Давайте зададимся вопросом: «Откуда Жуков так быстро узнал, что началась именно война?» Это в воспоминаниях, задним числом, понятно, что есть что. А в то время, 22 июня, да около четырех утра, — маловероятно за столь короткое время оценить сообщение и сделать вывод именно о «начале войны». Не успела, наверное, еще телефонная трубка остыть от сообщений командующих округами об интенсивном обстреле приграничных районов, как Жуков сразу, как в колокол бухнул, — война!

В первом издании мемуаров Жукова фразы о войне не было. Думается, ее редактора изъяли и правильно сделали. Не жуковский это уровень решать: началась война или нет. В то время, в смысле написания мемуаров, в конце 1960-х годов, не глупые редактора сидели. Понимали, что к чему, да и главное, что еще живы были участники происходивших событий. А в более позднее, горбачевское время, уже поредели ряды бывших защитников Отечества, и когда стали славить «гениального полководца всех времен и народов», то, думается, достали рукописи мемуаров Жукова, и убрали былые редакторские правки, чтобы придать, видимо, большую значимость этим «Воспоминаниям».

Итак, как начиналась война? Немного повторимся. Немецкие войска были стянуты к границе и ждали приказа о начале военных действий. Но верховное немецкое командование чего-то выжидало, и имелся даже запасной вариант по переносу даты нападения. А чего ждали? Говорят, что летной погоды. А может, ждали откуда-то своего, только им понятного сигнала? Наконец, приказ о начале военных действий с Советским Союзом в войска был доставлен, и 22 июня в 3 часа 30 минут начались приграничные военные действия, а немецкая авиация нанесла бомбовые удары по нашим крупным городам. Никакой значимости, с военной точки зрения, эти бомбардировки не имели, а преследовали лишь две, на мой взгляд, важные цели. Первая — постараться сделать военный конфликт необратимым, т.е. лишить советскую сторону возможности мирного урегулирования военных действий на границе; и вторая — бомбардировка есть самый эффективный и действенный сигнал для заговорщиков. Давайте почитаем в мемуарах Жукова о том, как он узнал о войне.

«Под утро 22 июня Н. Ф. Ватутин и я находились у наркома обороны С. К. Тимошенко в его служебном кабинете.

В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

Я спросил адмирала:

— Ваше решение?

— Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.

Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил адмиралу Ф. С. Октябрьскому:

— Действуйте и доложите своему наркому.

(Опускаем изложение других событий. — В.М.)

...В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:

— Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения.

Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».

Можно ли из всего приведенного выше текста сделать вывод, что на нас напала Германия? Очень затруднительно, даже Октябрьский не решился сделать такой вывод. Как, по Жукову, тот сообщает об инциденте? Сначала «неизвестные самолеты», а затем — «вражеский налет отбит», — и о немцах ни слова. Рассмотрим еще раз, внимательно, приведенный отрывок. По Жукову, он вместе со своим заместителем Ватутиным находится в кабинете у наркома обороны Тимошенко. А что, своего кабинета нет? Или же собрались вместе и ждали сообщения? И вдруг раздается нужный телефонный звонок. Жуков же, а не хозяин кабинета, берет телефонную трубку (сам же говорит: «мне позвонил») и ведет разговор с абонентом. Странно, не правда ли? В реальной жизни можете ли вы, придя в кабинет к своему начальнику и в его присутствии, брать телефонную трубку и отвечать на раздающиеся звонки? В нашем же случае такое, как видите, возможно. Но это при условии, что присутствующие в кабинете люди есть определенное сообщество, где действующие роли, начальника и подчиненного, распределены не так, как в реальной жизни. Например, в любом тайном обществе его руководитель не есть обязательно человек, занимающий высокий пост или чин в реальной жизни, т.к. тайное общество живет и подчиняется своим, отличным от действительной жизни законам и правилам. Жуков, по всей видимости, являлся, «активным» заговорщиком и поэтому вполне мог чувствовать себя хозяином даже в кабинете наркома. Это один из вероятных мотивов, объясняющих эту «странность».

Далее о звонке командующего Черноморским флотом. В чьем же оперативном подчинении находился данный флот, что его командующий сначала напрямую позвонил не наркому ВМФ, под чьим прямым руководством состоял, а самому наркому обороны, да к тому же телефонную трубку в его кабинете почему-то взял начальник Генштаба Георгий Константинович?

Не с этой ли целью Одесский военный округ находился в подвешенном состоянии, чтобы командующему

Черноморским флотом было удобно напрямую звонить в Москву? Для чего позвонил Октябрьский? Думаете, для того чтобы получить разрешение на открытие зенитного огня по самолетам? Скорее, целью звонка могло быть сообщение о начале акции со стороны немцев, сигнал «наверх», не более того. Ведь никакого существенного противодействия «неизвестным самолетам» сделано же не было. А ведь это были не просто «неизвестные самолеты». Любой гражданский человек только по звуку моторов определит, что это летят бомбардировщики. И ведь не пришла же в голову командующего флотом мысль, чтобы поднять в воздух самолеты истребительной авиации Черноморского флота, которые смогли бы, наверное, определить не только опознавательные знаки этих «неизвестных» самолетов. Возможно, и не допустили бы бомбежки города Севастополя и разбрасывания плавучих мин в акватории военно-морской базы. А если бы не было бомбежки Севастополя, то какая же без этого война?

Кроме того, командующий флотом спрашивает об указаниях у вышестоящего начальства, что в переводе с языка военных надо понимать так: можно ли открывать огонь по этим «неизвестным» самолетам? И что ему ответил Жуков? Если вы, например, не желаете войны, в данном случае с Германией, что бы вы сделали на месте начальника Генштаба Жукова? Неплохо было бы установить, для начала, чьи это самолеты? И, во-вторых, сделать то, что мы пожелали сделать командующему Черноморским флотом. Но, это при условии, что вы не желаете войны с Германией и лишь пресекаете попытки спровоцировать ее. Удивительно, что Жуков все время ругает Сталина за чрезмерную осторожность в отношении провокаций на границе, а тут сам впадает в другую крайность. Чрезмерная агрессивность, особенно в отношении к неизвестной стороне. Так и рвется в бой. Смотрите, как поступает наш уважаемый военачальник. «Переговорив с Тимошенко», Георгий Константинович изрек вполне убедительно для Октябрьского: «Действуйте...». Это звучит, если и не как явный приказ, то уж, во всяком случае, как одобрение действий подчиненного лица. Умеет, кстати, Жуков выкрутиться из сложной ситуации, снимая с себя ответственность. Но ведь есть же и приказная форма в его ответе: «Доложите своему наркому». О чем? О том, что тот уже доложил более высокому начальству? Получается какая-то глупость. Однако через какое-то время у Жукова, как он вспоминает, снова состоялся разговор с адмиралом Октябрьским. Непонятно только, кто кому первый позвонил? «Спокойным тоном доложил» — так резюмирует Жуков свой второй разговор с командующим Черноморским флотом. А чего тому волноваться-то? Подумаешь, налетели «неизвестные самолеты», побомбили немножко город Севастополь, всего дел-то? Хотя бы поинтересовались оба: Жуков, и, конечно же, Октябрьский, чьи же, все-таки, самолеты бомбили вверенные ему для обороны объекты, и по каким самолетам вела огонь корабельная артиллерия и вела ли она этот огонь?