– Но ведь есть раса Светлых сил, которая остановила мировую войну на Земле сто лет назад. Они и в этот раз вмешаются. Не дадут подобным проявлениям воплотиться, – развел руками Симон. – К чему вся эта суета?

– Светлые силы, – Владимир Александрович усмехнулся и, покачав головой, стал расхаживать по кабинету. – До каких пор мы будем полагаться на них? Мы ведь и сами кое на что способны. К тому же вы многого не знаете. Но это позже. Так что, вы согласны, Симон?

– Насколько я полагаю, выбора у меня нет. Так?

– Отчего же, есть. Можете отказаться. Тогда мы сотрем вам память за сегодняшний день, и вы свободны на все четыре стороны.

– Ну уж нет!!! – Ди Рэйв вскочил со стула. – В моей башке вы копаться не будете! – затем снова сел.

– Значит второй вариант? Вы согласны? – полковник опять по-отечески улыбнулся.

– Да, черт возьми, – киномагнат потер лоб и вздохнул, опустив голову.

– Что вы так сокрушаетесь? Если вы патриот и стопроцентный гражданин, сия миссия не должна быть вам в тягость. Напротив, это большая честь и привилегия, – работать с нами.

– Неужели нельзя было просто попросить меня об этом? – киномагнат уставился на полковника.

– Именно это я и сделал. Просто попросил. Я ведь не заставляю вас. – Калашников усмехнулся.

– Вы что, издеваетесь?

– Нисколько. Издеваемся мы в другом месте. Ну, будет вам расстраиваться, в самом деле. Вы еще спасибо скажете, за то, что я помог разбавить вашу рутину чем-то значимым и увлекательным. Да, кстати, познакомьтесь, – полковник указал на Романа, – бизнесмен из Италии Винсент Торетто.

Симон вопросительно уставился на друга, тот вопросительно уставился на своего начальника…

– То есть, – вымолвил Ермак.

– Ну, ты же оперативный сотрудник. Вот тебе реальное дело. А то засиделся совсем в Москве. Заодно будешь курировать нашего нового коллегу, – произнес Калашников, кивая на Ди Рэйва.

– Я что, тоже лечу? – в голосе Романа сквозило явное недовольство.

– Дошло, наконец. Конечно.

– А нам оружие дадут? – поинтересовался Симон.

– Зачем это? – полковник изобразил удивление.

– Мы же на задание летим. Дадут? – не унимался киномагнат.

– На задание, а не на войну. Никакого оружия. Вы, по-моему, фильмов про шпионов насмотрелись. У нас работа по большей степени аналитическая, что, кстати, соответствует вашему складу ума. Так что никаких погонь, слежек и перестрелок. Дерзайте.

– Ну, хотя бы… – Симон прищурился, но договорить не успел. Полковник угадал его мысль и, показав кулак, произнес:

– Хватит уже шуток про автомат Калашникова. Ступайте. Готовьтесь к завтрашнему полету. Дополнительные инструкции получите от Романа. Кстати, поменьше афишируйте там, что вы знакомы. Все.

Ди Рэйв повернулся к своему другу:

– Ты хоть пару слов по-итальянски знаешь?

– Действительно! Я ведь не владею языком! – это Роман – полковнику…

– Не ищи нелепых отговорок, – Калашников строго глянул на подчиненного, – ты говоришь на галакте, а этого достаточно. К тому же, сейчас полмира знают русский язык. И точка.

Симон медленными шагами мерил пешеходную дорожку парковой аллеи у подножия Мемориала Победы на Поклонной горе. Головная боль, вызванная выпитыми за прошедшие сутки горячительными напитками, сменилась дискомфортом другого рода. Вся сложившаяся ситуация действовала на него угнетающе. Он действительно был готов исполнить долг патриота, но при таких обстоятельствах он чувствовал себя не патриотом и гражданином, а подневольным кнехтом, как там, на Спейсаре. Ему было обидно, что он привлечен к важной миссии не по доброй воле, а при помощи хитроумной ловушки, которую подготовила ему главная спецслужба его родной страны. Ди Рэйв нисколько не сомневался, что ситуация в ночном баре 'Афродита' была подстроена, а значит его лучшие друзья, Роман и Алекс, просто сдали его хитрому интригану Калашникову. Симон был слишком недоверчив и подозрителен, чтобы не считаться с таким вариантом, объясняющим суть происходящего.

Да, обошлись с ним не честно. Ему не дали шанса проявить свою инициативу в защите интересов Родины. Его просто грубо сделали вербованным 'объектом', перечеркнув тем самым его сущность. Но зачем? У киномагната сжались кулаки. Злоба переполняла его. Он уже час бродил по Москве, и все это время мысли носились у него в голове, подобно пчелиному рою. Интересно еще было, о чем Калашников беседует с Романом, которому велел остаться в кабинете.

– Неужели, все, что вы сказали – чистая правда? – Роман уставился на своего начальника, когда Ди Рэйв ушел.

– Право же, удивляюсь, как ты до капитана дослужился, Рома. Твой друг и так все сразу понял, а ты глупые вопросы задаешь. Это действительно банальная вербовка. Конечно мы не 'вели' его со школьных лет, как я это сказал ему. Твой друг попал в поле зрения нашей службы только после того, как он оказался в Спейсарской армии, как впрочем, и любой гражданин России, оказавшийся в подобной ситуации. Мало ли, куда лукавый поведет его. Он мог стать опасным для России, а мог стать полезным. Этот камень, – полковник, наконец, захлопнул шкатулку и убрал ее в стол, – он нашел сам. Мы его не подкидывали. И вот с этого момента, все – чистая правда. Он стал 'нашим клиентом'. А тут подворачивается удобный случай, и мы открываем ему карты. Теперь Ди Рэйв в деле. Начинается крупная игра.

– Но зачем так. Ведь действительно можно было по-человечески попросить. Он на самом деле патриот. Знает так великодержавную историю России, что дай Бог каждому! Восхищается ею. Гордится ею! – воскликнул Ермак. – Зачем этот цирк?!

– Следите за вашим эмоциональным состоянием, капитан! – Владимир Александрович строго взглянул на подчиненного. Затем, более смягченно, – Мы ведь обидели его. А это стимулирует инициативу. Сейчас у него бушуют сильнейшие мыслительные процессы. Он думает – что все это значит. Полезно ему. И к тому же, разве не интересно, как Симон будет теперь сам вести эту игру?..

Это был самый страшный день в его жизни. Особенно остро Ловский понял это после того, как Дэвид ушел. Уходя, он произнес:

– Сегодня я больше не могу оставаться здесь. У меня есть еще дела. А вы крепитесь и научитесь жить с этим…

Но как это сделать? Рональд нашел способ. Едва за Дэвидом захлопнулась дверь. Он ощутил панический, неописуемый страх. Страх одиночества. Он находился в квартире, в которой собственными руками лишил жизни единственного близкого ему человека, и где до сих пор этот человек находился. Вернее – ее мертвое тело. Страх увеличивался и Ловский бросился к тому самому бару, откуда сегодня днем он достал орудие убийства.

Напиться, вот единственный выход, который он сейчас видел. Схватил то, что покрепче. Это была водка, но она, проклятая, не хотела вливаться в организм так, как это делает, например, вода. Залпом выпить бутылку из горла не удалось. Первые же глотки застряли в глотке и выплеснулись наружу. На ковер, который он с таким трудом очистил от крови жены. Вдовец хныкал, катаясь по полу и стуча по нему кулаками. Затем снова попытался влить в себя водку, но его вырвало. Хныканья Ловского превратились в вой. Он чувствовал себя полным ничтожеством и лежал, уткнувшись лицом в ковер на полу, от которого исходил запах крови жены, разлитой водки и кисловатый запах рвоты. Рональд совершенно вышел из объективной реальности. Снова схватился за бутылку. Теперь водка влилась в него с невероятной легкостью. Зато после того, как содержимое бутылки перекочевало в его организм, он вернулся в реальность. Точнее его вернул в реальность страшный жар, исходивший из пищевода и сеющий в сознании Ловского панику. Ему показалось, что он умирает, и эта мысль сильно напугала его. Рональд бросился в ванную. Открыл холодную воду и сунул под мощную струю воды свою голову, при этом, давя пальцами на свой язык, чтобы снова вызвать рвоту, которая освободила бы его желудок от смертоносного зелья.