— Не сочтите за оскорбление, но не родилась еще та женщина, ради которой я спустился бы с крыши дома.

— Вы действительно не в своем уме. Наверное, вы претендуете на какие-то глубокие отношения. Но не думайте, я не намерена отдать вам лучшую часть своего «я» только потому, что вы залезли ко мне в окно. Одно дело — секс, другое — моя душа.

— Можете оставить себе и то, и другое, — успокоил ее Римо.

— Я решила, что вы ранены, — сказала мисс Кауфперсон. — В этом, наверное, все дело: вы ранены, и вам недостает сил для секса.

— Точно, — кивнул Римо. — У меня вряд ли что-нибудь получится.

Соски опали, как по команде «вольно», груди опустились. Она снова натянула кофточку.

— В таком случае я на вас не сержусь.

— Вот и славно, — заметил Римо. — Мне нужно узнать о мальчишке, с которым вы были сегодня в комитете. Кто он, как его зовут, где он живет?

— Мне не разрешено разглашать информацию такого рода.

— Я все равно ее получу, — невозмутимо произнес Римо.

— Я не знаю, где живет этот мальчик. Сегодня он в последний раз пришел в класс. Его семья переехала, и его переводят в другую школу. По-моему, они теперь будут жить в Нью-Йорке…

— Замечательно, — воскликнул Римо.

— … или в Лос-Анджелесе. Точно не помню.

— Грандиозно! — молвил Римо. — Тогда начнем с другого конца: мальчик, находившийся в кабинете в момент убийства Пелла. Кто он?

— Я же сказала, что не имею права разглашать подобную информацию!

— А я все равно ее получу.

— Чего же вы медлите? — спросила она, выпятив грудь и вызывающе положив ладони на свои крутые бедра, очертания которых соблазнительно проступали через ткань. Римо чувствовал, как страстно она его хочет, поэтому он прижал ее к себе и опрокинул на бело-синий ковер на полу, где не мешкая полез ей под юбку, чтобы довести до умопомрачения, но не до полной потери рассудка.

— Имя мальчика, — прошептал Римо.

— Давай же, мерзавец, скорее!

— А ты дай мне то, чего требую я.

— Мерзавец! — прохрипела она и перешла на мелодичный стон. Ее таз ритмично приподнимался в красноречивом приглашении.

— Имя! — повторил Римо.

— Элвин Девар, девять лет, Уилтон-стрит, 54, отстающий. Ну давай, слышишь!

Грациозно и обдуманно Римо довел стонущую и дергающуюся женщину до оргазма. Это называлось «падум». Она впилась ногтями ему в спину и прижала его к себе, умоляя, чтобы он повторил это чудо. Он повиновался.

— О, какая прелесть! Как хорошо! — пролепетала она. — Как тебя зовут?

— Римо.

— Чудесное имя. А фамилия?

— Спит.

— Фантастически сексуальная фамилия, Римо Спит!

— Мне пора. Спасибо за информацию.

— Подожди. Может быть, тебе нужно его личное дело? Об этом Деваре я знаю абсолютно все. Таких, как он, мы называем «сверхотчужденными».

— Что это такое?

— Тупица, который ни с кем не может найти общего языка.

— Мне пора.

— Я пойду с тобой!

— Я работаю в одиночку, — сказал Римо.

— Ты не уйдешь, пока я тебе не позволю.

Римо улыбнулся и чмокнул ее в щеку.

— Пока, — сказал он.

В следующую секунду он почувствовал, как она стискивает его лодыжками.

— Посмотрим, удастся ли тебе вырваться, — сказала она с ухмылкой. — Я великолепно управляю всеми своими мускулами. Так что не пугайся, если не сумеешь высвободиться. Иногда мужчины начинают паниковать и испытывают боль. Ну-ка, попробуй!

Мисс Кауфперсон отменно владела двойным зажимом, который помог ей поглубже запихнуть Римо внутрь себя.

— Никому еще не удавалось с этим справиться, — предупредила его мисс Кауфперсон со счастливой улыбкой.

Римо было достаточно дважды легонько надавить ей на горло, чтобы вырваться на волю.

— У-у, это было здорово! — простонала мисс Кауфперсон. — Во всех смыслах!

Что-то в этой квартире настораживало Римо, хотя он пока еще не сумел определить, что именно. Она была обставлена в современном стиле: из-за мебели, обтянутой черно-белой кожей, высовывались хромированные светильники, пол застилали толстые ковры, картины на стенах напоминали бесформенные пятна в обрамлении тонких золоченых нитей-рам. В пяти серебряных бокалах курился ладан. Кресла походили на полированные скульптуры с маленькими кожаными подушечками для тех, кто способен догадаться, что это все-таки кресла. Нет, странная квартира. Да и сама мисс Кауфперсон производила странное впечатление.

— Ты должен позволить мне пойти с тобой. Я могу рассказать тебе всю подноготную Девара.

— Валяй, — пожал плечами Римо. — Одевайся, и пойдем.

Едва успев застегнуть юбку, Сашур — она гордо объявила, что теперь носит это имя, — прочла лекцию о своих способностях управлять психикой мужчин, которых она считала существами низшего порядка.

— Многие тысячи лет мужчины пользовались женщинами как сексуальными объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.

— Как тебя звали раньше?

— Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?

— Именно.

— Роберта Кауфманн.

— Не была ли ты замужем за бухгалтером?

— Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.

— Давно?

— Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.

— Я вижу, ты отлично обходишься без него.

— Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.

Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».

— Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!

Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.

— Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.

— Что? — не понял Римо.

— Черномазые снимают ниппели с колес.

— Я думал, что мальчишка Девар — белый.

— Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не то, что здесь.

— Сколько ты платишь за квартиру в месяц? — спросил Римо.

— Бешеные деньги: полторы тысячи.

— И это на учительскую-то зарплату?

— Конечно, нет! Уж не думаешь ли ты, что наше прогнившее общество предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?

— Как же ты выходишь из положения?

— А вот так. Я нашла способ!

— Какой?

— Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть деньги, но тебя это не касается.

— Как раз наоборот, — сказал Римо. Поначалу она подумала, что он собирается заняться с ней любовью прямо в лифте, но когда боль стала нестерпимой, она поняла, что ошиблась.

— Так откуда ты берешь деньги? — спросил Римо.

— Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.

Римо ослабил хватку.

— Ну что, теперь доволен, свинья ты этакая? — прошипела Сашур, потирая локоть. — Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном на угнетении, это — единственный способ для женщины заработать на жизнь, понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?

— Садисту нравится причинять боль. Он действует наобум, потому что причинить боль для него самоцель.

Далее он объяснил ей, что боль свидетельствует о нормальной работе организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.

Беда в том, что большинство людей не обращает внимания на первые, слабые сигналы, а потом становится поздно, и им ничего не остается, как страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.

— Раз тебе нравится боль, получай! — воскликнула Сашур и попыталась заехать Римо в пах подошвой босоножки от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту. Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.

Она попробовала отвесить ему оплеуху и опять промахнулась. Пинок в живот — и снова промах.