В пакете лежали уже обработанные шифровальщиками отчеты о расположении немецких войск в Дании и два экземпляра подпольной газеты «Реальность».

Посылку переправили из Дании посреднику в Швеции, который отдал ее сотруднику МИ-6 в британской миссии в Стокгольме. К пакету была приложена записка, в которой сообщалось, что посредник передал экземпляр «Реальности» в телеграфное агентство Рейтер в Стокгольме. Гермию это не обрадовало.

Мысли о «Ночных стражах» заставили ее вспомнить о женихе. Арне не был членом группы. Слишком уж у него неподходящий для этого характер. За чуть легкомысленную жизнерадостность она и любила его. Да, он отчаянный горнолыжник — они и познакомились на горном склоне в Норвегии, — но она совсем не была уверена, что он сумеет выдержать ежедневное напряжение подпольной работы.

Она думала, не послать ли Арне весточку через «Ночных стражей». Пол Кирке работает в летной школе, и, если Арне еще там, они видятся каждый день. Использовать шпионские каналы в личных целях — верх непрофессионализма, но не это ее останавливало. Она боялась за Арне — секретные послания могут попасть в руки врага. И тогда письмо, где упоминается Арне, станет его смертным приговором.

Гермия составила послание шведскому посреднику, где требовала, чтобы он больше не занимался пропагандистской работой и не забывал, что он прежде всего курьер.

Янсборгской школе было уже триста лет, и она гордилась своей историей.

Изначально школа состояла из церкви и одного-единственного здания, где мальчики учились, ели и спали. Теперь это был целый комплекс старых и новых кирпичных строений.

Харальд Олафсен шел из столовой в спортзал. Когда он проходил мимо директорского дома, на крыльцо вышла супруга директора и улыбнулась ему.

— Доброе утро, Миа, — вежливо сказал Харальд.

Директора все называли Хейс — так по-древнегречески звучит слово «первый», а Миа — то же самое в женском роде.

Следующим уроком у Харальда была математика, но сегодня в школу приехал гость — бывший ученик, который теперь представлял родной город в ригсдаге, датском парламенте. Он должен был выступать в спортзале. Харальд, впрочем, предпочел бы математику.

Когда-то он был поражен, узнав, что квантовую физику открыл датский ученый Нильс Бор. Он боготворил Бора и подал документы в Университет Копенгагена, где Бор преподавал.

Харальд вошел в спортзал и сел сзади, рядом с Йозефом Дак-витцем. Йозеф был невысокого роста, щупленький, и его фамилия звучала похоже на английское слово duck, что значит «утка». Поэтому ему дали прозвище Анатикула — на латыни так называется утенок, — которое потом сократили до Тик. Мальчики росли в разной среде — Тик был из богатой еврейской семьи, — однако стали близкими друзьями. К Харальду тут же подсел Мадс Кирке. Мадс был из семьи военных. Его двоюродный брат Пол служил вместе с Арне в летной школе.

Вошли Хейс с гостем, и мальчики встали их поприветствовать. Хейс, высокий худой мужчина с мягкими манерами, всегда держался так, будто извинялся за то, что он — директор. Его не боялись, а, скорее, любили. Когда ученики сели, Хейс представил депутата парламента Свенда Аггера, который пришел поговорить с ними о немецкой оккупации.

Дания капитулировала в двадцать четыре часа.

— Последующие события показали, сколь мудрым было это решение, — говорил депутат. — Наш король по-прежнему на троне.

Мадс Кирке презрительно хмыкнул. Харальд разделял его чувства.

— Немецкое присутствие не нанесло урона стране, — сказал в заключение депутат. — Дания доказала, что частичная потеря независимости не обязательно ведет к лишениям и невзгодам. Вы, молодые люди, можете извлечь из этого урок: в повиновении бывает больше достоинства, чем в необдуманном сопротивлении.

Он сел. Хейс вежливо похлопал, и ученики последовали его примеру.

— Ну что, мальчики, — сказал он, — есть у вас вопросы к нашему гостю?

Мадс тут же вскочил:

— Господин Аггер, в Норвегию немецкие войска вошли в тот же день, что и в Данию, но норвежцы сопротивлялись два месяца. Не следует ли из этого, что мы — трусы?

— Это примитивная точка зрения, — бросил Аггер. — Норвегия — страна гор и фьордов. Дания — страна равнинная, с развитой сетью дорог, поэтому обороняться от огромной моторизованной армии было невозможно. Бои привели бы к ненужному кровопролитию, а конечный результат был бы тем же.

— Вот только мы бы ходили с гордо поднятыми головами, — сказал Мадс.

Мальчики зааплодировали.

— Ну-ну, Кирке, — пожурил Хейс. — Я понимаю, вы все переживаете, но постарайтесь держаться в рамках. Кто-нибудь хочет спросить господина Аггера о его работе в ригсдаге?

Встал Тик:

— А вы не чувствуете себя марионеткой?

— В нашей стране по-прежнему парламентское правление. У нас есть и полиция, и вооруженные силы.

— Но стоит ригсдагу сделать то, чего не одобрят немцы, его немедленно разгонят, а полицию и армию разоружат, — возразил Тик. — Вы принимаете участие в политическом фарсе.

— Даквитц, прошу, соблюдайте приличия, — сказал Хейс.

— Ничего страшного, — сказал Аггер. — Я за живое обсуждение проблем. Если Даквитц считает, что наш парламент бесполезен, рекомендую ему сравнить нашу ситуацию с той, которая сложилась во Франции. Благодаря тому, что мы сотрудничаем с немцами, простым датчанам живется гораздо лучше.

Терпение Харальда лопнуло. Он встал:

— А что, если нацисты придут за Даквитцем? Вы и тогда будете пропагандировать дружелюбие и сотрудничество?

— Почему это они должны прийти за Даквитцем?

— Потому же, почему они пришли за моим дядей в Гамбурге. Потому что он еврей.

— Немцы демонстрируют полную терпимость к датским евреям, — уже с раздражением сказал Свенд Аггер.

— Пока что — да, — не унимался Харальд. — А если они передумают? Если схватят Тика, мы что, будем стоять в сторонке? Или, может, в ожидании такого поворота событий нам нужно организовать движение Сопротивления?

— Мой вам совет: сотрудничайте с оккупационными властями, и у вас не возникнет проблем.

— А если это не поможет?

Хейс собрался было укорить Харальда, но сдержался и сказал примирительно:

— Вы подняли важную тему. Мы с интересом ее обсудили. А теперь давайте поблагодарим нашего гостя.

Однако Харальд не унимался.

— Пусть сначала ответит на вопрос! — крикнул он. — Начнем мы движение Сопротивления или позволим нацистам делать все, что им заблагорассудится?

Зал притих.

— Полагаю, вам будет лучше нас оставить, — сказал Хейс. Харальд, кипя от негодования, поднялся с места и вышел, хлопнув дверью. Мальчики смотрели ему вслед.

Будильник Петера Флемминга зазвенел в половине шестого утра. Он выключил его и зажег свет. Инге лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Он встал, пошел на кухню, поставил на плиту кастрюлю с овсянкой, намазал маслом кусок черного хлеба, заварил суррогатный кофе.

Проснулся он в отличном настроении — вчера наконец дело сдвинулось с мертвой точки.

Он служил следователем в отделе безопасности, который приглядывал за профсоюзами, коммунистами, иностранцами и прочими возможными нарушителями спокойствия. Его начальник, старший инспектор Фредерик Юэль, был человеком умным, но ленивым. У него была любимая латинская поговорка: «Quieta non movere» — «Не трогать того, что покоится», или, проще говоря: «Не будите спящую собаку». Со стороны оккупационных войск Юэля контролировал генерал Вальтер Браун. Брауну не нравилась позиция Юэля, но на конфликт он не шел.

Пока что единственным признаком того, что в стране существует движение Сопротивления, были подпольные газеты, например «Реальность». Юэль считал их безобидными, более того, скорее полезными, выполняющими функцию предохранительного клапана и не собирался преследовать издателей. Это злило Петера.

Вчера вечером он узнал о нелегальной переправке «Реальности» в Швецию. Теперь можно было надеяться, что известие о распространении газеты за пределами Дании заставит Юэля принять меры. Приятель Петера, сотрудник шведской полиции, позвонил ему и сказал, что, по его мнению, газеты доставляются самолетом «Люфтганзы», летающим из Берлина в Стокгольм с посадкой в Копенгагене.