— О, господа!.. — с трудом проговорила девушка. Казалось, она сейчас упадет. Алексей подхватил ее под руку. И в этот момент к ним подбежал невысокий мужчина с багровым пьяным лицом. Его зубы были оскалены. Над верхней губой темнела узкая полоска черных усиков. Не обращая внимания на моряков, он протянул руку, чтобы схватить девушку, но в тот же момент сильный удар в челюсть сбил его с ног; человек откатился на середину улицы. Мгновение он лежал неподвижно, но потом, отплевываясь кровью, вскочил и сунул руку в задний карман за ножом. Алексей одним прыжком очутился перед пьяным и новым ударом повалил его на землю.

Лигов подошел к Алексею:

— Хватит! Так можно и убить.

Взглянув в лицо лежавшего, капитан удивленно воскликнула:

— Фердинандо Пуэйль!

— Он, черт возьми, — с трудом проговорил Пуэйль и, сев на мостовую, выругался.

Алексей вернулся к девушке. Она улыбнулась ему, показав красивые белые зубы, и по-русски поблагодарила:

— Спасибо.

Алексей не сводил глаз с лица девушки, поразившего его строгостью черт и красотой. Пристальный взгляд моряка, в котором было нескрываемое восхищение, заставил девушку нахмуриться, и она, вновь сдержанно поблагодарив, повернулась, чтобы уйти. Алексей, удивление которого все возрастало, пошел рядом с ней. Индианка сказала:

— Теперь я дойду одна до дому.

— В этом городе девушкам, как видно, небезопасно ходить одним, — ответил Алексей. — Разрешите, я вас провожу.

Бросив на Северова быстрый взгляд, девушка промолчала. Лицо ее стало замкнутым. Первым заговорил Алексей:

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык?

— Разве это странно? — удивилась в свою очередь девушка. — Это же русский город.

Алексею показалось, что последние слова индианка произнесла с грустью.

— Я впервые в вашем городе, — сказал Алексей и добавил: — Я из России.

Девушка снова быстро взглянула на моряка и с достоинством сказала:

— Я индианка и русская в то же время. Увидев озадаченное лицо Алексея, она рассмеялась. Девушка держалась свободно, без всякого смущения или неловкости. Вопросы один любопытнее другого вертелись на языке Алексея, но расспрашивать девушку обо всем, что его интересовало, он счел неприличным. Они молча подошли к решетчатым дубовым воротам, над которыми высился небольшой крест. В глубине двора стояла рубленая церковь. В стороне от нее среди уже сбросивших листву деревьев виднелся маленький домик.

— Здесь я живу. До свидания. — Индианка протянула маленькую руку в расшитой цветным бисером коричневой замшевой рукавице.

— До свидания, — неохотно ответил Алексей.

Ему не хотелось расставаться с девушкой. Пожимая ее крепкую сильную руку, он взглянул в карие, несколько удлиненные глаза:

— Мы так и не познакомились. Мое имя…

— До свидания, — высвобождая свою руку, сказала индианка.

Она вновь нахмурилась. Из глубины двора донесся голос:

— Лизонька!

Девушка и Алексей обернулись на голос. К воротам шел священник. На черной рясе из-под широкой, совершенно белой бороды виднелся золотой крест. Откинутые назад густые седые волосы открывали большой лоб. Голова была не покрыта. Лицо — загорелое, с редкими, но глубокими морщинками — было энергичным. Во взгляде, в движениях этого человека, несмотря на его преклонные годы, чувствовалось крепкое здоровье.

— Отец, — проговорила девушка, указывая на Алексея, — этот господин выручил меня из беды.

— Из какой беды? — Священник отворил калитку и, заметив порванную шубку, со скрытым волнением спросил: — Что с тобой случилось, Лизонька?

Он погладил девушку по плечу, точно успокаивая ее, и, только убедившись, что Лиза невредима, взглянул на Алексея:

— Прошу вас в дом, господин…

— Северов, — назвал себя Алексей. — Алексей Иванович Северов.

Моряк не заставил повторять приглашение. Лизонька говорила священнику:

— Возвращалась я из библиотеки, отец. Когда проходила мимо салуна «Белый олень», из него выбежал пьяный, кажется; испанец, и схватил меня за плечо. Я вырвалась. Он за мной погнался. Вот этот господин и защитил меня.

Она весело посмотрела на Алексея и скользнула взглядом по его руке, очевидно, вспоминая удары. На двух пальцах от сильных ударов Алексей ссадил кожу. Индианка воскликнула:

— У вас кровь!

Они вошли в дом. Алексея провели в чистую, скромно убранную гостиную. Священник опустился в жесткое вольтеровское кресло и сказал:

— Благодарствую за заступничество. С каждым днем все хуже в нашем городе становится. Как воронье слетаются сюда темных дел люди. Ох, плохо, плохо.

— Господин Северов из России. Он впервые в Ново-Архангельске, — сказала Лиза, входя в комнату и принимаясь перевязывать Алексею руку. Теперь она была без шубки, и Северов хорошо рассмотрел ее гибкую тонкую фигуру.

Священник с интересом взглянул в лицо Алексея и спросил:

— Неужто из Петербурга? Вот полвека, как выехал оттуда после семинарии. Наверное, изменилась столица.

Алексей коротко рассказал, откуда он и зачем приехал. Священник покачал головой:

— От этих дел я весьма далек. Не знаю, чем и помочь. — Он помолчал, потом добавил: — Есть у меня люди знакомые, торговые. Зайдите-ка в воскресенье.

Алексею приятно было прикосновение Лизы, умело забинтовавшей ему руку. Оставаться дольше было неудобно, и Алексей откланялся, поблагодарив за приглашение и обещав обязательно прийти с Лиговым. Лизонька проводила Алексея до ворот. Он сказал:

— В воскресенье буду у вас.

Лицо индианки было бесстрастным, но Алексей готов был поклясться, что глаза ее смотрели приветливо. Молча закрыв калитку, девушка пошла к дому. Проводив ее взглядом, Алексей, улыбаясь своим мыслям и чувствуя себя как-то празднично, направился искать Лигова.

…Лигов помог Пуэйлю подняться. Тот ругался на чем свет стоит. Узнав капитана, он без удивления, скорее с удовольствием, сказал:

— И вас, капитан Удача, Дайльтон ссадил на берег. Видел вашу шхуну. Стардсон на ней ходит. — Пуэйль скорчил от боли гримасу и, потирая скулу, проворчал: — Какого дьявола ваш приятель вступился за индианку? Ну и кулаки у него. Не будь вас, приколол бы я его.

Лигов не слушал Пуэйля. Он был удивлен его видом. — Что с вами произошло, Пуэйль? — спросил Лигов, осматривая потрепанное платье бывшего владельца китобойных судов. Его помятое лицо свидетельствовало отнюдь не о процветании Фердинандо.

— Я же говорю, что меня Дайльтон выбросил на берег, так же как и вас! — рассердился Пуэйль. — Идемте в салун. За стаканом голландского джина легче об этом говорить. Впрочем, я проиграл целую бутылку. Мы там с приятелями поспорили, что я эту индианку заставлю плясать на столе.

Он снова выругался. Лигов сказал:

— Приходите завтра на бот «Компас». Буду ждать утром. Будьте здоровы.

Пуэйль, смотря вслед капитану, злобно прошептал:

— Он всегда был гордецом, этот капитан Удача.

Потирая ноющую скулу, он поплелся в салун, но в дверях остановился. Лигов завтра утром ждет его на боте «Компас». Для чего? Не такие уж они друзья, чтобы за кружкой вина вспоминать старые времена.

Пуэйль погладил усики и окончательно решил, что капитан Удача неспроста пригласил его к себе. Но зачем? Круто повернувшись, испанец направился на Портовую улицу. Здесь, в многочисленных барах и тавернах, вечно толпятся моряки со всех судов, стоящих в порту. Тут можно было без особого труда узнать все новости, все, что касалось рейсов кораблей, характеров капитанов, качества вин во всех портах мира…

Пуэйль обходил таверны одну за другой. В каждой ему встречались знакомые. Те кричали приветствия сквозь гул голосов, звон стаканов, предлагали выпить, но он, быстро окинув острым взглядом прокуренные залы и убедившись, что русских моряков здесь нет, шел в следующий бар.

И Пуэйлю повезло. В таверне «Северное сияние», у стойки, четыре матроса пили за счастливый переход через батюшку Тихий, как моряки называли Великий океан. Покачиваясь, они непрерывно чокались, расплескивая вино. В моряках Пуэйль безошибочно признал русских. Потребовав бутылку рома, он поднял свой стаканчик и, обращаясь к матросам на жаргоне, состоявшем из дикой смеси языков, выпил за их прибытие в Ново-Архангельск. Через минуту Пуэйль уже разливал ром по стаканчикам матросов, а спустя час он знал все, что хотел узнать.