Несмотря на то, что она шла по тросу не дыша, он раскачивался так, словно ведьма отплясывала на нем тарантелу. Тяжелые ботинки скользили по нижнему тросу, то и дело срываясь с него и ощущая под каблуком поддатливую леденящую пустоту. Рукам было не проще, им приходилось отчаянно впиваться в жесткий трос, смешное название которого она внезапно вспомнила в тот миг, когда в очередной раз едва не соскользнула – фока-лось-штаг. Почему-то раньше все это не казалось важным, подумала она, хватая воздух мгновенно обледеневшими губами и тщетно пытаясь загнать внутрь выскакивающее из груди сердце. Но она выучит все названия, все-все, вплоть до последней веревочки, на радость Дядюшке Крунчу…

Еще один сокрушительный удар по мачте едва не заставил ее опрокинуться, теряя равновесие. Палуба внизу плясала, точно «Вобла» вдруг возомнила себе ярмарочной каруселью, а вместе с ней плясали шлюпки, снасти, борта, доски… Корди на миг закрыла глаза, потому что смотреть на это сделалось невыносимо, предметы стали сливаться друг с другами в ошалевшей пляске. Всего секундочку, подумала она, всего одну маленькую секундочку, и я пойду дальше…

Позади снова треснуло дерево, на этот раз глухо, жутко. Судя по всему, акула уже разделалась с фок-реей. А значит… Корди с ужасом ощутила, как неровной дрожью затрясся толстый трос под ногами. Фок-штаг! Она мгновенно поняла то, о чем следовало догадаться раньше – если акула перегрызет трос, связывающий мачту с форштевнем, ее узкая спасательная дорога мгновенно превратится в висельный канат. Она заставила себя шагать дальше, ловя подошвой пружинящий и раскачивающийся трос и перехватывая руками фока-лось-штаг. Небо кружилось над головой, палуба прыгала где-то в тысячах футов под ногами – безумный танец на спине извивающегося угря.

Она даже не думала, что так тяжело идти ногами по канату. Даже под ее незначительным весом он прогибался, превращаясь в упругую скользкую тропу, прыгал из стороны в сторону, норовя сбросить ее, внезапно провисал… Она не добралась и до середины фока-штага, когда ноги превратились в свинцовые слитки, а руки – в немощные корюшкины плавнички. Ветер насмешливо гудел в такелаже. Ну давай, ведьма, говорил он. Сделай еще шаг – опомниться не успеешь, как полетишь вверх тормашками вниз, точно хлебная корка, выкинутая ленивым небоходом на поживу рыбам.

Корди стиснула зубы, чтоб те не лязгали. Ужасно хотелось приникнуть к дрожащему канату и обхватить его руками. Но она знала, что от этого будет только хуже. Едва стиснув его пальцами, она уже не сможет выпустить его. Собственные пальцы станут зубьями капкана, в который она поймает сама себя. Чтоб выжить ей надо идти вперед, не обращая внимания на то, что мир разделен на две почти равномерные половинки, справа и слева.

Она сделала еще несколько неуверенных шагов. Тяжелее всего оказалось дышать. Ветер бил ей в лицо, хлопал парусами, но набрать его в грудь было ужасно тяжело. Корди пила его мелкими глотками и не могла напиться, отчего в голове гудело, как в паровой машине. Отчаянно не хватало воздуха, несмотря на то, что сейчас он был вокруг нее. Бесконечные воздушные просторы, миллионы миллионов галлонов. Спустя полминуты начала кружиться голова. Мышцы свело судорогой. Пришлось зацепиться за канат одной рукой, иначе ноги ни по чем не выдержали бы. Как далеко от нее акула? Корди не знала этого. Может, в двадцати футах, а может, в двух. Может, уже приоткрыла полную кривых зубов пасть, готовая одним рывком сдернуть крошечную фигурку с фока-штага…

Еще один порыв ветра заставил Корди скорчиться, опасно накренившись вправо. Несмотря на то, что она миновала добрую четверть пути, палуба все еще оставалась ужасно-ужасно далеко. Пожалуй, даже смотреть на нее стало тяжелее – теперь она видела мелкие детали, прежде скрытые расстоянием и легкими облаками, теперь же замечала каждую доску и даже серебряные точки плотницких гвоздей. Щучки-вонючки, как же тяжело смотреть на палубу с высоты, как жутко она плывет перед глазами, даже к горлу подступает тошнота, словно съела за завтраком гадкое, слизкое и испорченное…

Следующий порыв ветра заставил трос судорожно задергаться под Корди, да так, что она едва не взвизгнула. Ей потребовалось не меньше пяти обжигающих сердце секунд, чтобы понять – это не ветер. Слишком уж резко дергался фока-штаг, даже штормовой ветер не заставит его так дрожать. Судорожно обернувшись, она увидела то, отчего ее душа сперва съежилась до размеров земляного ореха, а потом покатилась куда-то вниз по животу. Акула, разгромившая фока-марс, терзала тянущиеся от него тросы стоящего такелажа, с таким ожесточением, точно это была самая желанная во всем небесном океане добыча. На глазах у Корди толстые, с руку Габерона, шкентели[99] лопнули, точно гнилые нитки – даже самые прочные пеньковые волокна, встретившись с зазубренными акульими зубами, оказывались не крепче пахлавы. И теперь она взялась за фока-штаг. Несмотря на то, что трос был толстым, Корди с ужасом поняла, что акуле потребуется не более полуминуты, чтоб перегрызть его. И тогда… Возможно, ей стоило поблагодарить Розу Ветров за то, что глупая акула вместо того, чтоб устремиться за человеком, принялась рвать такелаж, но времени не было даже на короткую молитву.

Корди сделала еще с десяток шагов по лихорадочно дергающемуся канату, прежде чем поняла, что напугала ее не только акула, остервенело терзающая фок-мачту. Было еще что-то, что она не заметила, что-то важное, что-то, что никак нельзя было оставлять без внимания… Перехватив обеими руками тонкий фока-лось-штаг, Корди бросила короткий взгляд через плечо. Ей показалось, что высоко над марсом, где обычно крепится фок-стень-штаг, она разглядела на фоне серой парусины какое-то движение…

Бывают такие головоломки, при которых надо сосредоточиться, чтоб в сплетении хаотических линий увидеть определенный силуэт, например, двухмачтовый бриг или улыбающуюся рожицу. Глаз отчаянно пытается найти хоть какую-то связь в бессмысленном нагромождении линий, зато потом – бац! – спрятанное изображение мгновенно проявляется. И, раз проявившись, уже не теряется среди прочих деталей. Корди вдруг поняла, что видит не клочья болтающегося паруса, а чью-то вытянутую серую морду, чьи-то острые плавники, чей-то узкий, как лезвие рыбацкого ножа, хвост… Вторая акула! Чертовы твари охотятся парой! Замерев на раскачивающемся канате, Корди поблагодарила Розу за то, что вторая акула не бросилась в атаку, пока ее товарка вымещала злость на фока-марсе. Она бы нипочем не удержалась на штаге, зная, что над головой у нее зависла еще одна охотница до юных ведьм…

А вон и третья! Корди охнула, разглядев еще одну акулу, остервенело рвущую зубами клотик грот-мачты. И, кажется, четвертая – вон как дергается грот-трюмсель, словно в него вцепились сразу сорок обезумевших ветров, дующих с разных сторон… Пятую Корди заметила без всякого труда – та впилась в стень-ванты и тянула их на себя, перекосившись, точно упирающуюся добычу. С такого расстояния не было слышно, как лопаются снасти и скрипят перетираемые зубами канаты, но Корди почему-то присела на своем штаге, точно оглушенная.

Не одна. Не две. Не пять.

Над «Воблой», медленно сгущаясь, плыло огромное серое облако, сгущающееся с каждой секундой. Но состояло оно не из водяной пыли. Прищурившись против солнца, Корди разглядела, что все оно состоит из огромного множества серых тел, беззвучно скользящих в струях ветра. Поджарых, грациозных и стремительных тел, украшенных острыми спинными плавниками. Несмотря на то, что от баркентины их отделяло несколько десятков футов, Корди в одно мгновенье заглянула в их глаза – сразу тысячи мертвых акульих глаз – проникнутых холодной злостью и неутолимым голодом.

* * *

Это было настолько жутко и неестественно, что Корди почему-то даже не испугалась. Просто уставилась в небо, перестав чувствовать истертыми пальцами просмоленные волокна троса. Наверно, если бы какая-нибудь акула мимоходом откусила бы ей ногу, она бы и этого не почувствовала.