- У вас есть чувство юмора. Редкое качество для пирата!

- Не более редкое, чем прямота для аппера, - взгляд Алой Шельмы потяжелел, - Вы играете словами, как весенний ветер дымом, но я до сих пор не услышала ничего про вашу работу. Кто вы?

Это прозвучало бестактно и грубо, Шму сжалась в своем уголке, боясь даже поднять взгляд на аппера. Тот ничем не заслужил такого отношения, напротив, на протяжении всего разговора вел себя подчеркнуто дружелюбно и мягко. Но аппер не обиделся.

- Меня зовут Зебастьян Урко. И я не занимаюсь ни налетами, ни грабежом. Мы, апперы, не очень-то любим вмешиваться в… людские дела.

Он небрежно пошевелил пальцами, потирая их друг о друга. Жест был невыразителен, но в сочетании с мимикой и тоном голоса давал верное представление. Апперы не ведут дел с людьми, они выше этого – и в прямом смысле тоже. Существам, живущим на головокружительной высоте, где воздух необычайно чист, а небо прозрачно, нет дела до неуклюжих и грубых братьев, болтающихся где-то над самым Маревом, до их грязных дел и нечистоплотных сделок.

- Но вы ищите капитана с кораблем, а значит, людские дела вас все-таки интересуют, - безжалостно заметила капитанесса, - Говорят, вы живете до трехсот лет. Мы, люди, куда меньше. И я буду благодарна вам за сэкономленное время моей небольшой жизни, если вы немедленно перейдете к сути. Что вам надо от меня и от «Воблы»?

Аппер вздохнул.

- Иной раз с вами так непросто… Мне нужно перевезти груз.

- В таком случае вы ошиблись островом. Это Порт-Адамс, логово вольных пиратов, а не стоянка грузовых шхун.

- Мне надо перевезти груз, - терпеливо повторил аппер, - Отсюда до Каллиопы. Около десяти тонн в готландской системе мер или почти одиннадцать – если вы предпочитаете пользоваться каледонийской системой. В трюме вашего барка вполне хватит места.

- Баркентины, - машинально поправила Алая Шельма. Шму заметила, как на лицо капитанессы легла легкая тень, след глубокой внутренней задумчивости, - Что за груз? Порох? Запрещенные ведьминские зелья? Рабы?

Аппер покачал изящным, кажущимся полу-прозрачным, указательным пальцем.

- Ни то, ни другое, ни третье. Осетровая икра. Десять тонн наилучшей осетровой икры сорта «люкс». В Рутэнии ее называют «кавьяр».

Алая Шельма тоже улыбнулась. Если улыбка аппера казалась воздушной и мягкой, как прикосновение теплого бриза, улыбка пиратской капитанессы была жесткой, как матросская койка.

- Если вы знаете мой корабль, значит, должны знать и меня. Я пират, а не контрабандист.

Аппер небрежно пожал плечами. Его тонкие пальцы складывали на тарелке узор из прозрачных рыбьих костей.

- Времена меняются, капитан. Кому, как не нам, апперам, знать об этом. О да, я помню еще те времена, когда небо бороздили каракки и каравелы, и никому в голову не могло придти коптить небо магическим дымом… Сделай я подобное предложение вашему деду, Восточному Хуракану, он, без сомнения, пришел бы в ярость. Но в мире давно уже дуют совсем другие ветра. Ветра, которые безжалостно режут крылья самоуверенным пиратам. У вас, мне кажется, острый ум, мисс Ринриетта, вы понимаете суть вещей. Флибустьерство давно уже потеряло смысл и перестало быть доходным делом. Те капитаны, чьи имена прежде сотрясали небеса, сейчас промышляют ловом селедки или перевозкой сахарного тростника. Ну а те из них, кто не смог отказаться от романтических идеалов, уже сложили головы на плахах Роял-Оука, Могадора и Шарнхорста. Миром больше не правит десятифунтовая пушка, им правят коммерция, промышленность и банковское дело.

- И контрабанда? - холодно поинтересовалась Алая Шельма.

Но аппер лишь поморщился.

- Всего лишь одна из сторон коммерции. Люди, как и прежде, весьма неохотно пускают небожителей в свои финансовые дела. С действующими людоедскими пошлинами Каледонии мне не доставить груз на Каллиопу никаким иным образом.

В кабинете установилась тишина, нарушаемая лишь приглушенными, доносящимися снаружи, звуками – голосили на первом этаже успевшие нагрузиться ромом небоходы, гремела посуда, кто-то уже затянул неуверенно «Навались, старая камбала»…

Сколько же ему лет, ошарашенно подумала Шму. Легкие, невесомые движения аппера вдруг наполнились зловещим смыслом. Она только сейчас поняла то, что должна была понять сразу. Перед Алой Шельмой сидел не просто человек с искаженными пропорциями и непривычно тонким строением костей, перед ней сидело необычайно могущественное, древнее и вместе с тем равнодушное существо.

- Могу я считать, что заручился вашим согласием, госпожа капитан?

Аппер выглядел по-прежнему расслабленным, но Шму почувствовала в его прозрачном взгляде напряжение. Должно быть, нечто похожее ощутила и Алая Шельма, потому что медлила с ответом добрых полминуты.

- Уговор заключен, - наконец сказала она, водружая на голову треуголку, - Но вам это обойдется в тысячу двести эскудо. И еще, я хочу, чтоб вы знали, стоит только на горизонте появится каледонийскому сторожевику, как ваша драгоценная икра отправится прямиком на дно Марева. Я не собираюсь рисковать своими людьми и своим кораблем ради ваших апперских делишек.

- Идет, - легко согласился Урко, - Можете начинать грузить провиант и балластную воду. Через два дня бочки будут ждать вас в порту.

Они обменялись рукопожатием. И, хоть на безмятежном лице аппера застыла улыбка, Шму испытала огромное облегчение, когда они вышли наружу.

* * *

Порт-Адамс всегда пугал ее.

В противоположность готландским островам, над которыми они иногда пролетали, ухоженным, аккуратным и похожим с высоты на румяные картофельные пироги, он всегда казался ей слишком шумным, слишком безалаберным, слишком бесформенным. Словно кто-то не задумываясь смешал в одном огромном тазу все, что у него нашлось в кухонном шкафу, принялся было взбивать, но не закончил, а потом и вовсе позабыл…

Дома здесь росли не ровными шеренгами, как в Унии, а вповалку, кто как горазд, словно пытаясь оттеснить друг друга в сторону. Многие дома были украшены осколками чужой славы, которые сообщали о домовладельце больше, чем визитная карточка – проржавевшими остовами пушек и якорей, выгоревшими на солнце вымпелами, обрывками снастей и такелажа. Может из-за этого каждый дом чем-то напоминал Шму корабль, который приземлился на острове лишь для того, чтоб пополнить запасы, да только задержался, замешкался, а потом и вовсе врос килем в землю.

А еще здесь было невероятно много таверн, трактиров и рестораций. Поприличнее, из обожженного кирпича или дерева, поскромнее, из фахверковых балок[116] и совсем уж запущенные, собранные, казалось, из выброшенных на остров обломков кораблекрушения. Названия у всех были необыкновенно страстные и волнующие, Шму украдкой читала их, плетясь за спиной у Алой Шельмы.

«Солидный сом», «Четыре пьяных угря», «Северо-юг», «Боцман-деревянная башка», «Лишний кабельтов», «Печальная ставридка». Но если эти отличия снаружи бросались в глаза, внутри все подобные заведения были похожи друг на друга. Из их недр на улицу вырывались пьяные вопли и неразборчивое пение, звон посуды и грохот подкованных сапог. Казалось, все население острова с приходом сумерек торопилось в трактиры, чтоб влиться в этот оглушительный и бесконечный водоворот хмельного, громогласного, беспорядочного и страшного веселья.

- Порт-Адамс, - Алая Шельма улыбнулась, скорее своим воспоминаниям, чем беззвучно бредущей за ней Шму, - Здесь всегда гуляют так, словно завтра остров свалится прямиком в Марево. Когда-то мне казалось, что это самое страшное место во всем небесном океане.

Ее пугал этот город, непонятный, шумный, вечно пьяный, пугали здешние жители, все до единого похожие на клочья парусины на ветру, но больше всего пугал блеск их глаз. В этом блеске, хищном и вместе с тем завораживающем, угадывался не отсвет домашнего очага, а что-то другое, страшное, полускрытое – отсвет горящих в небе кораблей, искры, роняемые скрещивающимися абордажными саблями, сполохи мушкетных выстрелов…