Но пока я летаю, я должен жрать полноценную пищу, и вволю. Это аксиома.

                Поехал в магазин, выброшу полтысячи  на сыр и масло, да Мишке надо рыбки.

                …Оказывается, масло можно не покупать килограммовым куском и потом месяц соскребать с него прогорклый, желтеющий слой, а взять одну… нет, жадность наша… две пачки, по 200 грамм, свежего. А потом приду и еще возьму. Правда, нет гарантии, что продукты скоро снова не исчезнут, но пока, благодаря высоким ценам, они еще есть.

               16.04. Норильск отобрал две ночи. Заехал я к вечеру в профилакторий поспать перед ранним вылетом. Поспал; и как всегда: «Мальчики, на вылет!», потом, как всегда на Норильск: «Командиру позвонить в АДП». Экипаж, ворча, снова лег, ибо, скорее всего, прогноз таков, что командиру нужно брать на себя, и чаще всего командир говорит: подождем еще один срок, может, улучшится, либо ухудшится уж твердо, тогда дадим задержку. Экипажу вновь уже не уснуть.

                 Ну, встали и пошли с Сашей на метео.

                 Погода и прогноз были на пределе, и нет причины не лететь; надо поднимать экипаж. Но тут в Норильске наступил рассвет, ОВИ перестали улучшать видимость, пришла погодка: 500 м, потом 300 м, белая мгла.

                 Мглу эту я знаю. Синоптическую карту мы с Сашей изучили: смущал циклон, нестандартно подходивший с юго-запада, и ветер, северо-восточный, вместо обычного юго-восточного. Циклон разворачивался и волнил, устанавливаясь в параллельных потоках.

                Короче, дал я задержку на два часа и вновь ушел в профилакторий, предоставив диспетчеру АДП решать дальше теперь уже очевидно упростившуюся задачу: читать очередную погоду хуже минимума и продлять задержку каждые два часа. По прогнозу обещалось улучшение только к вечеру, но надо знать непредсказуемый Норильск: он мог  открыться в любое время.

               Потолкавшись в эскадрилье, ушли вновь в нумера и уснули до обеда. Самый крепкий сон после такой вот ночи бывает с 10 до часу дня.

                Пообедав, решили на всякий случай пойти в АДП и дожидаться улучшения погоды: Норильск давал устойчиво 800 м, а минимум там 900.

                Дождались 900. Я трижды ходил анализировать по карте смещение циклона; Саша как привязанный ходил за мной. Какое там смещение, в параллельных-то потоках: фронт стоял неподвижно… но таки чуть выпрямлялся, дуга на карте потихоньку уходила на восток, ветер мало-помалу утихал.

                Дал команду садить пассажиров. Попутно поинтересовался, как там с забастовкой водителей топливозаправщиков, которые требовали повышения зарплаты втрое, мотивируя тем, что, мол,  желтопогонники (как они величают нас), ничего не делая, не бия палец о палец, в белых воротничках, при галстуках и жареной курице, получают по 8 тысяч… и нам, мол, тоже по столько же хочется.

                 Я, не бия палец о палец, уже восемь часов принимал решение, анализировал, брал на себя ответственность и рисковал, уйдя на запасной, выбросить в воздух на сотню-другую тысяч рублей топливной гари, да ресурса техники. По моей команде зашевелились службы, справедливо полагая, что командир знает что делает, знает лучше всех, – на то он и командир, за то ему и деньги плотют.

                 Шофера не добились ничего, и аэропорт зажил обычной жизнью. Мы вылетели, как и планировали, успев при этом надрать начавший было выруливать с дальнего угла Ил-76, дочитали карту на ходу и сэкономили таким вот образом десять минут работы двигателей на земле, тонну топлива, и ушли от необходимости извращаться в воздухе, обгоняя менее скоростную и тяжело груженую махину, летящую в Норильск же.

                Погода в Норильске плавно улучшалась; мы выполнили обычный спокойный полет, идеальный, точно рассчитанный заход с прямой, подстраховались от обещанного в циркуляре, но реально не проявившегося сдвига ветра и мягко сели с курсом 14. Но в магазин до его закрытия успела сбегать лишь одна свободная проводница, набрала сумку сметаны, майонеза и прочей вкусноты, которая нынче там гораздо дешевле, чем у нас. В возмещение нашего огорчения нам на обратном пути в той сметане была зажарена курица, за что и спасибо.

                 Поставили заход по минимуму; нам надо за период ввода три таких захода набрать. Назад нас долго загружали багажом; оборачивалось так, что уже на муниципальный транспорт не успеваем, значит, спать снова в нумерах. Поворчали.

                Назад взлетели следом за тем же Ил-76 и обогнали его уже над Енисейском. Дома ухудшалось; мы успели сесть в болтанку и обледенение; сильный ветер швырял в лицо копны лохматого снега. Саша сел, я помог поставить нос по оси и на пробеге подсказал держать ось строго: реверс при выключении немного стаскивал в сторону, а полоса была покрыта слякотью; переходило через ноль, короче, гадость.

                За нами сел грузовик, за ним успела еще «Тушка», а «баклажан» уже угнали в Новосибирск; камчатский борт кружил над приводом, благо, «эмка», топлива много; луна пробивалась сквозь тучи снега, на перроне мело. Мы были довольны, что справились, что не было бы счастья, да несчастье помогло: задержка в Норильске обернулась для нас заходом дома снова по минимуму, и успели вовремя, как раз. Хорошо!

                 Дорогие товарищи топливозаправщики. Я вам сочувствую: у вас тоже дети, вы тоже рассчитываете на кусок хлеба с маслом, вы дышите керосиновой гарью и испарениями…. Но – кто на что учился, тот за то, в той степени и отвечает, и получает в той же степени.

                  Обратно в профилакторий шли не спеша. Слаженная и четкая работа, хоть и на формальном пределе возможностей экипажа, не утомила: налету-то 4 часа всего, да днем выспались. А минимум… Бывает и похлеще.

                 Возлегли на свои провисшие койки и четыре часа болтали на высокие темы. Уснули в пятом часу, бортинженер кашлял и храпел, по коридору ходили, хлопали дверями… короче, утром еле продрали глаза. Денег в отряде не было, уехали на служебном домой.

                Два захода по минимуму погоды, со всеми пакостными довесками: и болтанка, и обледенение, и ветер, и снег, и скользкие карманы в концах ВПП, руление и развороты по льду с юзом, асимметричное выключение реверса на пробеге… Мелочи.

                Но все это побеждал стажер; я уже не вмешиваюсь, дело к концу. За это мне доплатили полтыщи рублей: два кило сыру, два кило масла.

                 Конечно, я понимаю, двадцать раз за смену подогнать заправщик к самолету, заземлить, контролировать перекачку, в валенках с галошами, на ветру, на морозе, – тоже не очень сладко. Но мой предыдущий второй пилот, в свое время снимавшийся с летной работы за предпосылку к летному происшествию, три года отработал заправщиком, даже бригадиром у них был. Не переработался. Спина там сухая.

                 Я взял с собой в этот рейс: пальто зимнее и зимние ботинки, шапку и фуражку, перчатки и теплые запасные носки, пуловер, трико  и резервный, для ветра, шарф,– чтоб если, не дай бог, сядем в Игарке, так было в чем и ходить, и спать, если опять в гостинице холод. Туда ехал в фуражке, а назад уже в шапке. В Норильске за час температура понизилась с -10 до -22, с ветром до 10 м/сек; у нас к ночи тоже похолодало, короче, вернулась зима.

                 «Желтопогонники…»

                 Алексеич мой в отпуске, а летает с нами вернувшийся с пенсии снова на летную работу Витя Гусаков; он и останется с Сашей, а мы с Алексеичем продолжим работать вместе. Валера  дома там переживает, жаловался по телефону Наде, что, мол, бросили его; короче, позвонил я ему, успокоил, через несколько дней мы с ним слетаем во Владик (ему дали рейсик после отпуска для поддержки штанов), а там нам с Сашей останется три рейса – и конец программы; он готов. Дальше с ним будет уже летать закрепленный опытный второй пилот, нянька, а штатный пилот-инструктор будет сидеть у них за спиной 25 часов, наблюдать и подсказывать. Потом проверка командиром летного отряда – и ПСП, первый самостоятельный полет. И в добрый путь.