— Позволь кое-что рассказать тебе насчет нашего друга Фэллона…— И он поднял рюмку:— За успех!

Истмен пропустил это мимо ушей. Уикофф отпил глоток, уселся на край стола.

— Вчера я перебрал все источники, выжал из людей все что можно. И что же я узнал про Фэллона?

— Что?

— Ничего!

Он снова отпил из своей рюмки. И повторил:

— Ни-че-го!

Истмен молча следил за Уикоффом, за его улыбкой Чеширского кота[39].

— Ближе к делу,— потребовал он.

— Парень преподавал историю в колледже. Еще в 1976 году он простой учителишка, а сейчас — подумать только! — уже в сенате. И если мы ничего не предпримем, станет вице-президентом! А мы с тобой отправимся домой в Саут-Филли.

— О чем ты болтаешь? Говори по существу.

— Я и говорю: это просто чудо какое-то.

— Ну и что с того?

— Но чудес в жизни не бывает.

Истмен, казалось, не понимал, о чем речь.

— Говорю тебе, Дэн, за ним ничего не водится. Но человек же не может быть таким чистеньким. Даже Санта Клаус и то не может. Я переговорил с кем только можно, полночи провисел на телефоне, все выяснял, что там у него в Техасе…

— А еще полночи?

Уикофф не стал отвечать на колкость и продолжал:

— А кто обеспечил ему место в конгрессе, ты знаешь?

— Кто?

— Никто! Его избирательный округ в Хьюстоне — район бэррио. А там не разживешься — ни поддержкой, ни деньгами. Только вот с чего это губернатор Тэйлор вдруг выбрал именно его взамен Везерби?

— Ну мало ли почему. Тэйлору нужен был рыцарь на белом коне.

Уикофф рассмеялся.

— Что тут смешного? — фыркнул Истмен.

— Смешна твоя вера. Вера в Американскую Мечту!

Вице-президент встал и, подойдя к двери, распахнул ее:

— Пошел вон!

Но Уикофф не трогался с места.

— Тут замешана одна бабенка,— тихо промурлыкал он.

— Что?! — Истмен притворил дверь.

— Его жена в психушке, с 77-го… И с кем же он, по-твоему, спал все это время? А?… Ни с кем!

— Ни с кем?…— Истмен начал понимать, куда тот клонит.

— Именно ни с кем! — Уикофф снова отпил из рюмки.

— А эта его блондинка? — спросил Истмен.— Помощница по печати?

— Салли Крэйн? Нет!

— Точно?

— Точно. У меня сведения от этого педика Ван Аллена.— Уикофф вернулся к бару.— Нет, вокруг этого парня все мрак, все загадка — и гадость.— Он поставил пустую рюмку.— И если у тебя нет возражений, я бы попробовал во всем этом разобраться.

Истмен некоторое время помолчал, потом открыл дверь и, так и не проронив ни слова, вышел.

9.35.

Манкузо должен был отдать должное арлингтонской тюрьме: жратва там была что надо. Завтрак, во всяком случае, оказался куда лучше, чем у них в Бюро. Ему повезло: Росс потерял аппетит, так что Манкузо съел и его порцию.

— Черт тебя знает, как это ты еще способен есть? — В голосе Росса звучало отвращение.— После всей этой бойни!

Росс повис на дверной решетке их камеры.

— Когда мы отсюда выберемся?

— А куда нам спешить?

— Тебе что, наплевать, раскроем мы это дело или нет?

Манкузо продолжал работать челюстями.

— Ты и в дом не хотел заходить,— не унимался Росс.

— Остынь, парень!…

В грязных штанах и рубахе с расстегнутым воротом, сидевший на краю койки напарник показался Россу в этот момент совсем старым.

— Может, я просто сдрейфил,— докончил Манкузо после паузы.

Росс взглянул на него: в его взгляде можно было прочесть доброту и сострадание.

— Все-то ты придуриваешься, Джо. Ничего ты не сдрейфил, когда эти ребята из арлингтонской полиции стали палить из своих пушек. Я за тобой следил. Они могли сделать из нас ливерную колбасу, а тебе хоть бы хны…

Манкузо пренебрежительно махнул рукой:

— Да эти олухи корове в задницу ведром не попадут.

— Брось мозги засирать, Джо,— добродушно заключил Росс, усаживаясь напротив него на свою койку.— Ты мне лучше скажи: кто-то, значит, пробрался к этому генералу в "Уолтер Рид" раньше нас, так? — тихо спросил он.— И узнал фамилию и адрес доктора Беквита?

— Может быть,— пожал плечами Манкузо.

— Кто-то пытается замять это дело. И все время он на полшага впереди нас.

— Может, и так.

— Но кто он, Джо?

Манкузо покачал головой.

— А мне кажется, ты знаешь.— Росс начинал терять терпение.

— Нет,— ответил Манкузо.— И если у тебя есть голова на плечах, то и ты не станешь совать туда свой нос…

В этот момент стальная дверь в конце коридора приотворилась. За ней, уперев руки в бока, стоял старший агент ФБР Барни Скотт. Нельзя сказать, чтобы он был в хорошем расположении духа.

— Они? — спросил из-за его спины лейтенант полиции.

Скотт почесал ширинку.

— Выпустить! — приказал лейтенант.

Невидимый им охранник щелкнул рубильником, и дверь камеры со скрипом отодвинулась. Росс протянул Манкузо его пиджак.

— Я тоже сдрейфил тогда, Джо,— тихо шепнул Росс, но скрежет металла заглушил его слова.

9.45.

К тому времени, когда спецслужба закончила проверку дома Терри на предмет наличия там "жучков" для подслушивания, микроволновых передатчиков, взрывных устройств, спрятанных кинокамер и снайперских гнезд, был составлен список многочисленных "можно" и "нельзя", который устроил бы даже самую придирчивую мамашу.

К примеру, нельзя было самим отвечать на телефонные звонки и открывать входную дверь: делать это разрешено было лишь сотрудникам спецслужбы. Нельзя сидеть в гостиной, что окнами на улицу, пока обычное стекло не заменят пуленепробиваемым. Вся почта, подарки и продукты, поступающие в дом, должны подвергаться облучению рентгеном, электронные "обнюхиватели" выслеживали, нет ли где взрывчатых веществ. В обе верхние спальни в передней части дома вход категорически запрещался (чересчур доступная для снайпера мишень), равно как на задний дворик и в бассейн за домом (пока не проверят всех соседей в их квартале).

Терри, облаченный поверх пижамы в домашний халат, устало вытянулся на кожаной кушетке: ему надлежало выслушать очередное поучение начальника спецнаряда. Салли тоже слушала — и мало-помалу перед ней возникали очертания нового образа жизни.

Отныне в их доме всегда будут находиться посторонние люди. Сменяя друг друга, они станут следить и за детишками на велосипедах, и за молочником, и за почтальоном. Люди с оружием, в темных невыразительных костюмах будут стучаться в двери ничего не подозревающих родных и близких коротышки Катрины, датчанки, экономки Терри, или Дженни, его поварихи, задавать им кучу разных вопросов касательно их политических взглядов и личных пристрастий. Кто-то из них наверняка заглянет и к Рою, его садовнику, расспросит его, кто здесь ухаживает за газоном, подстригает фруктовые деревья. Ну уж а Матасуду, механика бассейна, родителей которого, эмигрантов из Японии, интернировали в Штатах во время второй мировой войны, будут допрашивать с особым пристрастием.

Всякому, кто захочет прийти к ним в дом — будь то старинный друг, коллега по партии, заезжая знаменитость или представитель духовенства,— придется предъявлять какое-нибудь удостоверение и проходить через магнитную арку вроде тех, что устанавливают в аэропортах для обнаружения металла, а все приходы и уходы будут фиксироваться на видеопленке, как и номера автомашин…

Салли слушала этот заунывный перечень — и на душе у нее становилось все печальнее, как если бы она навсегда прощалась со своим прошлым. Этот защитный "колпак" всегда будет теперь давить на их плечи. С прежней доступностью, с невмешательством в их личную жизнь — со всем этим будет покончено.

Наконец шеф положил машинописный экземпляр перечня на столик и произнес:

— Благодарю вас, сенатор.

С этими словами он удалился, а Терри, снова откинувшись на подушку, прикрыл глаза.