяснил, что нужно делать, и подчеркнул: главное — точно рассчитать время.

На борту «Тины» Скуратис тоже готовился провести встречу с новыми членами команды. Он встал затемно, чтобы отладить факс и прочитать сообщения на первых страницах газет, поступивших со всех концов планеты.

Тон сообщений не изменился. Как и накануне, они содержали замаскированный вызов Тебоса Демосфену, вынуждавший его прибыть на «Корабль Наций».

Скуратис читал и улыбался. Доживем до завтра. Не исключено, что завтра все газеты — и «Нью-Йорк тайме», и «Вашингтон пост», и «Таймс», и «Пари матч» — поместят совсем другие сообщения, и Скуратис восторжествует над врагом.

Он не сомневался, что «завтра» для него наступит.

Боксеры-тяжеловесы иногда специально задерживаются в раздевалке, чтобы выйти на ринг после соперника, заставив его ждать, и тем самым получить моральный перевес.

Знавший эту психологическую тонкость, Аристотель Тебос был немало удивлен, заметив, что от «Тины» отошел катер, направившийся к «Кораблю Наций», тогда как сама яхта продолжала курсировать вдоль его левого борта.

Тебос выждал, когда катер Скуратиса подойдет к причалу у ватерлинии громадного судна, и только после этого сошел на свой катер.

Катер с «Тины» приблизился к платформе, куда спускался наружный лифт, и подождал минуту-другую, пока не подошел катер с «Одиссея». Оба суденышка пришвартовались одновременно, слегка покачиваясь на легкой океанской зыби.

Тебос, в безукоризненном белом смокинге, в отделанных атласом черных брюках, которые сидели на нем как влитые, вышел на корму и перегнулся через перила в сторону катера Скуратиса.

Стоя на верхней палубе «Корабля Наций», Римо видел, как вслед за отцом вышла Елена в сопровождении группы мужчин.

— Демо! — крикнул Тебос. — Мой старый друг!

Ответа не последовало.

— Выходи, дружище Демо! — повторил Тебос. — Я жду тебя.

На корме катера появился лохматый, неопрятного вида матрос. На нем была рваная полосатая тельняшка и некогда белые, а теперь сплошь покрытые пятнами машинного масла брюки.

— Нету его здесь, — сказал матрос. — Поняли? Нету и не было! — Он сделал шаг в сторону Тебоса. Тот отпрянул назад, будто в него бросили ком грязи. — И не было, — повторил матрос, захохотал, отвязал канат и вошел в рубку. Минуту спустя катер умчался прочь от плавучего города.

Римо видел, как сжались кулаки Тебоса. Грек резко мотнул головой; казалось, он утвердился в чем-то, что до этого еще вызывало у него сомнения. От Римо не укрылось, что он прошептал что-то на ухо дочери.

Удалившись от «Корабля Наций» на четыреста ярдов, катер Скуратиса сбавил скорость и начал медленно кружить поодаль, будто чего-то выжидая.

Тебос помог Елене сойти, обернулся и сделал знак группе приехавших вместе с ним. Семеро из них, все с «дипломатами» в руках, сошли вслед за Тебосом и его дочерью на платформу. Теперь Римо не мог их видеть из-за крутизны борта.

Минуты через полторы кабина лифта остановилась у главной палубы, откуда Римо вел свои наблюдения. Двери лифта бесшумно отворились, но на палубу вышли только двое — Тебос и Елена. Они помедлили у лифта, и отдыхавшие на свежем воздухе человек сто зааплодировали.

Елена и Римо оказались почти рядом. Он махнул рукой в знак приветствия, но она отвернулась.

Опустевшая кабина автоматически закрылась и поехала вниз — ждать очередного вызова.

Дипломаты на палубе продолжали хлопать Тебосу и Елене; те в ответ улыбались и кивали. Вдруг аплодисменты стихли, заглушенные другими звуками: над судном кружил вертолет, лопасти винта с шумом рассекали воздух. Все взоры обратились вверх. Ярко-желтый геликоптер с выведенными внизу крупными буквами «Тина» пошел на снижение.