Сколько агентов полегло на улицах Парижа, пытаясь уничтожить ее директора? Сколько раз СВВР загоняла в угол победоносные легионы КГБ? Найди хоть один враг этот особняк, он тут же нашел бы собственную смерть.
— Вот благодарность за ваш дар, господин директор, — сказал командир батальона.
Слухи о миллионах расползлись по Парижу еще до того, как конверт отправился в путешествие по его улицам.
Командир и его батальон ждали, пока их начальник распечатает конверт. Чтобы доставить удовольствие своим “мальчикам”, как он называл самых опасных людей Франции, де Лион вскрыл конверт и показал им чек.
Это было целое состояние, но в душе французский аристократ был настолько спокоен, что ему пришлось вымучивать из себя радостное восклицание. Ему, в общем, было наплевать. Если бы не кое-какие мелкие неудобства, он был бы согласен остаться без гроша.
Валери, граф де Лион, принадлежал к той редкой породе людей, которым всегда сопутствует удача. Он свергал правительства, уничтожал во имя Франции людей по всему миру, и каждый раз, когда Франция этого требовала, расстраивал планы русских.
Конечно, всегда останавливать русских Франции было не нужно. Это была проблема американцев.
СВВР преуспевала необычайно, и по этой причине граф де Лион был счастлив. Де Лион любил лишь свою работу. Многих в КГБ он знал по имени, и не потому, что в этом заключалась его работа, а потому, что как мальчишки восхищаются футбольными звездами, де Лион восхищался удачными переворотами, безупречными убийствами, кражей документов государственной важности, выполненной так, что само государство и не подозревало о том, что документы выкраны.
Каждый раз, когда де Лион посылал людей против чужой страны, он старался вызвать в них уважение к делам противника. Он вникал в подробности секретных миссий как заботливый отец, следящий за первой работой сына. Он не брал работы на дом, что это за работа. Работой были приемы. Работой были его конюшни в поместье на юге Франции. Работой была жена. Редкие любовные связи и те были работой.
Как замечательно было наблюдать за рукопашной его лучших оперативников в песчаных карьерах под Марселем, где пролитая кровь тут же уходила в песок.
Замечательно было следить за тем, как проваливается отличная контрразведческая операция датчан в Восточной Европе, проваливается из-за отсутствия поддержки. И как приятно было назначать месяц для ее осуществления.
Де Лион полюбил свою работу не по воле случая, это было у него в крови. Предками его были кровожадные франкские рыцари. Они были воинами не из-за жажды к наживе, а воинами по любви — любви к войне.
Поэтому в ту темную ночь де Лиону и пришлось изображать перед своими людьми радость по поводу свалившегося на него богатства. Для этого сдержанного аристократа это значило только одно — что всю оставшуюся жизнь ему не придется беспокоиться о деньгах, а о них-то он и не особенно беспокоился. Но простые люди любят зрелища.
— Двадцать два миллиона долларов! Пожалуй на литр-другой вина хватит, или на пару крошек. А если крошка умеет транжирить деньги, за полдня она все пустит на ветер.
Мужчины загоготали. Де Лион только собрался велеть принести вина, чтобы выпить за удачу, потратить десять минут и с чистой совестью вернуться к материалам о положении в Африке, разложенным у него на столе, как вдруг увидел нечто.
Поначалу он даже был не вполне уверен, что он это увидел. В холле мелькнул какой-то сгусток тьмы — за открытой дверью. Но звука он не услышал и решил, что ему померещилось. В его доме без ведома его людей ничто не могло двигаться.
Но вина все не приносили. Он послал одного из людей поторопить официанта. Тот не вернулся. Де Лион проверил звонок. Он работал, но никто не отзывался.
— Происходит что-то странное, — сказал де Лион. Два оперативника достали пистолеты. Они встали по обе стороны от своего начальника и вышли вместе с ним из комнаты.
В проходе де Лион наконец увидел эту темноту. Это оказалось каким-то одеянием, и люди графа упали, как подкошенные от движения, которого он даже не успел разглядеть. Он лишь понял, что оно должно было быть, когда головы его людей с грохотом упали на пол.
— Ты! — сказало видение на таком старофранцузском, что де Лиону пришлось переводить для себя его слова с латыни. — Где мое сокровище?
Де Лион увидел, что тело рядом с ним последний раз дернулось, выталкивая из разорванной шеи струю крови.
У привидения были азиатские черты лица. Голос у него был резкий и высокий.
— Я ничего не крал, — сказал де Лион. Где же стража? Где защитные устройства? Если бы он не слышал собственного напоенного страхом дыхания, он бы решил, что ему это снится. Но может ли человек во сне слышать язык, которого не знает?
— Франки все воры. Где сокровище?
— Ничем не могу вам помочь, — ответил де Лион. Он вдруг понял, что удары, которые нанес этот человек, были столь стремительны, что мускулы на руке мертвеца, сжимавшей пистолет, даже не успели напрячься. Бесполезная рука на бесполезном теле с бесполезным пистолетом. Он бросил быстрый взгляд в сторону. О замыкающем тоже позаботились. Голова снесена.
Де Лион подумал, что, дотянись он до пистолета, он много пуль выпустил бы в темноту. Стремление к битве победило страх. Де Лиону брошен вызов. А де Лионы не проигрывают.
Ему нужно подобраться к пистолету так, чтобы не было понятно, что он хочет напасть. В кармане его халата бью маленький пистолет, но о нем он решил на время забыть. Он использует его для другого.
— Не след уподобляться постыдному вору, франк, — сказал человек.
У него было лицо старика.
— Как вы сюда попали?
— Дом вора всегда воняет. Ты можешь сказать теперь, где сокровище.
— С радостью сделал бы это, — сказал де Лион. — Готов отдать вам свое оружие в знак того, что готов сдаться. Оно очень ценное, само по себе сокровище.
— Ты продал мои монеты. Где остальные сокровища? — спросил Чиун.
Он заставит этого человека тащить награбленное назад в деревню. Уже три века дом Синанджу не брал никого в рабство, но этот франк станет рабом, а потом его надо будет передать кому-то, чтобы казнили. Мастера Синанджу испокон века были убийцами, а не палачами.
— А, остальные. Конечно. Прошу вас, возьмите это, — сказал де Лион.
Одной рукой он протянул пистолет и попытался поклониться сгустку тьмы, который, теперь это было окончательно понятно, оказался стариком в черном кимоно. Надо прострелить ему колени, а уж потом допрашивать.
Старик, уж какими ужасающими возможностями он не обладал, сделал идиотское движение. Он взял пистолет, и поэтому де Лион сумел дотянуться другой рукой до пистолета охранника. Движением столь легким, что рыцари былых времен ему бы позавидовали, де Лион направил его на кимоно и начал стрелять.
Но выстрелов слышно не было. Пистолет был сломан.
Он попытался кинуть его на пол, но он не падал. Де Лион не мог двинуть собственной рукой. Оказалось, сломана она, а не пистолет.
И тут пошла боль. Боль, которая, казалось, знала его тело лучше, чем он сам. Она усиливалась, когда он лгал, и отступала, если он отвечал правду, а потом уже не останавливалась, даже если он не врал.
— Монеты были мне подарены. Подарены! Не знаю, от кого они. Да, подарок ценой в несколько миллионов долларов. Мы не смогли выяснить, кто их послал.
Этот человек явно говорил правду. Вот что самое печальное. Здесь было о чем поразмыслить. Эти монеты были данью Александра. Недостаточная компенсация за то, что он лишил их стольких мест службы, покорив всех царей Запада, но за это этот гречонок и должен был умереть.
Франкский рыцарь, столь дурно говоривший на своем прекрасном языке, тоже должен умереть.
Он покрывал краденое. Своей собственной рукой граф Лионский написал записку, в которой раскаивался в том, что связался с сокровищами Синанджу. После чего ему было позволено отправиться к собственным праотцам.
Когда тело было найдено, случившееся было немедленно решено держать в тайне. Второй отдел, напарник СВВР, расследовал все подробности убийства в особняке. Чек украден не был. Де Лион и его люди были убиты крайне странным образом.