— Разрешите представить вам, Геннадий Иванович, нашего отважного китобоя, — обратился к нему Северов.

Вице-адмирал поднялся и, пожимая руку капитану, стал внимательно рассматривать лицо Лигова, словно стараясь запомнить его и оценить.

— Невельской, — назвал вице-адмирал свою фамилию.

Северов с довольной улыбкой гостеприимного хозяина следил за моряками. Лигов, руку которого все еще не отпускал Невельской, с волнением смотрел на прославленного мореплавателя, который оказался в немилости у царя, хотя немало способствовал росту могущества государства российского и расширению его границ.

Суровое выражение лица Невельского смягчалось теплым взглядом умных глаз. Глубокие морщины, пересекавшие большой лоб с глубокими залысинами, начавшие седеть небрежно подстриженные усы и густые брови придавали Невельскому вид человека, много видевшего, испытавшего и посвятившего всего себя служению одной великой цели. Лигов почувствовал себя перед ним учеником, который побаивается своего учителя, но в то же время горд, что учится у него. В памяти всплыли разговоры, споры среди студентов университета, когда Олег Николаевич еще учился, затем среди моряков, заметки и статьи в газетах и журналах об исследованиях Невельского, открывшего судоходное устье Амура и установившего, что Сахалин остров. Было тогда много сторонников у Лаперуза, Крузенштерна, Гаврилова, утверждения которых шли вразрез с выводами Невельского. И очень немногие — да и те считались горячими головами — верили открытиям Геннадия Невельского. А когда тайна Амура была раскрыта, все дела Невельского, столь ценные для России, почему-то оказались приписанными генерал-губернатору Восточной Сибири Муравьеву-Амурскому.

— Слышал, слышал о ваших затруднениях, — проговорил дружелюбно Невельской, и в его голосе зазвучали нотки участия.

Он улыбнулся просто, открыто, как это могут делать только честные и прямые люди, и сразу же у Лигова пропала скованность, которую испытываешь при неожиданном знакомстве со знаменитым, более опытным человеком, когда еще не знаешь, как он к тебе отнесется и как с ним надо держаться.

— О ваших затруднениях, — продолжал Невельской, — можно утвердительно сказать, что это и наши затруднения.

— Совершеннейшая истина, Геннадий Иванович, — живо поддержал Северов. — Кому России слава и приумножение ее богатств дороги, тот то же самое сказал бы и почувствовал.

— Однако мы не можем сказать этого про департамент земледелия[1]! — почти гневно воскликнул Алексей, отрываясь от карты.

Одних лет с Лиговым, он был ниже его, тоньше. Лицо с чуть впалыми щеками сохраняло еще загар путешествий; несколько восточные черты, унаследованные от матери-гречанки, делали его совершенно непохожим на отца. У Алексея были резкие, быстрые движения. Говорил он горячо, торопливо, точно куда-то спешил.

— Представьте себе, господа, — темные глаза Алексея сверкнули, — сегодня мне в департаменте передали слова министра: «Китоловство есть дело не русское, пусть иноземцы сим занимаются, да и перспектив для оного дела в России нет». Ну и еще просили меня больше не беспокоить по сему делу, так как иного решения ожидать не следует.

По лицу Невельского скользнула печальная улыбка.

— Мои рекогносцировки тоже отнюдь не увенчались успехом. — Он еще раз взглянул в лицо Лигова, точно проверяя, какое произведут эти слова на него впечатление, и вернулся к столу, указав капитану на свободный стул рядом с собой. Геннадию Ивановичу, видимо, понравился молодой моряк.

— Я же предупреждал вас, господа, что все попытки встретят холодный прием, — сказал Северов. — И…

— И насмешки! — гневно закончил за него сын. — Хватит у кого-то просить помощи. Будем действовать сами.

— На бога надейся, а сам не плошай. Так, что ли? — с улыбкой спросил Невельской и уже серьезно сам себе ответил: — Так и будем действовать, господа!

Он взглянул на старого адмирала, приглашая его приступить к делу. Иван Петрович, разглаживая бакенбарды, заговорил:

— Китоловство — дело истинно русское. Много в наших морях китов. Еще в сказках народных и преданиях говорится о том, как смельчаки встречали в море чудо-юдо рыбу-кит и охотились на него. К нам голланды да англичане на Грумант за китами ходили. «Китоловство есть дело не русское», — повторил он слова министра и фыркнул. — А знают ли в департаменте, что на гербе города древнего русского Колы кит нарисован! Этим промыслом китоловным и поднялся город, а теперь захирел, как иноземцы у нас на севере всех китов побили. Да не о том речь ныне. — Он снова расправил бакенбарды. — Была у нас нынче «Российско-Финляндская китоловная компания», но порушилась. Сообщено, что произошло сие по необыкновенно большим расходам, требовавшимся на содержание судов китоловного рода, и по дальности места лова от места отправления судов на десятки тысяч миль.

— С каждым рейсом приходилось дальше уходить, — подтвердил Лигов. — Китов становится мало и в Индийском океане, и у берегов Африки. Надо на юг идти. Вот где китам, должно быть, нет числа.

Северов, недовольный, что его перебили, отрывисто заметил:

— Англичане не ближе к китам живут, а ходят. А ты, Олег, на восток пойдешь, а не на юг!

Удивленный Лигов насторожился, взглянул на Алексея. Тот кивнул. Было слышно, как на кресле заворочался Ходов. Невельской, улыбнувшись в усы на рассердившегося Северова, примирительно сказал:

— Продолжайте, Иван Петрович.

— Нынче китоловства русского нет! — отчеканил адмирал. — И мы должны его возродить, коли нам дорога слава России. Капитан Лигов готов идти в море?

— В любое время! — приподнялся в полупоклоне капитан.

— Вот и отлично. — Невельской повернулся к Лигову. Мужественное лицо капитана с упрямым подбородком и твердо очерченными губами располагало к нему. — Все надо начинать сначала и на новом месте. На востоке России. Там нужны энергичные русские люди.

— Да, только на восток, — быстро проговорил Алексей. — Вот, Олег, смотри. — Молодой Северов указал на карту Охотского моря. — Вот здесь с прошлого века ходят американские, английские и голландские китобои, китов очень много.

— Приходилось слышать от китоловов нашей компании, — сказал Лигов, — да и в тавернах Кейптауна англичане много рассказывают об удачных охотах в тех местах…

— Еще бы! — перебил его Невельской. — Там полный простор для иноземных китобоев. И браконьеры безнаказанно бьют китов в русских водах. Немало среди них и тех, кои ведут себя, как пираты!

В словах Геннадия Ивановича слышалась боль. По его лицу прошла тень. Невельскому вспомнились долгие годы трудных плаваний, радость открытий, омрачавшаяся встречами с браконьерами. И хотя силы были всегда неравны, перед ним отступали, ему подчинялись, его боялись. Он делал все для России и чувствовал за собой всю ее силу. А теперь — тоскливая безжизненная служба в Ученом отделе Морского технического комитета, «комитета полуживых», как изволил пошутить министр, почетная ссылка… А что делается сейчас там, на востоке? Нет, этого нельзя допустить!

— Вам, Олег Николаевич, — Невельской назвал капитана по имени-отчеству, и это было признаком расположения и доверия вице-адмирала к собеседнику, — надо безотлагательно идти на восток и там учредить китоловство русское. Вот вам карта! — Он пододвинул ее капитану и, отвернув борт своего мундира, достал из кармана продолговатый конверт из плотной бумаги и протянул Лигову: — Рекомендательное письмо к начальнику поста в Николаевске контр-адмиралу Козакевичу. Петр Васильевич — добрейшей души человек и светлая голова. Не сомневаюсь, что он в вашем предприятии деятельное участие примет и поможет многим, чего в том отдалении и за деньги получить нельзя.

— Спасибо! — Лигов принял конверт.

Геннадий Иванович взял капитана за плечи и, пристально посмотрев ему в глаза, проговорил:

— С богом!

Невельской троекратно поцеловал капитана.

Боцман и штурман между тем жадно прислушивались к разговору. Ходов затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово, и с нетерпением ждал, когда же зайдет речь о корабле, но так и не дождался. Северов подошел к маленькой шкатулке, стоявшей на столе, и, открыв ее под мелодичный звон замка, вынул оттуда небольшой сверток.