В качестве корреспондента республиканской прессы Гафур Гулям не однажды и подолгу бывал на этой — одной из первых — великой стройке социализма, цель которой — соединить стальным путем Сибирь и Среднюю Азию, чтобы максимально расширить и укрепить экономические связи между ними. Увиденное своими глазами и пережитое поэт осмыслил в исторической перспективе, противопоставив далекое прошлое, с его грабительскими походами завоевателей, передвижениями полуголодных кочевников, — настоящему, когда на той же самой земле идет всенародная битва за хлеб и культуру для вчерашних бедняков. Такое противопоставление определяет пафос этой вещи, и свое время уникальной в узбекской литературе, не имевшей себе подобных по глубине осмысления событий, по новизне стилистического строя и содержания. «На путях Турксиба» — это абсолютное отрицание канонов старой поэтики, с ее арабско-персидской метрикой (арузом, основанным на чередовании кратких и долгих слогов, чуждым узбекскому языку), устоявшейся строфикой, системой рифмовки, традиционными образами. Здесь поэт использует типичную для народных песен метрику «бармак» — силлабическую систему разностопного стиха, обогащенную признаками тоники, с регулярными ударениями в строке. Глубокая рифма, как эхо отзывающаяся из строфы в строфу (различных по количеству стихов), создает впечатление четкой музыкальной организованности всего произведения. Для стихотворения характерны смелые, непривычные для прошлого образы (хотя и основанные на народном мироощущении: паровоз уподобляется легендарному скакуну-тулпару и т. п.), широкое использование неологизмов. В целом оно несет на себе явственный отпечаток внимательной и настойчивой учебы прежде всего у Маяковского.
Образно-поэтическое осмысление далекого прошлого в сопоставлении с настоящим — идейный стержень многих произведений Гафура Гуляма. Это относящиеся к 30-м годам «Узбекистан» и «Узбек-наме» (то и другое — вводные разделы больших произведений, причем «Узбек-наме» — введение к стихотворному письму, основная часть которого написана Айбеком, Маджиди и другими узбекскими поэтами), послевоенные «Большой праздник казахского народа», «Слово чести», «Алишер», наконец поэмы, речь о которых у нас впереди.
Для поэта естественно, опираясь на эрудицию, на глубоко укоренившиеся навыки исторического и философского мышления, абстрагироваться от окружающей реальности, сопоставлять в стихах образы и сцены, разделенные многими столетиями. Но так же естественно для него, выросшего в среде простых тружеников, «распоряжаться» в стихах бытовыми деталями, картинами родной земли, речевыми средствами, привычными для дехканина или горожанина с его специфически национальным мировосприятием. В этом — народность Гафура Гуляма, прочная связь с той землей, которая породила его и вскормила. Можно назвать десятки стихотворений (таких, как «Мавджуда», два стихотворения о Ташкенте, «Сад», «Старики», «Осенние работы садовода», «Букет Мирзачуля», «Наманган»), в которых особенно ощутима такая связь, запечатленная в образах и пейзажах Узбекистана, выписанных с искренней любовью, способных вызвать глубокое сопереживание у читателя инонационального.
Поэт умеет горячо любить — и умеет ненавидеть все темное и злое, антигуманное (порождение навсегда ушедшего «вчера»). Обличая и ниспровергая, он использует богатый арсенал выразительных средств, от сдержанно-горькой усмешки («Нурмат и Саври») до гневного сарказма, насмерть разящего тех, кто выступает в жизни олицетворением зла (образы эмира и басмаческих главарей в стихотворении «Готов стать знаменосцем»; арабского полководца Кутейбы, огнем и кровью насаждавшего ислам, — в «Узбек-наме»), Беспощаден Гафур Гулям и к тем, кто расхищает народное добро («Хлеб»), кто заражен вредными пережитками былого («Алкоголь»).
В стихотворениях, подобных двум только что названным, снова заявляет о себе «школа Маяковского»: поэт сознательно ставит свой талант на службу народу, активно включается в борьбу за социализм. Без обиняков сказано об этом в стихах под примечательным названием «Поэзия и мыло» (они обращены к рабочим мыловаренного завода):
Любовь и ненависть — естественные человеческие чувства, особую силу обретающие в обстоятельствах противоестественных, в пору бедствий, тягчайшее из которых — война. «Военные» стихи Гафура Гуляма приобрели чрезвычайно широкую популярность прежде всего потому, что в них поэт сумел с непревзойденной яркостью выразить и всенародную любовь к воинам — защитникам жизни, детей, домашнего очага, и любовь каждого отдельного человека к тому родному, единственному, который ушел в огонь битвы, откуда не всем суждено возвратиться.
Великая Отечественная война обострила и высветлила чувство братства между советскими людьми, ощущение единства исторических судеб у народов нашей Родины. Из многих проявлений этого единства Гафура Гуляма с особенной силой привлекло то, что Узбекистан, далекий от фронта, сделался прибежищем для тысяч советских людей, кого война лишила крова. Немало таких обездоленных принял Ташкент, особенно — детей, осиротевших либо разлученных с родителями. Их целыми эшелонами, порой в холодных, разбитых вагонах, привозили сюда, обессилевших от голода, искалеченных, выгружали прямо на путях… И вот — о великое чудо братства! — сотни ташкентцев, всех возрастов и национальностей, спешили прямо на вокзал, чтобы взять на воспитание одного из этих ребятишек, а то и двоих, троих. До сей поры в республике славны имена супругов Шаахмеда Шамахмудова и Бахри Акрамовой (ныне уже покойных), которые усыновили и удочерили четырнадцать эвакуированных мальчиков и девочек разных национальностей. Притом сумели вырастить, вывести в люди! Гафур Гулям, чуткий ко всему, что становится знамением времени, был прекрасно осведомлен обо всех этих событиях. Он сам встречал «сиротские эшелоны» на вокзале, навещал семьи, приютившие детей. Итогом всего увиденного и осмысленного явилось знаменитое стихотворение «Ты не сирота», в котором с пронзительною силой звучат мотивы любви к детям (вспомним детские впечатления поэта, затем его работу учителя, воспитателя в интернате для бывших беспризорных), братства разных народов, скрепленного общей бедой, наконец — мотив глубочайшей ненависти и презрения к фашизму, губителю всего живого, светлого и доброго. Стихотворение строится излюбленным у Гафура Гуляма приемом обращения к ребенку, который вдали от родного дома обрел новых родителей:
Стихотворение, в переводе Светланы Сомовой напечатанное в «Правде» 27 апреля 1942 года, приобрело широчайшую известность и в тылу, и на фронте, где оно оказывало духовную поддержку людям, в перипетиях войны потерявшим своих детей. Известны случаи, когда именно стихотворение Гафура Гуляма натолкнуло таких обездоленных родителей на мысль искать, путем переписки, своих детей в Узбекистане — и поиски увенчивались успехом.[3]
Необходимо подчеркнуть, что тема детства — счастливого или несчастливого — проходит через все творчество Гафура Гуляма, набирая особенную силу в последние десятилетия жизни поэта. По своему обыкновению, отталкиваясь от конкретного, реального факта (порой наблюдая за своими же собственными детьми), он размышляет о взаимозависимости между общественными условиями и судьбой детей, о том, какие качества следует родителям воспитывать в ребенке, на живых примерах, часто в шутливой форме, преподносит уроки нравственности самим детям. Не считая множества собственно «детских» стихов Гафура Гуляма, издаваемых для юных читателей и на родном языке, и в переводах, укажем в качестве иллюстрации вошедшие в сборник: «Детям», «Моя одна строка», «Школьная весна», «Учимся думать».
3
Связанные с этим события послужили основой для сценария кинофильма, одноименного со стихотворением Гафура Гуляма.