— Злой ты, майор, — подбросив на ладони выбитые из игры фишки, подытожил Тилл, — нет в тебе ни сострадания, ни сочувствия.

— Ты либо спать отправляйся, либо сиди, но молча, — остался непреклонен Алексей. — Заодно посмотришь, как дяди взрослые играют.

Без малого за месяц, проведённый в блоке для военных преступников, Алексей влился в общество его обитателей. Ожидаемой конфронтации с подчинёнными майора Старкова, которого бывшие пехотинцы уважительно звали Старый, удалось избежать. Враждебно настроенные к Алексею бойцы быстро разобрались, что в их ряды затесался тёртый калач, не имеющий ничего общего с выродком, который ради железки угробил батальон, из которого уцелела лишь половина их роты.

Единственным человеком, по-прежнему кидающим на Алексея злобные взгляды, остался тот самый лейтенант, с которым повздорил в день прибытия. Алексей навёл справки и весьма удивился, узнав, что коррекцию нервных окончаний, в коей Алексей сразу заподозрил лейтенанта, тот никогда не делал. Сделавший подобную процедуру Алексей, и до неё считавшийся умелым бойцом, для подготовленных, но всё же простых пехотинцев стал недосягаем. Поняв, что лейтенант не соперник, Алексей успокоился и перестал обращать на него внимание. Далее пришлось пропускать мимо оскорбительные реплики, но за последнее время делать это у Алексея получалось всё лучше и лучше.

В остальном же жизнь в заключении показалась не вылезающему из боёв Алексею весьма недурственной. Здесь оказалось всё, о чём человек в его положении может только мечтать. Всё, начиная от меню ресторанного типа, спортзала, полной свободы действий в пределах комплекса и заканчивая терминалами связи, подключёнными к единой республиканской информационной сети.

Алексей знал, очень скоро такая жизнь достанет до печёнок, поэтому не вдавался в крайности, а использовал данные блага так, чтобы не слишком быстро к ним привыкнуть. В неволе тоже сложились свои традиции. Каждый вечер обитатели кубрика под номером двадцать два садились за весьма занимательную настольную игру.

— Всё, отыгрался, — бросил Тилл потерянную фишку, — вот, Лёша, сяду я завтра перед тобой и тоже испорчу вечер.

— Сержант, либо молчим, либо спим, — обрубил ротный стенания Тилла.

Внезапно в коридоре и кубриках вспыхнул общий свет. Ожившая громкая связь разнеслась по блоку громом щелчков и шорохов, а затем явила голос начальника исправительного комплекса.

— Внимание, заключённые, — рвал динамики знакомый баритон, — приказываю немедленно одеться и построиться в коридоре. — Динамики замолкли, но в блоке по-прежнему стоял грохот. Четыреста человек, вскочив с коек, кинулись к вещам. Неторопливо поднявшись, Алексей глянул на часы. Явление начальства в третьем часу ночи ничего хорошего не сулило. Выйдя в коридор, он послушно влился в растущую шеренгу.

Сразу отметил, что солдаты конвойной службы, появившиеся в блоке с началом представления, заметно напряжены. Привычная вальяжность конвойных на этот раз в глаза не кидалась. Хмурые, озабоченные лица резко контрастировали с тем, что привык обычно видеть. Кольнувшее в сердце предчувствие подтвердила непривычная тишина. В блоке по-прежнему грохотали четыреста пар рук и ног, но с языков конвоиров не сорвалось ни звука, ни замечания, обычно сыплющихся с поучающих уст как из рога изобилия.

Когда самые медлительные влились в шеренгу, в блоке появился начальник.

— Внимание. — Невысокий, поджарый подполковник разом пресёк бродившие по шеренге разговоры. — Все объяснения на борту корабля. Сейчас без суеты, но быстро грузимся на челноки. Личные вещи оставить. Выводите, — приказал он начальнику конвоя и первым шагнул из блока.

Улица встретила взглядом холодных звёзд, цепью заключённых из соседнего блока, грохотом двигателей и скользящими к земле тенями челноков. Заранее открытые десантные люки, соревнуясь в яркости с бьющими вниз реактивными потоками, выделялись электрическими пятнами на тёмных, слившихся с ночью корпусах. Первый челнок коснулся бетона, и замершие было цепочки заключённых устремились к створам десантных люков.

Двигавшийся в конце строя Алексей грузился в числе последних, поэтому мог видеть, как в ожидании командира неподалёку строилась рота конвойной службы. На всех без исключения лицах разглядел печать тревоги.

— Грузимся, — скомандовал начальник исправительного комплекса, чем окончательно убил мелькавшую на лицах конвоиров надежду, — по отделению на челнок, быстрее.

Тяга взлёта давила к полу, однако растущая сила притяжения не помешала кому-то из заключённых обратиться к одному из конвоиров:

— Как звать?

Не получив ответа от молодого парня, которого Алексей часто видел в их блоке, заключённый толкнул того в плечо и повторил вопрос.

— Что? — встрепенулся очнувшийся от дум конвоир и, не понимая, чего от него хотят, уставился на разжалованного ветерана.

— Я говорю, звать тебя как?

— Артём, — дёрнулось лицо парня, — а что?

— Да хотел, Артём, у тебя спросить, что происходит?

— Официально ничего не объявляли, но связисты чешут, что где-то вахны пробились, вот туда и кидают всех кто под рукой оказался.

— Опять, значит, дыры нами латать будут, — озвучил сержант давно посетившую каждого мысль. — Да, Артём?

Вытянув руку, сержант вновь встряхнул отвернувшегося было парня.

— Да ладно, давай поболтаем, — прилип он к солдату, — скажи, Артём, сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— А как получилось, что ты, Артём, нас, грешников, перевоспитывать взялся? Нет, ты не подумай, — видя вмиг нахмурившееся лицо солдата, выставил он перед собой ладони, — я не смеюсь, работа есть работа, просто интересно. Да ладно ты, — вновь слегка ткнул он парня в бок, — за время, что я тут сижу, ты лично зачитал мне не один десяток моралек. Согласись, я имею право знать, как поучающий меня человек к этому пришёл.

— Моё образование связано с психотерапией. Когда мой возраст призвали, я оказался на комплексе. Как, впрочем, многие из нашей роты, вот, собственно, и всё.

— И как давно вы там сидите?

— С начала войны.

— То есть в боях ты не был?

Солдат кивнул. Краем глаза Алексей заметил повёрнутые лица заинтересовавшихся диалогом пехотинцев.

— Скажи, Артём, а ты понимаешь, какая должна сложиться обстановка, чтобы в бой кинули осуждённых за преступления да ещё в компании со своими же надзирателями?

— Я как-то об этом не думал.

— А что тут думать, — вклинился кто-то в разговор, и Алексей насторожился, — зачитаешь вахнам пару моралек и победа. Кто на что учился, — под смешки бывших пехотинцев закончил до боли знакомый голос.

— Пакшес, — выкрикнул Алексей, и сидящий в передних рядах шутник обернулся. Алексей махнул. — Слушай, — пихнул он локтём сидящего рядом, — не в службу, в дружбу, махнись вон с тем лейтенантом местами.

Преодолев притяжение, челноки вырвались в бездонную пустоту и устремились к чёрному силуэту линкора.

— А ты что, с оружием в руках родился? — накинулся на идущего по проходу Пакшеса не оценивший шутку конвоир. — Вылез и сразу в бой?

— Ты о чём?

— О том, что обучен я не хуже тебя, а первый бой он у всех бывает, ты же справился? Вот и я справлюсь. Понял?

— Понял, понял, — поднял ладони Пакшес. — Комбат, здравствуй. — Показав все тридцать два, он крепко пожал протянутую руку и плюхнулся в соседнее кресло.

— Ты здесь откуда?

— Сегодня только прибыл. Узнал, что ты в соседнем блоке, да поздно было, ждал утра, а тут, видишь, подвернулся повод раньше свидеться.

— И повод этот много времени нам не даст, давай рассказывай.

Огромная шлюзовая палуба линкора встретила многотысячным гулом спешно прибывающих с планеты воинских подразделений. Глядя на пестреющую оттенками форм толпу, ведущую подсчёт, построения и деловито снующую между здесь же уложенными штабелями оружия и экипировки, Алексей отметил, что, судя по царившему кругом напряжению, случилось действительно что-то из ряда выходящее.

На выплеснутых из шлюзовых створов заключённых смотрело спроецированное табло со списками составов, формируемых из военных преступников рот. Найдя свою фамилию, Алексей поморщился. Протиснувшись сквозь выискивающих свои имена людей, он шагнул в отведённый для построения его роты сектор.