Вот так, отличником, я и прожил всю жизнь. Не считая, конечно, института. Там был кризис, ломка, разочарование, и если я получал двойки, то – без борьбы, без унижения. Это было мне не нужно, бессмысленно, не мое.
Теперь вот предстоит эти свои знания и умения передавать ученикам. Завтра первый рейс со стажером. Этап. Но никаких эмоций: научу.
10.02. Слетали в Москву, в новом качестве. Саша слегка подвесил машину в Домодедове, ну, на обратном пути исправился, дома сел отлично.
Дело пойдет. На рулении я, конечно, был напряжен, и слава богу, что машины оба раза были старые, с управлением от педалей, где мне легче помогать, а ему ближе к его привычному Як-40. Но завтра попадет с «балдой», там уж и ему и мне придется попотеть.
13.02. Казалось бы, ввод в строй – надо давать рейсы с максимальным количеством посадок, чтоб хорошо набить руку. Нет, наоборот: длинные полеты, а посадок всего две, туда и обратно. За посадки теперь платят: один полет – 68 рублей.
А за ночь теперь не платят. Платят за часы: рассчитали стоимость часа с учетом ночи, в среднем, т.е. вроде бы как добавили. Что ж, теперь одни будут летать днем, а другие, вот как я: то Москва с разворотом, то Комсомольск, будь он проклят, с разворотом же, то восемнадцатикратно проклятый Львов, две ночи подряд. Ну, вытерпим.
Отмучился Саша Корсаков; за ним следом тихо умер Степа Ваньков, а он же моложе меня. Судьба.
20.02. Вернулся из проклятого Львова. Еще чудом обошлось нам, что везде было топливо, слетали по расписанию.
Рейс тяжелый. И две ночи, причем, перед вылетом намучились на проклятых койках в профилактории: заехали же с вечера хоть часа четыре поспать перед вылетом… поспали… с боку на бок.
И погодки как на заказ: то гололед, то свежий снег, сцепление 0,32, то видимость, то болтанка, а то все вместе. Плюс «эмка» с неудобной балдой ручного управления передней ногой.
Ну, Саша справляется хорошо, молодец, сильный летчик. Если зимой набьет руку, то летом проблем не ожидается; хороший будет командир.
Ввод в строй намечается, несмотря на уменьшение объемов работ. Общая тенденция – избавляться от стариков. На годовой медкомиссии по «бигудям» затормозили 44 человека. Это последствия и эпилептического припадка с командиром К., и внезапной смерти Степы Ванькова сразу после квартального медосмотра.
Вчера ночью, выключив свет в кабине, разглядывал с высоты свой родной Волчанск, угадывал по огням знакомые улицы… Романтика!
Может, как раз случайно вышли перед сном во двор мои старики, увидели в чистом ночном небе мигающий маячок, услышали характерный гул со свистом, может, подумали: не сынок ли летит… И мало ли чего подумают родители-учителя о сыне, избравшем такую профессию… а теперь вон уже и сам учит летать молодых.
Романтика. Однако же далеко не каждому дано увидеть дом родной с высоты десяти километров. А я вижу, периодически, и мне это важно. Дом родной, малая моя родина – и мое большое Дело, проносящее меня над родным гнездом – мимо, мимо, – и ничего тут не поделаешь: это сильнее желаний, это – неизбежная жертва, но и горьковатая награда.
22.02. Вернулись из Ростова. Ну, рулили с Сашей, или, вернее, рулил по гололеду его руками я, т.к. «балда» в кабине только слева. На нервах, конечно. Плюс машина музыкальная – свист и вой в кабине: где-то отстала резиночка уплотнения, ее отсасывает в дырочку, она поет, а мы себе летим и устаем. Я ведь ничего не делаю, все делает стажер, но устаем все. Ну, за это и платят.
Хотел описать какую-то несуразность, то ли по кабине, то ли по технологии… да у нас их столько, что уже и забыл. Иду спать.
25.02. Сколько лет нам болванили голову о том, что жизнь на Западе если и не сущий ад, то уж сильно приукрашена ихней пропагандой. А сейчас немцы и евреи уезжают туда сотнями тысяч и не шибко-то возвращаются, разочаровавшись.
Люди отчаялись добиться сносной жизни в нашей стране, а годы уходят. Хоть ради детей и внуков наши немцы, без языка, без здоровья, готовы ехать. У них есть главный козырь: Конституция Германии, где сказано, что немец везде, на любом краю земли, остается гражданином Германии. Там, в богатой стране, воссозданной из пепла умным, дисциплинироанным и работящим народом, любому находится место, хороший кусок хлеба с маслом, – всегда и везде, и без очередей и талонов.
Как же устал наш народ…
А эти сволочи все делят власть. И никто уже им не верит. Все остается на том же самом уровне, что и семь лет назад. Нет частника, нет легального капиталиста, хозяина, нет земли и нет свободы, нигде и ни в чем. Есть одни талоны, и крантики в тех же руках. Опчественная собственность, кулюфтив, колхоз имени какого-то съезда ср…й партии.
Я не вижу той тайной гигантской работы, которая якобы совершается в клетках якобы выздоравливающего организма. Тимур и его кабинетная команда – якобы видят. Как якобы видели Горбачев и иже с ним.
В Ростове на рынке бродили по рядам барахолки, где можно найти почти все, о чем может только мечтать мастеровой человек. Но цены… Ну ладно. Уже уходя, я, в восхищении богатством выбора, обронил, вроде про себя: «только пулемета и не хватает…» И отойдя шагов на десять, услышал в спину негромкое и спокойное: «можно и пулемет».
Можно. Народ готовится, мало ли что.
Вчера только видел, как напротив меня обокрали гараж: проломили заднюю стенку и пошерстили. Машину не угнали только потому, видимо, что стоит неисправная, а так забрали все, что можно унести.
И что сделаешь. Гаражи наши без присмотра, пять тысяч гаражей скопом, кооператив, кулюфтив.
Сообщили в милицию. Что – примчались? Ага, щас.
Короче, безвластие.
28.02. Рейс в Москву с приключениями. Туда долетели нормально, а за два часа до подъема на обратный вылет нас разбудили: пришло указание Медведева перегнать в Челябинск машину и выполнить оттуда рейс на Ростов вместо сломавшегося Васи Козлова.
Ну, поворчали, но делать нечего, других отдохнувших экипажей нет. Так и пришлось лететь в Челябинск, оттуда – в Ростов и обратно домой, прихватив зайцами из Челябинска экипаж Козлова. Обернулось это восемнадцатью часами работы; ну, отписались. Не оставаться же на весь день в Ростове отдыхать, а потом третью ночь подряд не спать, гнать домой рейс. Ну, перетерпели.
А у Васи на взлете дома лопнуло колесо; ему на борт сообщили по радио, он в Челябинске сел благополучно, но, как оказалось, ошметками резины порвало шланги, еще чего-то повредило; пока привезут запчасти… ну и нечего там сидеть.
Нам же – лишних пять часов налета и три посадки. Куда деньги будем складывать. И так уже в этом месяце получается семь тысяч. И еще обещают добавить зарплату. Правда, и цены растут. Но нам жить можно.
Надо как-то перетерпеть этот период, чтобы не соваться к огню, чтобы не вскипал внутри гнилой пар бессильного отчаяния и тоскливой пустоты в душе. И самое достойное занятие для меня этой зимой – гараж. Так зима и пролетела. Один бок у машины зашит и защищен. Со вторым уже будет легче.
Мы все терпим. Оксана терпеливо дожевывает свой мединститут. Надя терпит вечный холод на работе, дома вечерами после ужина оттаивает у телевизора и тут же засыпает. Дом заброшен. Мы поднимаем средний заработок, понимая, что так вечно не будет, скоро эта лафа кончится, а пенсия на носу. А я приспособился, дотягиваю свои последние летные годы, надо тоже дотерпеть.
В полетах тихо сплю, читаю, убиваю время и практически ни во что не вмешиваюсь. Ребята – знают. Саша Чекин летает уверенно, только дотерпеть пару месяцев, пока набьет руку на новых стереотипах.