Поздние летние сумерки сгущались в ночь, когда Полина Геральд вела своего коня по аллее, которая с одной стороны переходила в низкий берег, а с другой ограничивалась изгородью. В свежем воздухе плыл аромат жимолости. В темноте были видны только светлая блузка девушки и ее бледное лицо, конь двигался рядом с ней черной тенью. Пегасу удалось выскочить из загона, и Полина была рада, что сумела вернуть его прежде, чем он покалечился или вторгся в чужие владения. Однако кроме этого, радоваться ей было особенно нечему, и как только мысли девушки вернулись к ее бедам, на глаза ее тут же навернулись слезы. Этот переход от дня к ночи всегда казался ей исполненным печали, а сейчас напомнил, что скоро благородное животное, которое она ведет в поводу и которое так сильно любит, будет отнято у нее, и роковой час неумолимо приближается.

Полина не часто могла позволить себе полностью предаться своему горю; в семейном кругу ей приходилось сохранять подобие веселости, потому что теперь она была старшей и ее младшие брат и сестра искали в ней утешение и поддержку. Груз ответственности был тяжелым бременем для девушки, которая еще недавно вела обеспеченную, легкую жизнь, внезапно и катастрофически оборвавшуюся с гибелью отца в автомобильной аварии.

Никто, даже тетя Марион, присматривавшая за детьми с тех пор, как умерла их мать, — вскоре после рождения младшей дочери, Линетт, — не догадывался, что все последние годы семья жила на грани краха, который Джон Геральд пытался оттянуть, закладывая и перезакладывая недвижимость и беря крупные заемы в банке, и что школа верховой езды, открытая им несколько лет назад, оказалась предприятием, не приносящим прибыли. Блестящие перспективы, которые он прочил своему детищу, так никогда и не стали реальностью, закрытый манеж не был построен, а ученики, которых предполагалось набирать за большую плату, материализовались в образе одной молодой дамы, на второй же день упустившей лошадь. Столкнувшись с безудержным гневом Джона Геральда в последовавшей за этим ссоре, она немедленно собрала вещи и потребовала назад деньги. Пегаса хотели подготовить для выступлений в Дерби, но и эта мечта вылетела в трубу, потому что теперь вместе с остальной собственностью он должен был пойти в уплату за долги отца; даже мебель из дома распродадут для расплаты с кредиторами.

Полина ласково провела рукой по теплой шее Пегаса, которого знала всю его бурную жизнь, с того самого дня, как неуклюжий жеребенок появился на свет. Он позволял себя оседлать только ей и ее брату Майклу. Что-то с ним теперь будет? Какие жестокие грубые руки силой попытаются сломить его гордый нрав, тогда как его можно приручить только любовью и лаской? По щекам девушки покатились слезы, и она не пыталась удержать их. В этом не было смысла, никто сейчас не видел ее горя.

Они дошли до поворота и приближались к своим воротам, как вдруг широкая полоса света прорезала темноту, превратившись в фары машины, которая свернула с шоссе на узкую дорожку и теперь неслась им навстречу. Они оказались в ярких снопах света, как фигуры на сцене, выхваченные из темноты лучом софита. Пегас резко остановился прямо посередине аллеи и, испуганно фыркнув, вскинул голову, так что Полине с трудом удалось удержать в руках недоуздок. Она услышала резкий скрип тормозов, и большая черная машина с серебристой фигуркой-талисманом на капоте замерла всего в шести ярдах от них. Водитель, на ходу выкрикивая довольно образные и красноречивые выражения, выскочил из машины, с силой хлопнув дверцей, и уставился на них во все глаза.

— Парень, ты что, с ума сошел, что ли… Я тебя чуть не задавил!

— Я… простите, — заикаясь забормотала Полина. — Тут обычно никто не ездит так поздно, мы не ожидали никого встретить. Иди сюда, малыш. — Она постаралась отвести Пегаса с дороги в сторону, ближе к изгороди. — Думаю, вы теперь сможете проехать, только очень медленно, и, пожалуйста, потушите фары.

Незнакомец произнес изменившимся голосом:

— Простите, я не понял, что говорю с девушкой, но вы, однако, напугали меня. Что вы бродите здесь в такой тьме с этим демоном и даже предупредительного огонька не даете?

— Он вырвался из загона, и потом, я уже сказала, что не ожидала здесь встретить кого-нибудь.

Незнакомец оценивающе посмотрел на Пегаса, сверкавшего белками глаз, потом повернулся, пошел назад к своей машине и выключил фары, успев, однако, заметить лицо Полины, залитое слезами.

— Будет лучше, если вы осторожно пройдете мимо машины, — сказал он. — Если только этот красавец не снесет всю краску с крыла. Только сперва скажите, правильно ли я еду: мне нужен гараж Бартона в деревне Мулинз. Это Мулинз?

— Да, но вам не надо было сворачивать с дороги. Это на верху холма, сразу за гостиницей.

— А мне сказали, что надо повернуть налево.

— Да, правильно, только поворот дальше по дороге.

Ей не видно было лица мужчины, но голос у него был приятный, низкий, красивый.

— А где мне теперь свернуть?

Полина с сомнением посмотрела на невероятной длины машину.

— Лучше всего вам сейчас задом доехать до ворот, а там сможете развернуться. Тогда, кстати, и нам не надо будет вас обходить.

Незнакомец снова посмотрел на Пегаса.

— По-моему, идея превосходная. — Но не двинулся с места.

— Тогда что же?..

— Простите, — вежливо сказал он, — но мне не хочется вот так уезжать от вас. Мне показалось, что у вас неприятности.

Значит, он заметил, что она плакала. Полина резко ответила:

— Вас это не касается, но в деревне, не успеете вы пробыть у нас и пяти минут, вам все равно любой расскажет, что у меня недавно умер отец, что я потеряла свой дом, и все, что у нас было, пойдет с молотка, в том числе и он… — Девушка положила руку на шею Пегаса, ее голос дрогнул. — Его тоже продадут с аукциона через пару недель. В деревне повсюду вывешены объявления о распродаже — и на гараже Бартона тоже.

— Да, похоже, вам не повезло. — В голосе незнакомца звучало искреннее сочувствие.

— Это не ваша трагедия, — горько сказала Полина. — А теперь, пожалуйста, поскольку я удовлетворила ваше любопытство, не могли бы вы уехать, чтобы нам спокойно пойти домой… — Снова голос ее задрожал, девушка вспомнила, что скоро у нее не будет и дома, — ни у кого из них. Но незнакомец по-прежнему стоял на месте.

— Я хотел бы побольше узнать об этой распродаже, — заговорил он.

— Все подробности можете, узнать у агента, — ответила Полина.

— А что, действительно, — сказал он. Собственно, все подробности уже выяснены. Следующие несколько мгновений он, казалось, о чем-то размышлял.

Полина с нарастающим любопытством терпеливо ждала. От лугов поднимался белесый туман, слева внизу журчала речушка, ночь полнилась летними ароматами, запахом роз, жимолости и вереска, было очень тихо, даже с шоссе не доносилось ни звука. Над ними уже начали сиять редкие звезды, а далеко на западе, там, где зашло солнце, все еще слабо алело зарево, и только огни подфарников машины казались странными и неуместными. Вдруг с деревьев над изгородью громко ухнула сова. Пегас принял это за сигнал к началу бунта, натянул недоуздок и начал приплясывать. Он хотел в свое стойло, к яслям с сеном. Незнакомец поспешно отпрянул.

— Да, пожалуй, пора, — сказал он и сел в машину.

Полина почувствовала смутное разочарование. Она сама не знала, чего ожидала; ведь ее беда, говорила она себе, ничего не значит для этого незнакомца; но девушка была так молода, так верила в то, что случится чудо и в последний момент они будут спасены. Возвращение из Америки богатого, забытого родственника, как всегда бывает в популярных романах, и эта внезапная встреча, оказавшаяся всего лишь случайным эпизодом на дороге, смешались в ее голове с неясными надеждами. Машина медленно поехала назад по аллее и остановилась у ворот, служивших боковым входом во двор «Трех Печек», куда и вела своего коня Полина. Даже там развернуть машину оказалось сложным маневром. Когда наконец это удалось, водитель заглушил мотор, и девушка подошла к машине.