Ладно, без красавицы перебьемся, но чем заменить канат? «Двуспального лёву» у меня, естественно, отобрали. Заявили: «Понадобится — вернем». Был там условный значок или не было, осталось невыясненным. Но даже если не было, с «лёвой» как таковым на борт ИЛа не пустят — нужен билет. А британцу Дэвиду Локу, родившемуся в Оксфорде, на въезд в Советский Союз необходима еще и виза. Визы дают в посольстве, посольство — на «полюсе недоступности», за аркой на Кенсингтон-Палас-гарденс. Круг замыкается. Значит, круг порочен, значит, нужно добыть другой документ, не на имя липового Дэвида Лока, а на мое собственное. Легко сказать — добыть, но как?
Ищите да обрящете. Искомый документ преподнес мне, разумеется непреднамеренно, направленный в Лондон американский эмиссар, заведующий европейским бюро журнала «Ридерс дайджест» и по совместительству полномочный представитель Центрального разведывательного управления Джон Дими Паница.
Встреча состоялась в первых числах марта в американизированном стеклобетонном отеле на Кадоган-плейс, угол Слоун-стрит. Не состояться она не могла: меня, что называется, не спросили. Это же не шестерка-репортер, от которого можно, так и быть, позволить мне увильнуть. Это же король, а может, и туз пик. Эмиссар из Лэнгли с чрезвычайными полномочиями…
Чего он от меня хочет, долго гадать не пришлось. Честно говоря, после лекций-проповедей-монологов Уэстолла нахрапистая прямота Джона Дими мне почти понравилась. Я был сыт по горло лицемерными хождениями вокруг да около, изящными манерами, строгими галстуками, белоснежными манжетами и ударами исподтишка. Тут, по крайней мере, противник выступал без грима.
Хотя неожиданностей встреча принесла мне немало. Чуть не с порога он спросил, хорошо ли я знаю болгарскую столицу Софию. Я ответил, что да, неплохо. А памятник царю-освободителю? Да, конечно. А улицу по соседству с памятником? Припоминаю. А особняк, самый красивый на всей улице, — сейчас в нем разместилось одно из посольств? Особняка я припомнить не сумел, в посольство это меня не приглашали.
— Жаль, что не приглашали, — отозвался Паница. — Я бы пригласил. Если б не коммунисты, это был бы мой особняк…
Неожиданность первая: эмиссар из Лэнгли по происхождению оказался болгарином. Он сбежал из родной страны в 1947 году, но, хоть и сколотил на Западе состояние, не простил народной власти утраченного особняка. И не только в особняке дело: такие, как он, даже самые удачливые из них, не прощают родине, которую предали, собственного предательства. И по мере сил пытаются свести с ней счеты, легко находя на этой почве общий язык с ЦРУ.
Не стоит упрощать. Не каждый, кто проповедует антикоммунизм с печатных страниц или с телеэкрана, находится на штатном содержании у спецслужб. Но «Ридерс дайджест» — это особый случай. Иные ведущие сотрудники издания даже не считают нужным скрывать, что «соподчинены» ЦРУ. Оно и неудивительно, исходя из самой идеи «дайджестирования», то есть подгонки любых идей и концепций под уровень «среднего читателя». В 1984 году журнал выходил общим тиражом 31 миллион экземпляров, похваляясь (из расчета, что каждый экземпляр прочтут, как минимум, трое) впечатляющей цифрой — сто миллионов читателей. Влиять одновременно на сто миллионов «средних» — такую лакомую возможность стратеги из Лэнгли никак не могли упустить.
Отсюда и роль, какая была отведена самому многотиражному журналу капиталистического мира в «отработке», «обосновании», а главное — распространении клеветнической «болгарской версии» покушения на папу римского Иоанна Павла II.
Преступление, придется напомнить, было совершено 13 мая 1981 года. Через два месяца преступник был приговорен к пожизненному заключению, и журналисты всех мастей, нахлынувшие в Рим, разъехались кто куда в поисках новых сенсаций. Но не специальный корреспондент «Ридерс дайджест» Клэр Стерлинг. «Мои усилия, — признавалась она впоследствии, — начались осенью 1981 года». И закончились (по первому кругу) девять месяцев спустя, когда сто миллионов поклонников «Ридерс» прочитали за ее подписью безапелляционный вердикт: пистолет Агджи направляла «рука Софии», то бишь еле-еле прикрытая «рука Москвы».
Пересказывать «концепцию» миссис Стерлинг, заново опровергать ее «аргументы» было бы сегодня растратой времени, явной и нелепой. И потому, что миссис фактически повторяла Пола Хенци, с которым мы сталкивались на этих страницах уже не раз (а может быть, не она его, а он ее в чем-то повторял, принципиальной разницы не ощущаю). И потому, что сочинениям Стерлинг и Хенци «Литгазета» уделила в ту пору более чем достаточное внимание. Я сам опубликовал 6 марта 1985 года большую статью «Выступаю свидетелем по «делу Антонова», где рассказывал об измышлениях миссис Стерлинг в подробностях. Статья, вероятно, слегка пожелтела в подшивках, но сохранилась — и я от нее никоим образом не отрекаюсь.
Однако тогда, в марте 84-го, в Лондоне, пожелтевшая ныне статья еще не была написана! И не могла быть написана, и вполне могла остаться ненаписанной. Тогда это было не давно прошедшее и пережитое, а сиюминутная действительность, живая и жестокая. Кто этот бывший болгарин не по должности, а по сути? Что я ему и зачем?
Допрос продолжался. Давно ли я ездил в Болгарию в последний раз? В феврале 1983 года. А позже? Нет, позже не ездил, да и зачем, если материал, собранный в февральской поездке, полностью не напечатал, не успел…
— Ну, положим, статейку о «деле Антонова» в газете «Литературен фронт» вы напечатали…
Ничего себе информированность! Что правда, то правда: по просьбе болгарских коллег я дал им короткую заметку по свежим следам событий, выразил свое возмущение произволом итальянских властей, попранием норм международного права и здравого смысла. Оказывается, и это скромное выступление было где-то кем-то подшито в досье…
— Издали, — пояснил Паница, — я слежу за вами довольно давно. Почему вы не откликнулись на обращение моего друга Пола Хенци? Почему не приняли предложение журнала «Сёрвей»?
Опять в точку! Я и забыл об этих разрозненных эпизодах, африканские страсти-мордасти и «Санди телеграф» начисто заслонили их. А в условиях «кинофестиваля», когда каждое мимолетное лыко в строку, нельзя забывать ничего, абсолютно ничего!
Обостренное внимание к мелочам — ведь сформулировал для себя такой принцип, давно сформулировал. И вот, выходит, нарушил. Полезный урок. Раз уж память вернулась, не позволять ей лениться и небрежничать. Теребить ее, выжимать досуха, требовать от нее полного накала. Сопоставлять, казалось бы, несопоставимое, сталкивать в анализе тысячи мелочей, искать логику в расхождениях и единство в случайностях. И тем более не зевать, если кто-то или что-то встречается последовательно и не впервые.
Значит, опять Хенци. Где же и когда я услышал эту фамилию впервые? Конечно, не услышал, а прочитал — у Ионы Андронова в репортажах «По волчьему следу». Летом 83-го этими репортажами зачитывалась вся страна, а в журналистике они представлялись эталоном профессионального мужества и мастерства. Не говоря о том, какое огромное значение они имели для доказательного опровержения «болгарской версии», поиска и обличения истинных вдохновителей покушения на площади Святого Петра. По сравнению с Андроновым скромненькая моя заметка в газете «Литературен фронт», хоть и опубликованная за три месяца до его репортажей, выглядела убогой и голословной.
Так какого же черта они прицепились ко мне со своим «болгарским следом»? Пожалуй, до Паницы я все еще не отдавал себе полного отчета в том, что это неспроста. И заказывают эту музыку, Андронов не ошибся, из-за океана. После предисловия, с которым меня знакомил «толстый Питер», мистер Хенци дважды обращался ко мне напрямую — через «Таймс» и помянутый Паницей журнальчик «Сёрвей». С редактором журнальчика меня даже познакомили, и он, егозливый такой старичок, подхалимистый, битых полтора часа уговаривал меня «откликнуться». Это было до Африки. Я отбоярился от старичка неопределенно-обещательным «подумаю» — и запамятовал. Напомнили. Вон какого гангстера международного класса прислали.