Взяв сдачу, Манкузо со своей порцией хот-догов устроился на скамейке рядом с Гарри.

— Приходится теперь остерегаться разных специй,— заметил Уилсон.— От них у меня изжога.

— Что, язва?

— Нет. Просто когда нажрешься бумажного дерьма у себя в конторе, то от тебя несет коровьим говном.

Манкузо был знаком с Уилсоном бог знает сколько лет и понимал, что именно тот имеет в виду. Он перешел в ЦРУ в 61-м, как раз когда заваривалась вся эта каша с Вьетнамом. Когда они встретились в 68-м в Чикаго, Гарри занимался внедрением в группы активистов антивоенного движения; Манкузо делал то же самое для ФБР. По уик-эндам они выбирались вдвоем за город, отдыхали, закусывали пиццей, которую подавали на глубоких сковородках, запивали пивом. После знаменитых беспорядков на съезде демократической партии Манкузо послали охотиться за теми, кто уклонялся от призыва, Уилсон же пошел на повышение в заместители представителя ЦРУ в Тегеране — шаху позарез требовались специалисты по внедрению в группы местных радикалов. Уилсон находился в 1978 году в отпуске в Париже, когда некоторые из его "студентов", за которыми он вел наблюдение, ворвались в американское посольство в Тегеране и начали осаду, связавшую Джимми Картера по рукам и ногам.

И вот Уилсон вернулся в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли и стал там одним из незаметных винтиков — скромным тайным агентом, с чем он вполне примирился. Сейчас он был уже слишком стар и слишком хорошо известен, чтобы заниматься оперативной работой. До заместителя, а тем паче до заведующего отделом он так и не дорос — приходилось довольствоваться ролью вербовщика. Таких, как он, "старичков", у них в ЦРУ было полным-полно: делать им было нечего, но выгнать их не могли — они слишком много знали.

— А чего ты не уйдешь? — спросил Манкузо.

— Да мне в феврале шестьдесят два, Джо. Если я доскриплю, то стану уважаемым ветераном, а если уйду раньше, еще подумают, что я займусь сыском на стороне. А ты же знаешь, Компания[46] не любит, когда ее парни начинают собственный бизнес.

— Как Рольф Петерсен? — спросил Манкузо.

— Да, как Рольф Петерсен.

Какое-то время они сидели молча, доедая свои сосиски. Манкузо искоса оглядел Уилсона. Одет франтом — модный коричневый костюм, безупречная стрелка на брюках, начищенные ботинки, шелковый галстук, белоснежная рубаха, темные очки в стальной оправе. До Манкузо вдруг дошло, почему его друг так и не сделал карьеры: слишком уж он похож на шпика.

— Я тут влип в историю, Гарри,— начал Манкузо.

— Как это?

— Мне поручено найти Петерсена.

Уилсон вытер бумажной салфеткой рот, аккуратно завернул в нее все объедки, выкинул в урну возле скамейки.

— Да, влип,— согласился он.

— Не знаешь, где его искать?

— Не знаю. И не особенно стремлюсь.

Уилсон подставил лицо солнечным лучам и поправил на носу очки, словно собирался немного соснуть.

— Ты не мог бы достать мне его фото? И ваше досье?

Уилсон откинул голову и закрыл глаза.

— Это что, официальный запрос?

— Нет.

— Тогда постараюсь.

Манкузо дожевал остаток своей сосиски.

— Куда думаешь поехать, когда выйдешь на пенсию, Гарри?

— У нас с женой есть место на Веро-Бич. Мотель на двадцать комнат. Еще столько же можно пристроить. А. ты?

— Не знаю. Не думал.

— Жаль, что Мэри Луиз умерла.

— Н-да…— Манкузо поднялся.

Уилсон открыл глаза:

— Послушай, Джо…

— Да?

— Этот Петерсен — говней говна. Лучше бы сразу его пришить. Понимаешь?

— Да,— согласился Манкузо; его голос как-то сразу постарел.— Я видел его работу…

12.25.

— Итак, за быстрый наш завтрак! — Стив Томас поднял бокал бургундского.

— Да вы змей-искуситель! — воскликнула Салли.— Я просто сгорю от стыда, если кто-нибудь из моих знакомых увидит меня здесь в таком виде!

Она подтянула свитер к шее, чтобы хоть как-то прикрыть фривольный вырез платья, дотронулась своим бокалом до бокала Стива.

— Перестаньте скромничать. Вы прелестны!

— Ну конечно. Никакой косметики. Черные круги под глазами. Одета, как школьница какая-нибудь. Даже без чулок!

Так оно и было. Неудивительно, что, когда они заявились в модный ресторанчик "У Клайда", метрдотель поначалу не хотел их пускать. И только после того, как Стив сунул ему десятидолларовую бумажку, он смягчился и подыскал для них укромную кабинку в дальнем конце зала. Теперь Салли сидела в этой самой кабинке, чувствуя себя простушкой, попавшей в среду джорджтаунских интеллектуалов.

— Я занимаюсь недвижимостью,— начал Стив.— В Голдене, Колорадо.

— Около университета?

— Д-да… А вы? Что стало с той девушкой, которую я знал тысячу лет назад?

Салли распробовала бургундское: сладкое, темное, терпкое — аромат самой Франции.

— Что стало… Она долго искала себя. Металась. Сперва это был Корпус мира, потом репортерство в двух еженедельниках. Потом "Хьюстон пост", "Вашингтон пост", политика…

— Впечатляет!

Салли показалось, что он искренен.

— Я была помощницей по печати у сенатора Везерби, пока…

— Везерби, Везерби… Тот самый, который…

— Тот самый!

— Жарко вам пришлось, должно быть?

— Как в песне поется: "Мы прошли огонь и воду".

— Представляю! — В его глазах светились понимание и нежность: Салли он все больше нравился.

— А сейчас я работаю у сенатора Фэллона.

Стив чуть не поперхнулся бургундским.

— Ого! У того самого…

— Того самого!

— Господи! Да я все это видел по ТВ! — Он сам себя оборвал.— Значит, это вы там стояли? И поддерживали его под руку?

— Я.

— Страшно было?

— Страшно.

— Но с вами все в порядке? То есть с ним в порядке? Он…

— …поправляется. Мы теперь работаем у него дома. Там наша штаб-квартира.— Она взглянула на часы.— Мне сегодня надо еще поспеть…

— Бога ради извините, я и понятия не имел. Сейчас позову официанта.

Когда он повернулся на стуле, Салли поглядела на его руку, лежащую на скатерти: кисть сильная, ногти ухоженные. Ни обручального кольца, ни следа от него на загорелом пальце, с которого оно могло быть предусмотрительно снято. И еще в этой руке чувствовалась нежность. Такая вот рука ей и нужна. Может, и правда позволить себе сегодня выходной?

17.35.

Джо Манкузо сидел, как всегда, на крайнем табурете перед стойкой бара "У Герти" на углу 11-й и Ф-стрит. Он заходил сюда после работы, и завсегдатаи говорили, что за последние тридцать лет его не видели тут в будние дни всего три раза: когда был убит Джон Кеннеди, когда "Краснокожие"[47] выиграли Национальное первенство и еще после похорон Мэри Луиз.

Герти поставила перед ним двойную порцию виски "Джек Дэниэл":

— Что новенького, Джо? Игра по крупной?

— Н-да,— неопределенно промычал Манкузо, отпив большой глоток: по телу растеклось приятное тепло.

Герти оперлась локтями о стойку бара, ее пышные груди оказались на уровне его глаз.

— Ну, рассказывай…

— Понимаешь,— Манкузо оглядел бар: все "свои" были на месте — несколько знакомых фэбээровцев и старожилов из министерства труда; три или четыре проститутки, в их числе и его старинная приятельница Мэнди (как обычно, по будням она выходила в "вечернюю смену").— Тут такое дело,— зашептал он, придвинувшись к Герти вплотную.— Кто-то тырит четвертаки из автомата по продаже презервативов в офисе президента.

— Не может быть! Ты шутишь?

— Ничуть! — на полном серьезе отвечал Манкузо.

— Подумать только, прямо у президента в офисе! — В голосе Герти звучало простодушное удивление.

— Ш-ш-ш…

— И что за люди пошли! — сокрушенно покачала она головой.

На табурет рядом с Манкузо неслышно опустился Росс.