Мистер Хнумр, боязливо прижавший уши еще при первых раскатах грома, спрятался за нактоуз и остался там, беспокойно озираясь. Видимо, после знакомства с акулами он не испытывал чувства безопасности в одиночестве, предпочитая остаться на мостике вместе со своей хозяйкой. Вздохнув, Корди затянула страховочный пояс поперек его мохнатого живота, убедившись, что штормовые леера надежно прикреплены к кофель-нагелям.

- Это будет весело, - дрожащим голосом пообещала она вомбату, - Мы справимся не хуже Ринни.

Они справятся. Над трубами «Воблы» вились султаны магического дыма, колеса, немного дребезжа, вращались, неспешно черпая воздух лопастями, баркентина шла уверенным, хоть и грузным, левентиком – прямиком на шторм. Что таить, это было жутковато. Словно она собственными руками направляля корабль прямо в гигантский зев исполинской рыбы, чье нутро сотрясается от грохота.

А потом шторм навалился на баркентину и обхватил сразу со всех сторон своими дрожащими когтями. Ветер сделался рваным, бьющим наотмашь, таким, что у Корди после каждого порыва спирало в груди дыхание, а на глазах выступали слезы. Небо становилось все темнее, до тех пор, пока корабль со всех сторон окончательно не обложило тучами. Тяжелые, похожие на многотонные, выпачканные в грязи валуны, они ничем не напоминали ту невесомую белую пряжу, которой Корди обычно любовалась с палубы. Этим тучам, казалось, ничего не стоит раздавить зазевавшегося человека.

Брудудудудугруммммм! Корди подскочила, когда прямо по курсу «Воблы» скользнула молния, оставляя за собой причудливый хвостатый узор, страшный и завораживающий одновременно. Словно сама Роза вознамерилась украсить небосвод потоками ослепительного белого огня.

Ветер еще раз двинул «Вобле» в правую скулу, и это уже был не шлепок, а настоящий удар, из тех, которыми небоходы валят друг друга с ног в жестокой кабацкой драке. Жестокий, сильный, скользящий, от которого, кажется, даже шпангоуты треснули, точно ребра. Ветер бил не вслепую. Он норовил увалить баркентину под ветер, заставить ее подставить беззащитный бок. Корди знала, что это означает. Гибель, мгновенную и страшную. Она впилась в штурвал обеими руками, пытаясь удержать курс. Шестьдесят семь градусов. Ни больше и не меньше. Чтоб сделать всего четверть оборота, ей потребовалось до боли напрячь мышцы рук и едва не повиснуть на нем. Удивительно тяжелая и неудобная деревяшка, и как у Алой Шельмы получалось играючи ее вертеть в любую сторону?..

Ветер ухмыльнулся ее настойчивости и вдруг без предупреждения так саданул прямо в грудь, что Корди едва не отлетела, как игрушечная кукла. И он не собирался на этом останавливаться. Он обрушивал на «Воблу» все новые и новые удары, то стегая ее вдоль корпуса и заставляя вздрагивать всем своим многотонным телом, то вдруг замирал, и от этого делалось еще хуже, потому что он все равно подстерегал где-то рядом, точно хищная акула, подстерегал, чтоб вновь наброситься на нее, яростно полосуя такелаж и заставляя мачты опасно скрипеть.

- Ерунда, - выдавила из себя Корди, глотая мелкими глотками воздух, - Эта «восьмерка» не страшнее, чем летать на шлюпке по воздушным ямам с пьяным Габби. Даже ребенок управится.

Следующая молния расколола небо точно посередке и из разверзстой раны в плоти неба на «Воблу» хлынула его ледяная кровь, забарабанившая по палубе точно шрапнель. Несмотря на брезентовый плащ, Корди вымокла в несколько минут. Тяжелая парусина, впитывая влагу, делалась холодной, тяжелой и шершавой, воротник норовил поцарапать уши, а широкополая ведьминская шляпа едва удерживалась на голове. Корди с опаской косилась в сторону Мистера Хнумра. Тот забился в самый угол, поджав хвост, но попыток сбежать на нижние палубы. Вот кому сейчас по-настоящему страшно, подумала Корди, сжимая холодными, как лед, пальцами рукоятки штурвала.

Будь здесь «Малефакс», он бы с легкостью взял на себя управление. Он вел бы баркентину меж грозовых облаков с той же легкостью, с которой ребенок управляет игрушечным кораблем, он бы оберегал экипаж от молний и порывов шквального ветра. Или хотя бы шептал Корди на ухо слова ободрения. Но «Малефакса» не было. И никого не было. Палуба «Воблы» была пуста. Залитая водой, погруженная в темноту, разрываемую лишь острыми вспышками молний, она выглядела непривычно и жутко – точно населенные призраками руины.

Шторм не стихал, напротив, делался все сильнее. Корди приросла к штурвалу, обхватив его спицы предплечьями. Шторм хотел оторвать ее и в бешенстве хлестал своими плетьми по капитанскому мостику. Шторм хотел пронзить ее навылет струями воды и задушить в своих объятьях. Шторм бесновался и выл, громыхал, сверкал, скрежетал и рвал все вокруг.

Шестьдесят семь градусов. За пеленой сплошного ливня Корди не видела, что показывает компас, приходилось выпускать штурвал и, держась за обжигающий штормовой леер, пятиться к нактоузу, прикрываясь шляпой. Корабль то и дело разворачивало, он шел рваными галсами, как заблудившаяся рыба, и всякий раз, когда Корди стоило замешкаться, выравнивая курс, набегающий порыв ветра с такой силой бил в борт, что баркентина едва не переворачивалась. Палуба под ногами ходила ходуном, рангоут трясся и скрипел, молнии вырастали из-за горизонта жуткими слепящими деревьями с шипастыми ветвями. Это был не просто шторм. Роза сломала что-то в сложном устройстве неба и Корди вместе с «Воблой» оказалась в его громыхающей середке, словно внутри распираемого паром и готового взорваться котла. Здесь само небо превращалось в клочья, распарываемое отточенными кинжалами ветров.

Шестьдесят семь градусов. С каждым раскатом грома, с каждой вспышкой молнии или тревожным треском корпуса Корди вжимала голову в плечи, но вновь и вновь поворачивала тяжелый, как скала, штурвал. Руки гудели от напряжения, сухожилия превратились в истертые веревки, но баркентина шла заложенным курсом и не собиралась сворачивать. Прямиком в пасть шторму. Несколько раз Корди оглянулась, чтоб посмотреть, где акулы, но никаких акул не заметила. Немудрено, учитывая, что корабль шел в сплошном потоке клокочущих грозовых облаков. Может, акулы и самые глупые рыбы на свете, но даже у них хватило ума не соваться прямиком в бурю. Корди презрительно рассмеялась и вернулась к штурвалу. Больше времени озираться у нее не было.

Шестьдесят семь градусов.

Иногда, когда очередной порыв ветра заставлял баркентину резко зарываться носом в облака или вскидываться, слепо глядя бушпритом в грозовое небо, старая машина начинала кашлять, а колеса двигались рывками. При мысли о том, что случится с кораблем, если машина выйдет из строя, Корди испытывала отвратительную слабость в животе. Лишившись движущей силы, «Вобла» мгновенно станет добычей ветра. Он собьет ее с курса, развернет и примется планомерно рвать на куски, отрывая прочнейшие доски и срывая с палубы остатки мачт. «Вобла» будет жить ровно столько, сколько работают ее колеса - и сколько ее удерживает на курсе висящая на штурвале ведьма.

Но все равно ей было отчаянно страшно. Настолько, что внутренности смерзались в бесформенный ком всякий раз, как баркентина норовила потянуть носом вниз или в остовы мачт с оглушительным треском били молнии. С этим страхом невозможно было бороться. Как и магия, он был чем-то, что не поддается контролю. Страх тягучими каплями скапливался где-то под языком, страх теребил ее колючей лапой за ребра, страх изукрашивал обжигающим инеем спину между лопаток. Чтоб не было так страшно, Корди пыталась разговаривать с сжавшимся в комок вомбатом, который, вымокнув до последней шерстинки, превратился в маленькую дрожащую тряпочку с большим гладким носом.

- Еще час, не больше! – ей приходилось кричать, надсаживая горло, - Мне кажется, вдалеке уже светлеет! Рыбки-норушки, это никакая не «восьмерка», это самая настоящая «девятка»!..

Когда-то, когда она увидела свой первый в жизни шторм, жалкую «шестерку», и окоченела от ужаса, Дядюшка Крунч принялся рассказывать ей истории. Так непринужденно, словно они были не на раскачивающейся, залитой водой, палубе, а в уютной кают-компании. Истории про то, как они с дедом Ринни покоряли воздушные океаны сто лет назад. Удивительно, но это помогало. А может, помогали не сами истории, а голос абордажного голема, саркастично кашляющий и механически перхающий. Слушая его, она забывала про гремящие облака над головой и острые порывы ветра. Про старую изношенную машину и страшные узоры молний. Дядюшка Крунч знал множество историй. Некоторые из них казались страшными, другие – забавными, и как минимум треть из них вызвала бы сомнения даже у ребенка, но Корди было не до того. Впившись пальцами в леера, она слушала про то, как один небоход из команды Восточного Хуракана поймал на удочку такую здоровенную камбалу, что та унесла его в небо. В другой раз пираты с «Воблы» охотились за торговыми джонками под Нихонкоку и так как в добыче попадался только рис, питались им целых полгода. По зауверению Дядюшки Крунча, из-за этого половина команда разучилась говорить по-человечески, а у оставшихся сделались узкими-преузкими глаза.