— Заткнитесь! — рявкнула я, осматриваясь в комнате и восстанавливая в памяти обстановку, что была позавчера. — Что было украдено вчера ночью из хранилища? Быстро!

Инквизитор ошеломленно начал натягивать рубашку назад и запутался в ней.

— Я не собираюсь с вами обсуждать…

Я метнулась к книжному шкафу. Если мои предположения верны, то украдены бумаги, их можно спрятать где угодно. Но нет, книги не тронуты, порядок не нарушен.

— Там внизу епископ с послушниками. И я уверена, что они пришли за вами. И найдут украденное у вас! Быстрее, говорите, что это!

— Госпожа Хризштайн! Вы совсем с ума… Последние остатки разума потеряли? — Кысей пытался застегнуть рубашку на верхние пуговицы.

На столе был беспорядок, но очевидно созданный владельцем. В спальне? Я метнулась туда, но красавчик перехватил меня за локоть.

— Прекратите это представление! Немедленно убирайтесь отсюда!

Он потащил меня к двери, несмотря на мое отчаянное сопротивление, как тут в нее постучали.

— Господин инквизитор, откройте.

Красавчик замер, и его секундного замешательства мне хватило, что освободить руку. Взгляд упал на продавленный диванчик, левая подушка которого была сдвинута всего лишь на полпальца от подлокотника. Возможно, что… Я бросилась к дивану, крикнув в дверь:

— Минуточку, пожалуйста! Мы тут неодеты!

На ходу рванула на себе платье, приспуская его с плеч. Лицо красавчика немедленно залилось пунцовым румянцем, глаза потемнели. Он шагнул ко мне, стиснув кулаки, но я уже выудила из пространства между подушкой и подлокотником увесистый пакет, перемотанной бечевкой. Развернула его, внутри оказалась несколько очень плотных листов, испещренных буквами вперемешку с незнакомыми символами. Я вытащила содержимое и сунула под нос инквизитору:

— Это было украдено? Быстрее!

Его лицо стремительно теряло недавно обретенную краску, и ответ мне был уже не нужен.

— Завет… — прошептал он и пошатнулся. В дверь опять требовательно постучали.

— Откройте немедленно!

— Секундочку!

Я поправила подушку, завернула все обратно и рванула еще больше вырез, к счастью, шнуровка корсета действительно была несильной, поэтому мне удалось засунуть пакет под платье. Я повернулась к инквизитору и потребовала:

— Затяните шнуровку, быстро!

Он секунду помедлил, но потом вцепился в тесьму, а я уперлась в спинку диванчика и поторопила его еще раз. Кысей рывком стянул шнуровку так сильно, что у меня на мгновение перехватило дыхание и потемнело в глазах.

— Совсем сдурели! — прохрипела я, но тут же повернулась к нему и дернула на нем рубашку, безжалостно обрывая застегнутые верхние пуговицы. — Открывайте дверь. И я вас умоляю, не сболтните лишнего!

Красавчик смотрел на меня невидящим взглядом, и я едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину. Отворять дверь пришлось самой.

— Простите, но господин инквизитор переодевался…

Меня грубо оттолкнули с дороги. Епископ смерил застывшего красавчика презрительным взглядом, прошелся по его более чем выразительно расстегнутой рубашке, перевел взгляд на меня и хмыкнул.

— В то время, как все слуги Святого Престола с ног сбились в поисках… — Епископ оборвал себя и покосился на меня. — Вы тут с девицей развлекаетесь?

— Что вы себе позволяете? — взорвалась я, переходя на образ оскорбленной невинности. — Господин инквизитор изволил переодеваться, а я…

Изумление и ужас от обнаружения украденного Завета в моей комнате быстро прошли, осталась только злость. Я злился на Лидию, что так беспечно влезла в церковные дела, даже не понимая, по какому лезвию ходит, злился на неизвестного, что подкинул мне запрещенный манускрипт, злился на себя, потому что оплошал и позволил этому случиться.

— Что вас привело в столь поздний час, ваша святость? — я довольно резко оборвал пикировку Лидии с епископом, не в силах отвести взор от предательски тонкой ткани ее платья, скрывающей Завет под туго стянутым корсажем. Если пропажа будет обнаружена у меня, то в лучшем случае обойдется отстранением и лишением сана, а в худшем…

— Вот разрешение ордена Пяти на проведения у вас обыска, господин инквизитор, — епископ смотрел на меня со странным выражением. — Госпожа Хризштайн, покиньте помещение.

— Что за глупость? — возмущенно влезла Лидия. — Мы и так уже опаздываем. Представление начнется в девять! Какой еще обыск!

Значит, все-таки кто-то из своих. Я вздохнул, решая, что хуже: отпустить Лидию с одним из пяти запрещенных апокрифов, одно лишь знание о которых карается отлучением от лона Церкви, или позволить ей остаться, рискуя обнаружить пропажу.

— Езжайте домой, госпожа Хризштайн, — как можно мягче попросил я.

— Вот еще! — фыркнула она. — Я никак не могу пропустить представление! Вы же понимаете…

И она, к моему ужасу, довольно выразительно провела рукой по своей груди и талии, подмигнув мне. У меня перехватило дыхание — самоуверенная дура! Она не понимает, во что ввязалась! Следом пришло неумолимое осознание того, что отдохнуть этим вечером точно не получится.

— Подождите меня в экипаже, — процедил я, молясь про себя, чтобы она больше ничего не выкинула. — Я скоро буду. Уверен, недоразумение быстро разрешится.

— Приступайте, — кивнул епископ двум послушникам и Вилю, церковному служке, что недавно оправился от ранения и горел усердием.

Лидия замерла в дверях, досадливо придерживая рукой несобранные волосы.

— А что хоть ищете? Из-за чего столько шуму?

— Вас это не касается, госпожа Хризштайн, — епископ указал ей на дверь, даже не удостоив взглядом, он был занят просматриванием бумаг на моем столе. Все происходящее казалось дурным сном, мои вещи без спроса переворачивали, заглядывали в личную переписку, вытряхивали ящики стола…

— Вы так думаете? — Лидия насмешливо склонила голову набок. — Но я же занимаюсь частным сыском. Если вдруг надумаете, обращайтесь. Сделаю вам скидку…

Боже Единый, да уберись ты уже отсюда, малохольная!

— Не задерживайтесь, господин инквизитор, — наконец кивнула она мне. — Долго я вас ждать не буду.

С ее уходом я выдохнул тревогу, пытаясь собраться с мыслями. У кого была возможность вынести Завет из хранилища? Епископ, я и отец Валуа. Но зачем кому-то из этих двоих совершать подобное? Тем более подкладывать его мне, так безрассудно рисковать, чтобы подставить?.. Епископ не в восторге от меня, он и не скрывает своего отношения, но…

— Почему обыскивают именно мое жилье?

— Потому что вы, господин Тиффано, имели доступ к хранилищу. Вам было поручено организовать охрану апокрифа Пяти, а вы преступно пренебрегли своими обязанностями. Впрочем, не в первый раз… — Епископ многозначительно замолчал.

— И что, по-вашему, я мог украсть Завет? Вы сами в это верите?

Церковник взглянул на меня, а я пытался прочесть в его взгляде, что ему известно. Я сомневался в том, что он может быть причастен к краже, но тогда получается…

— Не верю, господин Тиффано, — наконец ответил епископ и вытер платком влажный лоб. Небо за окном угрожающе потемнело, укутав город плотным душным саваном. Я вдруг вспомнил, что не одет толком. А Лидия точно ждать не будет.

— Не верю, потому что вы молодой амбициозный дурак, и на такое едва ли способны, но обыскать обязан. Вы под подозрением, как и послушники, охранявшие в ту ночь хранилище. Если Завет не будет найден в ближайшее время, полетят головы. Орден Пяти церемонится не любит.

Я сокрушенно покачал головой.

— Что ж, ищите. А я, с вашего позволения, пойду переоденусь. Не хочу опаздывать, девица Хризштайн и так будет всю дорогу ныть.

В спальне я намеренно не закрыл дверь, чтобы иметь возможность в зеркале видеть край злополучного диванчика. Чистой рубашки не оказалось, а на той, что на мне, по милости этой сумасшедшей, были оборваны верхние пуговицы. Я задумался, колеблясь, стоит ли оставить рубашку или поискать менее грязную, и почти пропустил момент, когда к диванчику подошел служка Виль. Он засунул руку между подушкой и подлокотником, на его лице было написано злорадное предвкушение. Я сощурил глаза и затаил дыхание. Глумливое торжество сменилось удивлением, он засунул руку еще глубже, потом с раздражением отшвырнул подушку, стал лихорадочно шарить. Теперь служка уже не ухмылялся, в глазах застыло недоумение, что быстро сменилось ужасом. Он хрипло прикрикнул на послушников: