Мне так и не удалось выспаться прошлой ночью, полночи перебирал двигатель истребителя, а вторую половину пришлось контролировать работу инженера-техника Норта и этих технических роботов-микробов, так называемых наномеханизмов. Оставалось только в полете проверить полученный результат, поэтому, как только начало рассветать, я натянул на себя летный комбинезон, парашют и полез в кабину истребителя. Обер-лейтенант Норт суетливо помогал мне готовиться к вылету, но время от времени он бросал испуганные взгляды на мой истребитель. Ему почему-то перестал нравиться мой истребитель, который я собирался облетать. Этот его испуг можно было бы объяснить только тем обстоятельством, что мне все же пришлось магически воздействовать на его сознание, добавив в его память ложную информацию о том, как он вместе с товарищами по эскадрилье трудился, собирая и устанавливая двигатель на истребитель. Мне пришлось осуществить это вмешательство, потому что в памяти Норта образовалась незаполненная по времени лакуна, Норт совершенно не помнил, кто именно собирал и монтировал двигатель на планер самолета. Я же не мог оставить такой большой провал в его памяти, он ведь всю ночь простоял рядом со мной с опущенной до земли нижней челюстью. Поэтому я постарался посредством искусства маминой магии убедить этого твердолобца в том, что он проработал не покладая рук всю ночь, что это именно он за одну только ночь перебрал двигатель истребителя и под утро установил его на специальные салазки планера. Но, похоже, я чуть переборщил с магией, инженер чувствовал себя не в своей тарелке. Он пытался, но никак не мог вспомнить, как он все-таки устанавливал двигатель, за всю ночь к нему не подошел ни один инженер-техник нашей эскадрильи, а один он не мог справиться с этой работой…

На высоте в три тысячи метров я несколько раз изменял шаг винта, но двигатель истребителя работал идеально, повысилась тяга, а значит, выросла и скорость. Сейчас, когда истребитель легко скользил среди облаков небольшой плотности, в шлемофон пробивались едва слышные звуки работающего двигателя, которые никак не напоминали его былой рев на малых и больших оборотах винта. Еще во время разбега по ВПП, когда я только собирался потянуть штурвал на себя для набора высоты, многие офицеры невольно обратили внимание на то, что у моего истребителя полностью отсутствовал столь привычный всем рев двигателя. Майор Киммель не выдержал и даже связался со мной по рации, интересуясь, почему истребитель совершает разбег по ВПП, а у него не работает движок. Я коротко ответил майору, что все в порядке, двигатель истребителя выдает норму, а что касается деталей, то вернусь и объясню.

В воздухе я провел около часа, протестировал истребитель на всех возможных и невозможных режимах полета и углах набора высоты, входа в пикирование, крена. Двигатель машины работал подобно хронометру, ни разу не сбился с такта и не терял мощности. В иные минуты я забывал о его существовании, так как он убедительно доказал, что на него можно положиться. Когда я пошел на выполнение такой сложной фигуры высшего пилотажа, как «кобра», то и тут он проявил себя во всей красе. В тот момент, когда нос истребителя был задран к самому верху, а машина хвостовым оперением начала проваливаться к земле, то двигатель в этот опасный момент не захлебнулся и даже не кашлянул, а уверенно вытянул машину из так и не начавшегося процесса падения. После выполнения этой фигуры высшего пилотажа я занимался в основном изучением местности вокруг Оснаабрюкке, несколько раз пролетел над самим городом, полюбовался его панорамой с высоты птичьего полета. Когда я летел над городом, то пытался представить себе и понять, с каких направлений враг будет атаковать город, чтобы уничтожить неприятеля, если он решится совершить налет. Оказалось, что таких направлений всего два — север и северо-запад, причем эти направления можно было бы легко блокировать истребительной эскадрильей. Все это я намотал на ус и потом нанес на карту предположительные направления при налете.

Затем я занялся подступами к нашему аэродрому, присматривался к карте и изучал прилегающую к нему местность, стараясь запомнить рельеф и скрытые подступы для посадки на аэродром. Аэродром со всех сторон был окружен реками, лесными озерами и болотами. К нему вели две широкие асфальтированные дороги, по которым и доставлялись основные грузы для обеспечения нормального функционирования авиабазы. Были и еще две дороги, грунтовые, которые практически не использовались. ВПП аэродрома была хорошо оборудована и отлично замаскирована, ее было трудно обнаружить с высоты, она была способна принимать не только маленькие истребители, но и большие транспортные самолеты. Мне очень не понравилось одно весьма серьезное обстоятельство: с высоты отлично просматривались резервуары с горючим, выкрашенные в черный цвет. Я отметил себе это и решил идти на посадку, а чтобы намертво вбить себе в голову координаты взлетно-посадочной полосы и отработать всевозможные углы заходов на посадку и соотнести их с ориентирами окружающей местности, я несколько раз сымитировал посадку и только затем приземлился. Вполне успешно.

Едва я посадил машину и еще не успел отереть пот со лба, как к моему истребителю набежал народ. Были там и представители местного городского управления тайной государственной полиции, которых весьма интересовало, почему это я без всякого предупреждения столько времени летал над городом. Меня настолько возмутило это наглое и беспочвенное обвинение, к тому же не станешь же гражданским лицам объяснять цель и задачу маневров, совершающихся над Оснаабрюкке, так что я грубо отослал их обращаться за информацией в штаб полка. Не моя обязанность информировать всех заинтересованных лиц о предстоящем вылете или пролете над городом.

В тот момент я не обратил особого внимания на эту пустую стычку и тут же забыл о ней. А затем меня вопросами атаковали инженеры-техники всех эскадрилий по поводу бесшумной работы отремонтированного двигателя истребителя. Мне ничего не оставалось делать, как вину за это с положительной точки зрения, разумеется, возложить на золотые руки своего инженера-техника обер-лейтенанта Норта. В этот момент Норт стоял невдалеке, он то краснел от видимого удовольствия из-за моих похвал, то страшно бледнел, пытаясь вспомнить, как работал прошлой ночью. Тут я понял, что эти коллеги Норта наверняка, чтобы выпытать у него секрет «золотых рук», подвергнут его испытанию. Поэтому, пользуясь имеющейся возможностью, набросил на него и на себя «полог тишины» и в доли секунды сплел и наложил на Норта заклинание, по которому он во временное пользование получил конкретный набор знаний о нанотехологиях и о методике их применения, а также я выделил ему в подчинение пару-тройку туменов наномеханизмов. Только я успел наложить это заклинание, как инженеры-техники, захватив с собой ошеломленного Норта, покинули стоянку моего истребителя. А я решил переговорить с пилотами своей эскадрильи, обменяться с ними мнениями. Парни расселись, и мы в спокойной обстановке начали разговаривать. Я поделился своими соображениями по поводу того, что отметил в полете, и мы принялись обмениваться мнениями.

Кроме того, пришло время выбрать себе ведомого. Еще перед моим вылетом со мной связался подполковник Арнольд Цигевартен, новый командир полка и мой старый товарищ, и предложил мне, чтобы я остался его ведомым, потому что между нами уже установилось взаимопонимание и то, что называется «мы уже слетались». Правда, он не скрывал, что теперь, в новом ранге, ему вряд ли придется много летать. Конечно, я согласился выступать в качестве ведомого подполковника Цигевартена, когда тот будет совершать боевые вылеты, но в то же время мне и самому, как старшему летчику-истребителю и командиру эскадрильи, требовался свой ведомый. Истребительная авиация Люфтваффе уже в середине тридцатых годов прошлого века во время гражданской войны в Испании вела воздушные бои парами и тем самым весьма эффективно проявила себя в испанском небе, в то время как штурмовая и бомбардировочная авиация Германии сохраняла звенья из трех самолетов. Моя эскадрилья имела три звена — двенадцать самолетов-истребителей. Когда вчера мне представляли летчиков первой эскадрильи, то их насчитывалось двенадцать человек, все они уже давно работали в парах и хорошо слетались. Прежний командир эскадрильи мало вылетал на боевые задания и не имел постоянного ведомого, всякий раз менял их в зависимости от предстоящего задания. Но в те времена военные действия авиации на Западном фронте велись не столь активно, второй фронт еще не был открыт, поэтому офицеры Люфтваффе позволяли себе воевать, особо не руководствуясь уставом несения военной службы и особо не загружали себя участием в военных действиях. Служба на Западном фронте, в отличие от службы на Восточном фронте, многими боевыми офицерами часто рассматривалась как отдых на курорте. Но я всем сердцем чувствовал, что все это в ближайшее время изменится и наступят трудные времена и на Западном фронте. Поэтому наличие опытного и надежного ведомого я рассматривал как возможность выжить в любом бою.