Первый раз мы с ней встретились в поликлинике.

Так случилось, что при маме–мерзлячке, моя Нюська оказалась настоящей моржихой, и ее вид с месячного возраста смущал окружающих — что на улице, что в помещении, особенно, в детской поликлинике. Немудрено: младенец, спокойно улыбающийся в тонком бодике на руках у зябнущей в двух кофтах мамаши, вызывал сильное недоумение у сидящих в очереди родительниц (и у врача тоже).

Алина тоже была в двух кофтах. Ее ребенок, навскидку, — в четырех, вдобавок к меховым пинеткам поверх комбинезончика. Малышу, точнее, малышке, судя по розовой шерстяной шапочке, на вид было месяца два, она еще не привыкла во всем полагаться на одежду и не могла не вырабатывать собственного тепла вообще. Поэтому девочка жалобно ныла, а мама так же жалобно на нее смотрела, видимо, размышляя, не сбегать ли в гардероб за уличным конвертом.

Радостное раздетое дитя, торчащее из слинга на моем плече, повергло ее в ужас:

— У нее же будет простуда и искривление позвоночника! — сходу определила она степень опасности.

— Все будет хорошо! — привычно ответила я, не вдаваясь в подробности, чтобы не шокировать еще сильнее и так уже достаточно потрясенного человека.

Но Алина не сдавалась. Она поняла, что если перед ней чудо природы, то просто так она его не отпустит: вдруг еще что-нибудь этакое покажут.

— Наверное, обливаете ледяной водой? — со смесью страха и зависти осведомилась она.

— Нет, — честно ответила я, понимая, что своими руками убиваю веру в чудеса, — купаем в обычной ванне с рождения, плавно снижая температуру. Начали с 34 градусов и за пару месяцев дошли до 29, — и на всякий случай добавила: — дальше снижать не собираемся.

— А как же уши? — спросила собеседница (ее дочка к тому времени от отчаяния затихла).

— Что уши? — насторожилась я. После Наташи я ожидала подвоха в любой момент; она как-то удивительно умела вывести совершенно невероятное заключение из самых обычных вещей.

— Ну, болят? — уточнила она.

— Почему? — все еще никак не могла понять я.

— Они же… мокнут?

Неожиданно мне пришла в голову мысль: а что, если Бастинда из «Волшебника изумрудного города» — близкая родственница этой женщины? Может, ее домочадцы вообще не моют голову: растают еще чего доброго под водой, одни дырки от ушей останутся… Я задумалась, как бы поделикатнее объяснить, что мой ребенок рожден на планете Земля и принадлежит виду homo sapiens, который каким-то немыслимым образом (хотя, если честно, я не очень понимаю, каким именно) выжил в условиях ветров, дождей и даже снегов без шерстяных чепчиков и меховых пинеток… А матери детенышей этого вида вынуждены были в свое время активно передвигаться в поисках пропитания, держа при этом своих малышей на руках, за спиной или на боку и не имея колясок с идеально–горизонтальной поверхностью… В процессе размышлений я довольно быстро поняла, что не смогу коротко и убедительно изложить все это, поэтому просто сказала:

— Уши можно вытирать ватными палочками, — и прошла в кабинет врача на очередное взвешивание.

Спустя некоторое время мы столкнулись с Алиной в песочнице — она гуляла там с малышкой в коляске и трехлетним карапузом. Моя Нюська, сидевшая на качелях без головного убора (единственная из всей округи) при +15°, видимо, всколыхнула недавние воспоминания, и Алина подошла к нам:

— Ей не холодно? — осторожно спросила она.

— Нет. Даже мне не холодно с непокрытой головой. Значит, ей тем более, — со всей возможной доброжелательностью ответила я.

— Но у нее ведь холодные руки?! — сказала она почти отчаянно. Нюська держалась за железные качели, и ее пальчики имели интенсивную розовую окраску.

— Послушайте, но ведь температура конечностей всегда ниже, чем температура тела. Это вполне закономерно и вовсе не означает, что человеку холодно. Более того, у детей процессы теплорегуляции вообще проходят несколько иначе, нежели у взрослых… — вступила в разговор Наташка. Она сдерживалась, как могла, хотя на самом деле и ее Юраша был сегодня в легеньком берете. — Вы читали Комаровского?

Вместо ответа Алина представилась и так оказалась в нашей компании. Ехидная Юлька почти сразу прозвала ее Малиной: «Исключительно по твоей логике: мама Алина — мамалина — Малина!». Сопротивляться было бессмысленно, эта кличка приклеилась намертво.

Так и прошли первые годы моего материнства — за разговорами с «девчонками» во дворе, который мы называли «наша песочница».

О чем разговаривать малознакомым женщинам с детьми? «Мужики, встречаясь, об армии говорят, а бабы — о родах!» — задала тему Юлька.

Роды и впечатления о них у всех нас сильно различались. Юлька с детства (ну, или с раннего отрочества) хорошо себе представляла этот процесс, причем во всех его натуралистичных и нелицеприятных подробностях. Мне показалось странным желание мамы–гинеколога посвятить ребенка в суровые подробности женской доли, но оказалось, что она тут ни при чем. Юлька просто довольно рано обнаружила на книжных полках справочник по акушерству и потом регулярно его перечитывала, чтобы отвлечься от школьных неприятностей. Большей подготовки к родам ей и не требовалось; конечно, мама посоветовала хороших знакомых в роддоме, а уж дальше — «дело техники». При этом «мамины» врачи Юльку пожалели, не простимулировали «вовремя», как оказалось, зря — Катерина за пару «ненужных» дней так отрастила череп, что когда пришла пора выбираться наружу, его косточки с трудом «сложились как надо», в итоге возникли лишние неприятности. Зато о рождении Валерки у Юльки были только восторженные воспоминания: «Эпидуралка — самое гениальное изобретение человечества! После первых родов думала, что больше на ЭТО не пойду никогда, а с анестезией готова рожать хоть ежегодно!». У Малины не было гинекологов среди родственников, и справочников по акушерству она не читала. Поэтому что такое схватки, кажется, узнала от нас — ее оба раза направляли в роддом заранее, стимулировали, после чего клали с монитором, и кроме «больно», Малина так ничего и не поняла. Она искренне возмущалась врачами, которые не сделали ей кесарево по ее просьбе («Сослались на то, что нет показаний, нагрубили, что я рожать ленюсь, о ребенке не думаю!») и акушерками, которые орали: «Тужься!» («Ну, откуда я могу знать, как это делается?»). Она вообще была сильно разочарована системой здравоохранения по части родовспоможения — ее очень удивило, что никто не проявлял к ней нежности и не носил на руках как королеву.

— А ты денег им не пробовала предложить? — Юлька считала, что причина такого поведения кроется исключительно в немотивированности докторов.

— Что, мне на роды с кошельком идти? — возмутилась Малина.

— Ну, вообще-то это делается по–другому… — Юлька приготовилась вещать, но была на полуслове перебита Наташкой:

— А почему нельзя легально заключить контракт на 36–ой неделе?

— Ну, ты наивная такая! Думаешь, с этих контрактов врачам что-то перепадает? Платишь бешеные деньги, и все страховой компании идет, врач от силы пять процентов получает! Нет, контракт — не стимул, — Юлька явно знала всю подноготную.

— Зато пожаловаться есть куда, в случае чего. А иначе что делать с твоим простимулированным врачом, если он «напортачит»? К заведующей бежать, мол, я ему денег дала, а он не отработал?! В случае контракта идешь себе в страховую, пишешь жалобу — и врач потом получает по шапке. Не говоря уже про более комфортные послеродовые условия, которые по контракту предоставляются практически всегда.

— Да ладно, несколько дней можно потерпеть любые условия — зато в палате с другими мамашками не соскучишься. И до туалета в конце коридора дойти в день родов — та еще развлекуха. Не ценишь ты романтики, Наташка!

— Я ценю комфорт и человеческое отношение ко мне, которое контракт если не гарантирует, то хотя бы обещает.

— Слушайте, эти контракты такие дорогущие! И платить только за ремонт в палате? Ну, уж нет, я лучше ребенку коляску хорошую куплю на эти деньги! — Малина не желала признаваться, что такие возможности были упущены зря.