Над четвертой загадкой Рамзес задумался: как писец превращает смерть в жизнь? Он не думал, что книжник обладает такой властью! В голову не приходил ни один подходящий ответ. Если он не разгадает, то, учитывая мелкие ошибки, рискует выйти из состязания. Напрасно он напрягал мысли — решение ускользало.

Даже если он провалится, то не бросит Амени. Он отведет его в пустыню, к Сетау и его змеям; лучше уж он будет ежеминутно рисковать жизнью, чем влачить жалкое существование, подобное участи раба.

Вдруг с одной из пальм спустился бабуин и забежал на территорию двора; надзиратели не успели вмешаться. Он вскочил на плечи Рамзеса, который застыл на месте. Обезьяна что-то пробормотала юноше на ухо и исчезла так же, как и появилась.

В эти несколько мгновений Сын Фараона и священное животное бога Тота, творца иероглифов, составляли как бы одно существо: их мысли слились, и разум одного двигал рукой другого.

Рамзес прочел то, что написал. Скребок из песчаника, с помощью которого писец снимает тонкий слой уже использованного гипса и заменяет его другим, свежим, позволяет ему как бы перевести дощечку из смерти в жизнь, так что ею опять можно пользоваться, как новой.

Амени был так изнурен, что уже не мог поднимать корзину; его тело разламывалось, затылок и шея затекли и были, как камень. Даже если бы его избили, он не нашел бы в себе силы сдвинуться с места. Как жестока была к нему судьба! Читать, писать, чертить иероглифы, внимать словам мудрецов, переписывать тексты, созданные цивилизацией… Какое прекрасное будущее раньше рисовалось ему! Он попытался в последний раз сдвинуть корзину. Вдруг сильная рука сделала это за него.

— Рамзес!

— Как тебе это?

Сын Фараона показал другу прекрасную ручку для перьев из позолоченного дерева, оканчивающуюся искусно выточенной лилией с конической вершиной, которой было удобно отшлифовывать надпись.

— Это великолепно!

— Это будет принадлежать тебе, если ты прочтешь эту надпись.

— «Да хранит бабуин Тота царского писца». Она не представляет никакой трудности.

— Я, Рамзес, царский писец, беру тебя своим помощником, личным писцом.

Тростниковая хижина на краю пшеничного поля ночью пустовала, поэтому Красавица Изэт и Рамзес выбрали это место для своих свиданий. Их сторожил Дозор, готовый отогнать любого неожиданного гостя.

Чувства одного любовника немедленно отзывались в действиях другого; изобретательные, страстные, неистощимые, они дарили друг другу часы удовольствия, не произнося почти ни слова.

Этой ночью, в любовном изнеможении положив голову на грудь своего любовника, Красавица Изэт напевала.

— Почему ты остаешься со мной? — спросил Рамзес.

— Потому что ты стал царским писцом.

— Разве девушка твоего происхождения не должна искать лучшей партии?

— Делить существование с сыном Сети… О чем еще можно мечтать?

— Выйти замуж за будущего фараона.

Изэт скривилась.

— Я подумывала об этом… Но он мне не нравится: слишком толст, слишком неповоротлив, слишком хитер. Мне было бы неприятно, чтобы он ко мне прикасался, и я решила любить тебя.

— Решила?

— Каждое человеческое существо обладает силой любви, но одни позволяют себя увлечь, другие же увлекаются сами. Я никогда не стану игрушкой в руках мужчины, будь он даже царем. Я выбрала тебя, Рамзес, и ты выберешь меня, ведь мы одной породы.

Еще пылая от страстной ночи, проведенной в объятиях любимой, Рамзес пересекал сад своей канцелярии, когда со стороны строения, выходящего на клумбу ирисов, возник Амени и загородил ему дорогу.

— Мне нужно с тобой поговорить!

— Я хочу спать. Ты не мог бы подождать?

— Нет, нет, это слишком важно.

— Ну тогда дай мне сперва попить.

— Там готов для тебя царский завтрак: молоко, свежий хлеб, мед и финики. Но прежде царский писец Рамзес должен узнать, что он вместе с другими писцами приглашен на прием во дворец.

— Ты хочешь сказать… к моему отцу?

— Существует только один Сети.

— Приглашен, во дворец! Это еще одна из твоих сомнительных шуток?

— В мою обязанность входит сообщать тебе важные новости.

— Во дворец…!

Рамзес постоянно мечтал снова встретиться с отцом; в качестве царского писца, он, может, будет иметь право хотя бы на короткую беседу. Что ему сказать? Взбунтоваться, потребовать объяснений, протестовать против его отношения, узнать чего отец хочет от него, спросить, какая судьба ему уготована… У него еще было время подумать.

— Есть еще вторая новость, менее радостная.

— Объяснись.

— Два из тех чернильных брусков, которые мне вчера доставили, очень плохого качества. Я всегда непременно пробую их перед тем, как использовать, и потом не жалею об этом.

— Это так серьезно?

— Да. Я собираюсь провести расследование от твоего имени. Царский писец не должен спокойно смотреть на подобные злоупотребления.

— Действуй, как сочтешь нужным, а теперь я хотел бы немного поспать.

Сари поздравил своего бывшего ученика: отныне Рамзесу больше не нужен наставник, который признал, что не принимал никакого участия в его подготовке к сложному конкурсу на должность царского писца. Однако, несмотря на это, успех ученика был отчасти приписан учителю. Сари назначили управляющим Капа, и это назначение гарантировало ему прекрасную карьеру.

— Признаюсь, ты удивил меня, но не обольщайся этим достижением. Оно позволило тебе исправить несправедливость и спасти Амени, разве тебе этого мало?

— Я не совсем понимаю.

— Я выполнил поручение, которое ты мне доверил: распознать твоих друзей и врагов. Среди друзей я вижу одного твоего помощника. Твой блестящий успех у многих вызвал зависть, НО' это не так важно. Главное для тебя — уехать из Мемфиса и обосноваться на юге.

— Это не мой ли брат тебя подослал?

Тень замешательства промелькнула на лице Сари.

— Не думай, что тут какие-то темные махинации… Не ходи во дворец. Этот прием тебя не касается.

— Я царский писец..

— Поверь мне: твое присутствие не является ни желаемым, ни желательным.

— А если я все же проявлю настойчивость?

— Ты останешься царским писцом… но без осей бых поручений. Не восставай против Шенара, иначе ты накличешь на себя беду.

Тысяча шестьсот мешков пшеницы и столько же отрубей были доставлены в царский дворец для приготовления нескольких тысяч пирогов и булочек самых разных форм. Для утоления жажды приготовили сладкое пиво и вино из оазисов. Благодаря расторопности царских стольников приглашенные на прием в честь царских писцов смогут вкушать произведения пекарей, как только в ночном небе взойдет первая звезда.

Рамзес одним из первых оказался у больших ворот, которую день и ночь сторожила личная охрана Фараона. Хотя воины и узнали младшего сына Сети, они проверили его грамоту царского писца, прежде чем пропустить в огромный сад. Там росли сотни деревьев разных пород, старые акации окружали озеро, отражаясь в его воде. Тут и там были расставлены, столы с корзинами, полными хлебов, пирогов и фруктов, украшением служили изысканные высокие букеты на подставках. Виночерпии разливали вино и пиво в алебастровые кубки.

Сын Фараона не сводил глаз с главного здания, где находились залы для приемов. Его стены были покрыты керамической глазурованной плиткой. Переливаясь разными цветами, она радовала взоры посетителей. Рамзес, до того как поступить в Кап, как-то играл на ступени тронной залы. Старая нянька, кормившая его грудью до трех лет, строго отчитала его тогда. Он хорошо запомнил трон фараона на квадратном возвышении, который символизировал справедливость богини Маат. Идя сюда, Рамзес надеялся, что фараон примет писцов в самом здании, но ему пришлось смириться с очевидным: Сети ограничится тем, что появится в окне дворца, выходящем на большой двор, где соберутся гости, и произнесет короткую речь, чтобы в который раз напомнить им о широте их обязанностей и размере ответственности.