Мы под крыльями истребителей провели немало часов, продрыхли завтрак и обед, а некоторые из парней не хотели идти на ужин. Вчерашний вечер нас сильно измотал, но чуть более пятидесяти сожженных на земле и в воздухе вражеских самолетов легким адреналином будоражили наши сердца и души. Поэтому мы не сговариваясь, а с улыбками и шутками, единым механизмом изменили направление нашего движения: теперь первая эскадрилья шла не в полковую столовую, а в офицерский бар, который недавно открылся на территории авиабазы и где можно было за деньги немного выпить и перекусить. Когда мы переступили порог бара, там находилось немного народу, поэтому мы могли сохранить единство и усесться все вместе, сдвинув три маленьких столика. Мы настолько были заняты своими мыслями, что не сразу обратили внимание на молодую особу, которая расположилась в дальнем углу бара, курила папиросы и пила какой-то незатейливый коктейль. Но первые появившиеся на общем столике коктейли разогрели воображение молодых парней, и вот тогда они первыми обратили внимание на следующие обстоятельства: женщина была привлекательна и одета в гражданское платье. Первым к ее столу рванул, разумеется, обер-лейтенант Динго, который думал и принимал решения быстрее многих людей, но был остановлен мною, так как я уловил что-то знакомое в силуэте ее фигуры.

Я приподнялся со стула и решительно направился к столику женщины. Через пару шагов я уже знал, кто именно расположился за дальним столиком. Если говорить честно, положа руку на сердце, то первое знакомство с Лизой не оставило в моей душе и памяти глубоких следов. Как любому самовлюбленному самцу, мне было приятно, что такая красивая женщина, как Лиза, обратила на меня внимание и в первую же ночь отдалась мне. А сейчас я даже не знал, почему эта женщина оказалась в нашем баре, и не имел ни малейшего представления, как мне вести себя в сложившихся обстоятельствах.

Лиза давно заметила появление нашей компании, но ничем не выдала, что ожидает какого-то человека, она не переставая курила и время от времени делала небольшие глотки коктейля «Маргарита». Когда мне оставалось сделать всего один шаг до ее столика, то она медленно поднялась на ноги и, устремив на меня взор своих зеленоватых глаз, протянула ко мне руки. Мы обнялись и поцеловались. Офицеры, собравшиеся в баре, встретили этот наш первый поцелуй негромкой овацией, потом многие из них говорили, что в этот момент на их глазах происходила романтическая встреча Ромео и Джульетты.

Ромео долго целовал Джульетту, затем оторвался от нее и, подхватив девушку на руки, вместе с ней покинул бар и помчался в офицерское общежитие, которое располагалось в этом же доме, но на втором этаже, и вход был с другого торца здания. Я почувствовал такое неистовое желание обладать этой женщиной, что забыл обо всем на свете и моим единственным желанием стало стремление как можно быстрее добежать до своей комнаты в общежитии, подальше от любопытных глаз. Во время этого бешеного бега несомая на руках Джульетта внезапно почувствовала возникшее неудобство, какой-то твердый предмет уперся в ее бок и начал тереть его. Чтобы избавиться от этого неудобства, Джульетте пришлось разомкнуть объятия на шее Ромео, освободить одну руку, чтобы убрать или отодвинуть в сторону этот твердый предмет. Проверка рукой показала, что женщинам следует с особой осторожностью относиться к подобному неудобству с мужской стороны, постоянно холить его и лелеять. Чем рука Лизы немедленно и занялась, доставляя массу удовольствия и Ромео, и самой Джульетте.

Это был настоящий взрыв адреналина, всю ночь мы не отрывались друг от друга, обнимались, ласкались, целовались и незабвенно любили друг друга. Иногда мне казалось, что целый мир непознанного сосредоточился в Лизе, я ни на секунду не мог оторваться от нее. Мы занимались любовью на широком и мягком пространстве, каждый по-своему упиваясь нашей объединенной любовью. То мы стояли на коленях, когда Лиза предпринимала немалые усилия, чтобы полностью лишить меня мужской силы и семени. То я нежно сжимал в объятиях эту прекрасную женщину, поражаясь мягкости, женственности и красоте ее тела, в душе удивляясь ее силе и настойчивости в стремлении объединить наш род и продлить на века его существование. Время от времени мне требовалась передышка, чтобы восстановиться и набраться новых сил для продолжения ласк женщины. Эти передышки Лиза использовала, она нежила и лелеяла меня, стараясь добиться, чтобы я быстрее восстановился и снова набрасывался бы на нее.

В какой-то момент нервное напряжение этой ночи любви превысило человеческие возможности, и память Лизы полностью раскрылась передо мной. Я внутренне содрогнулся от оглушающей новости: оказывается, Лиза не любила меня в истинном понимании этого слова, а рассматривала меня в качестве быка-производителя. Нет, у Лизы не было другого любовника, она вся от кончиков пальцев на ногах и до кончиков волос на голове принадлежала только мне. Она была готова забыть о своей собственной жизни, стать моей официальной женой или жить со мной в гражданском браке — ей это было абсолютно безразлично. Лиза была готова на все это, если я приму или усыновлю ее еще не рожденного сына, которого она вынашивала в своем чреве. Я не знал, кто был истинным отцом этого нерожденного парня, но твердо знал, что в свое время он появится на свет и Лиза станет ему хорошей матерью и вырастит из него настоящего немецкого мужчину.

Лиза уже знала мой ответ на это ее предложение: мне требовалось время подумать, я не мог сразу принимать положительное или отрицательное решение, но все равно она приехала ко мне, чтобы попрощаться и со мной, и со своей юностью. В глубине души она к тому же надеялась и на то, что я смогу каким-либо образом обеспечить ее настоящее и будущее, тогда она сможет не работать и заниматься только своим сыном. Разумеется, Лиза глубоко ошибалась в этом своем предположении: знакомый нам обоим Зигфрид Ругге, который сейчас находился в другой вселенной, не имел достаточно средств, чтобы взять на себя содержание Лизы и ее сына. Но я, новый Зигфрид Ругге, обладал средствами, чтобы помочь Лизе.

До конца ночи мы с Лизой не сомкнули глаз, несколько раз по телефону переговорили с ее агентом по недвижимости в Швейцарии, подписали с ним соглашение о покупке небольшого особнячка в Женеве и перевели на его счет соответствующую сумму рейхсмарок, и к утру Лиза стала обладательницей этого особнячка в Швейцарии с прилегающей территорией в один гектар.

Рано утром, когда большинство рядовых и офицеров авиабазы досматривали утренние сны, от дверей офицерского общежития отъехало старое такси и помчало Лизу на городской вокзал Оснаабрюкке, откуда в шесть часов утра в Женеву отходил экспресс, который должен был доставить ее в нейтральную Швейцарию.

После уничтожения такого большого количества британских бомбардировщиков и истребителей на аэродромах о летчиках нашего полка и, в частности, о летчиках первой эскадрильи много заговорили в прессе рейха. Имена летчиков, их фотографии и интервью с ними стали постоянно мелькать на страницах периодической печати. О них снимались киносюжеты для показа в выпусках новостей, которые можно было посмотреть в кинотеатрах рейха. Несколько раз журналисты пытались переговорить и со мной, чтобы подготовить материал о летчике-истребителе, чей личный счет сбитых самолетов противника поднялся до цифры более чем в сотню самолетов, таких летчиков в Люфтваффе насчитывалось около десятка. Но все эти попытки ограничивались первоначальным разговором, и ни одного интересного материала обо мне так и не было подготовлено. Может быть, это происходило потому, что, со своей стороны, я не проявлял особого желания рассказывать о своих подвигах, или потому, что вышестоящее командование особо не жаловало меня и всячески тормозило популяризацию моего имени. Зато лицо моего ведомого, обер-лейтенанта Динго, не сходило со страниц газет и журналов. Иногда сидишь себе в туалете и от нечего делать разворачиваешь газету или журнал, чтобы вскользь просмотреть последние новости с фронта или из рейха и… вот, нате вам — фотография обер-лейтенанта во весь разворот. Его улыбка стала хорошо знакома многим немецким женщинам и девушкам, они завалили беднягу письмами с выражением желания подарить ему ребенка, так что если бы он согласился, то стал бы отцом половины всего рейха будущего.