Самолет развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся. Дверца открылась, башмаки выкинули на землю.

Петер повел своих подручных на летное поле. Двое мужчин в комбинезонах устанавливали башмаки под колеса шасси.

— Дайте мне вон тот башмак, — велел Петер.

Мужчина испуганно взглянул на него, но послушался. Башмак представлял собой деревянную пирамидку сантиметров тридцать высотой. Он был грязным и тяжелым.

— И второй, — сказал Петер.

Механик поднял второй башмак и протянул Петеру. Выглядел он так же, но был легче. Петер заметил, что одну из его сторон можно сдвинуть, что он и сделал. Внутри лежал завернутый в клеенку пакет.

Механик бросился бежать.

— Остановите его! — крикнул Петер.

Тильде поставила механику подножку. Тот споткнулся и упал. Один из полицейских набросился на него сзади, заставил подняться и скрутил ему руки за спиной.

— Арестуйте второго механика. Он наверняка был в курсе, — сказал Петер и развернул клеенку.

Внутри лежали два экземпляра «Реальности». Он протянул их Юэлю и с надеждой взглянул на начальника.

— Отличная работа, Флемминг, — нехотя бросил Юэль.

— Я просто выполнил свой долг, — улыбнулся Петер. — Надо отвезти обоих механиков в управление и допросить.

В пакете была еще стопка листков с напечатанными на них колонками по пять букв. По-видимому, шифровка. Петер передал бумаги Брауну:

— Полагаю, мы вышли на шпионскую сеть, генерал.

В субботу старомодная коляска, запряженная парой лошадей, поджидала Харальда Олафсена и Тика Даквитца на железнодорожной станции неподалеку от Кирстенслота, родной деревни Тика.

Харальд толком не понимал, почему Тик пригласил его на выходные в гости. Может, из-за антинацистского выступления Харальда. А может, родители Тика хотели познакомиться с сыном пастора, так озабоченным судьбой евреев.

Они проехали через деревушку и свернули с главной дороги. В конце длинной аллеи Харальд увидел почти сказочный замок с зубчатыми стенами и башнями.

Харальд не на шутку испугался. Он знал, что семейство Даквитц богато — отец Тика был банкиром, — но к такому готов не был.

Коляска остановилась у парадного входа, портал которого напоминал вход в собор. Харальд вошел, неся в руке чемоданчик. В выложенном мраморными плитами холле стояли старинная мебель и статуи, на стенах висели картины.

Тик провел его по широченной лестнице наверх.

— Это моя спальня, — сказал он, открыв дверь в одну из комнат.

Здесь картин не было, а были пестрые мелочи — как у любого восемнадцатилетнего парнишки: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих, кларнет, рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия».

Харальд взял со стола снимок в рамке. Десятилетний Тик и девочка примерно того же возраста.

— Это что, твоя подружка?

— Это Карен, моя сестра. Мы близнецы.

— Да? — На снимке она казалась выше Тика. — Она красавица. Где учится?

— В училище при Датском королевском театре балета. — Тик открыл дверь во вторую спальню, поменьше. — Ты будешь спать здесь, если не возражаешь.

— Здорово!

— Пойдем поздороваемся с мамой.

Харальд пошел за Тиком по коридору второго этажа. Тик постучал в дверь.

— Мама, ты принимаешь посетителей мужского пола?

— Входи, Йозеф, — раздался голос.

Харальд вошел вслед за Тиком в будуар госпожи Даквитц. Мать Тика оказалась невысокой женщиной с такими же карими, как у Тика, глазами. Ей было лет сорок, но в ее черных волосах уже пробивалась седина.

Тик представил Харальда, тот с легким поклоном пожал ей руку. Госпожа Даквитц усадила их и принялась расспрашивать о школе. Держалась она очень мило, и разговаривать с ней было легко и приятно.

— А теперь идите приготовьтесь к ужину, — сказала она через некоторое время.

Мальчики вернулись в комнату Тика.

— Надеюсь, вы не надеваете к ужину чего-нибудь особенного? — встревоженно спросил Харальд.

— Школьный пиджак и галстук вполне подойдут.

Ничего другого у Харальда с собой и не было.

— А ты что наденешь? — спросил он Тика.

— Черный пиджак с серыми брюками. Может, хочешь сначала помыться?

— С удовольствием.

Он вымыл голову, а Тик в это время побрился. Когда Харальд вышел в комнату Тика причесаться у зеркала, туда вошла девушка.

— Привет! Ты, наверное, Харальд?

Это была девушка с фотографии. Зеленоглазая, с матово-белой кожей и медно-рыжими волосами в мелкий завиток. На ней было длинное темно-зеленое платье.

— Ну, так что? Ты Харальд?

— Да, — выговорил он через силу. Харальда до крайности смущали его босые ноги. — А ты — сестра Тика?

— Тика?

— Мы в школе так называем Йозефа.

— Меня зовут Карен, и прозвища у меня нет.

Из ванной вышел, завернувшись в полотенце, Тик.

— Ты, по-моему, вторгаешься в наше личное пространство, — сказал он сестре.

— Ну и что? Я хочу выпить коктейль, а их не подают, пока в гостиной нет хотя бы одного мужчины, — ответила она дерзко. — Ну, кареглазый карлик, как поживаешь?

— Хорошо. И буду еще лучше, когда сдам экзамены.

— А что ты будешь делать, если их провалишь?

— Пойду работать в банк. Отец, скорее всего, заставит меня пройти все с самого низа, и в начале я буду наполнять младшим клеркам чернильницы.

— Он не провалит экзаменов, — сказал Харальд Карен.

— Ты, наверное, такой же умный, как Йозеф?

— Ты что, гораздо умнее, — ответил за Харальда Тик.

— А в балетном училище интересно?

— Это нечто среднее между тюрьмой и казармой.

Харальд не сводил глаз с Карен. Он никак не мог решить, кто перед ним — девчонка-сорванец или богиня. Она препиралась с братом совсем по-детски. Но при этом двигалась с непередаваемой грацией.

— Рекомендую надеть ботинки, — сказал Тик Харальду.

Харальд ушел в свою комнату и там закончил туалет. Вернувшись, он увидел Тика в щегольском черном пиджаке с темным галстуком. Харальд в школьной форме чувствовал себя неуклюжим подростком.

Карен спустилась вниз первой, молодые люди шли следом. Они вошли в гостиную, где стояло несколько огромных диванов и рояль, а на ковре перед камином лежал пожилой пес. Молодая женщина в черном платье и белом фартуке спросила Харальда, что он будет пить.

— То же, что Йозеф, — ответил Харальд, который толком и не знал, что такое коктейль.

Он наклонился погладить рыжего сеттера, густая шерсть которого уже начала седеть. Тот приоткрыл один глаз и лениво вильнул хвостом.

— Это — Тор, — сказала Карен.

Тут вошел отец Харальда — высокий худой мужчина с рыжей с проседью шевелюрой и так похожий на Тора, что Харальд с трудом сдержал улыбку.

— Весьма рад с вами познакомиться, — сказал господин Даквитц. — Йозеф много о вас рассказывал. Как у вас дела в школе — после того выступления?

— Как ни странно, меня даже не наказали, — ответил Харальд. — Хейс только прочитал мне нотацию про то, насколько убедительнее прозвучали бы мои слова, если бы я вел себя сдержаннее.

— И сам подал пример, не став на вас сердиться.

У Харальда тоже был вопрос к отцу Тика.

— Скажите, господин Даквитц, а вас не беспокоит то, как поведут себя по отношению к вам нацисты? Известно ведь, как притесняют евреев в Германии и Польше.

— Да, меня это беспокоит. Но Дания — это не Германия, и немцы видят в нас прежде всего датчан, а уж потом евреев.

— До поры до времени… — добавил со вздохом Тик.

— И мы ведь не простые лавочники, — сказала Карен. — Что они могут сделать с семейством, которому принадлежит крупнейший банк Дании?

Это показалось Харальду глупостью.

— Давно пора понять, что нацисты могут делать все, что им заблагорассудится, — грустно усмехнулся он.

— Да неужели? — холодно ответила Карен, и он понял, что обидел ее.

Тут к ним присоединилась госпожа Даквитц, и разговор зашел о последней постановке Датского королевского балета — о «Сильфидах».